Изменить стиль страницы

Сводила меня судьба со многими людьми, слухов и легенд - тоже хватало, и "правды-матки" достаточно наслушался. Время заставило быстро разбираться в людях - " ху из ху"…

- Слушай, а зачем ты мины тащил, да еще и противотанковые? У Вас же "проческа" тогда была.

- Много ты знаешь…

И отвернулся. Я тоже…

Всяких людей встречал, до и после, и в самом Афгане. Есть у человека такой грешок, примазаться к чужому подвигу. Бревно злополучное на субботнике с Лениным, тоже тысяч пятнадцать несло…

Больные со всех "щелей" Афгана прибывают. К обеду уже и солнышко пригревает, снег вперемешку с грязью. Непролазное болото, и постоянное чувство голода витает над каждым.

Крик в пустоту: где же ваше "командирское око", ответственного за это блядтво, кто-то же за "это" отвечает???

Про "кормежку" я "ну вааще молчу"… Варочный бак с коркой льда, ни ложек, ни тарелок, ни черпака… заносят два "тела", тени в раю - не иначе, и сразу исчезают. Из банки из-под тушенки сделали подобие черпака. Я пару кусочков хлеба съел, но голод не тетка… Выменял свою шапку у бачат, которые у колючки шастали, на пару пакетов апельсин, лепешки. Спасибо родной бригаде, сумку полевую набили харчами. Есть даже с чем Новый Год справить. Банка сгущенки, пару апельсинов, пачка печенья и сыр… На всех не хватает, по половинке печенья на "брата"…

Третьи сутки пошли.

Новогодняя ночь. Мы, "изгои". Справа, слева - шум, крики, стрельба, ракеты. Небо все в огнях, опять стрельба, счастливые лица в отблесках пламени… не настрелялись. Бой курантов… по Кабулу, по Ташкенту, по Москве… Все надеемся на лучшее, но живем настоящим.

Кому мы на хрен здесь, в этой грязи, нужны?

Кому я нужен? - только родителям.

Вши табунами, воды нет, туалет "обозначен флажками"… В углу боец стонет. Кто-то у колючки выпрашивает лепешки у бачат.

Где же "НАШИ" командирские правила? - три "П" для подчиненных:

- пожрать,

- поспать,

- посрать…

За "бортом", днем "+", ночью "-".

Спим, не раздеваясь, в шинелях, с шапками на головах, в сапогах.

Глаза только закроешь - холод пробирает до косточек. К "буржуйке".

Ладони согреешь и назад на койку, освобождая место очередному кандидату на обогрев…

Пятый день пошел.

В скотов превращаемся на шестьдесят четвертом году Советской власти.

Кому-то совсем плохо, на соседней койке…

- Дежурный! Носилки!!!

Загрузили солдатика, унесли. Куда - неизвестно.

Эх, была - не была…

Достаю гранату, "шкандыбаю", если так можно назвать мою походку, в палатку дежурного.

Стол. Керосинка. "ТАшка" на столе, топчаны, тепло, жар из печки.

Два "тела" рядом, слюни по бушлатам, рожи сытые и наглые… Сидит прапор, "сучара", из котелка тушенку "хомячит".

- Слышь, урод, если через полчаса я не переговорю с начальником этого блядства… Звони. Я подожду. Все звонки оплачиваю. На тебе плату - кольцо от гранаты.

И бросаю на столик колечко с усиками. Через минут двадцать, с перегаром за полкилометра, заползает капитан. Разговор у нас нервный такой получился, в основном на "ВЫ": Я тебя ВЫе…, ВЫброшу, ВЫ… и так далее. Но результат уже к утру почувствовали. Посуда появилась, дрова поднесли, "тело" из наряда истопником у нас заработало… Пока я его не раздел до голого торса, в палатке ночью холодно было.

А вот уже и третье января. Вечер. ГАЗ-66 возле шлагбаума, поддерживая друг друга под руки, кого на носилках… Я на одной ноге допрыгал.

Человек двадцать пять. Загружаемся. Я старшему машины, тот же прапор был, гранаты всучил, на память.

- Не держи зла, браток.

Кто помнит эту рокадную дорогу вдоль наших частей, пусть вздрогнет. Все ухабы и тряски были "наши".

Конец взлетки… Сначала загружают "цинки", потом борта эти

"Тюльпанами" звать стали. Мы - на лавках, справа-слева.

Пошли по "кольцу": все наши морги и госпиталя - Баграм, Кандагар,

Герат, Кундуз… везде раненные, больные, "двухсотые"…

Опять взлет, но уже в Союз, два часа лету, ко мне обращается капитан - начальник службы РАВ 66 бригады (джелалабадской, помню - комбриг Оздоев):

- У тебя что-нибудь запрещенное есть?

- Нет, только кассета с песнями нашими и фотки. Да еще апельсин афганский, контрабандный.

- На, иконки и крестики. Под погоны спрячь.

Посадка. Ташкент. Дождь льет. Госпиталь не принимает, забит до отказа.

Дальше куда?

В Самарканд.

Таможня вдоль рядов прошла. Посадочные листы собрала. Опять взлет. Час в воздухе. Посадка: Самарканд. "Таблетки" одна за другой.

Всех забрали. "Двухсотые" - в последний рейс по Союзу…

Приемное отделение. Сортировка. Вот и до меня очередь дошла:

- Куда его?

- В хирургию…

- Я не возьму - он желтушник.

- В инфекцию…

- Не возьму - у него, глядите, нога какая…

А теперь, кто стоит, сядьте:

- В кожно-венерологическое… Возьмите костыль и в восьмое отделение. Санитар - проведите.

На газонах палатки. Госпиталь на двести коек рассчитан, а наших ребят уже за тысячу перевалило. Четыре часа утра, в отделение не пускают. Мы же "бомжи". От нас псиной за полкилометра несет: небритые, немытые. Сразу к ДДАшкам шквариться и париться со всеми шмотками. Вода - минуту холодная, минуту - кипяток. Помылись.

Переоделись. К завтраку поспели. Питание ничего. Доппитание афганское по полной, аж непривычно…

Начальник госпиталя и начальник одного из отделений за неделю до нашего приезда под следствие "попали", потом срок получили - 8 и 7 лет, за подделку продовольственных документов на "афганцев", да еще за оплату любой медицинской услуги: капельница - 3 рубля, укол - 5 рублей, и т.д. Вот они, зачатки "узбекского дела"!

Отделение на восемь коек. В проходах бойцы, справа-слева, капельницы. В палате два яруса для офицеров. Я, естественно, на втором, хоть нога как бревно. Рядом капитан из Джелалабада. Внизу - майор из Кандагара. Каждое утро его через окно затаскивали - "в стельку"… В один из дней уже и не проснулся, цироз… допился…