— Я ничего не могу ему сказать, потому что его здесь нет, он ушел домой, поверьте мне.

— Значит, я позвоню ему домой. Дайте мне номер. Скрипучим голосом мисс Уоллес продиктовала мне номер.

Он уже был мне известен: я набирал его прошлой ночью: Я нажал на рычаг и назвал этот номер. Трубку взяла Прис.

— Это Льюис, — сказал я. — Льюис Роузен.

— Боже милосердный! — от неожиданности сказала Прис. — Ты где? Тебя так хорошо слышно. — Похоже, она нервничала.

— Здесь, в Сиэтле. Прилетел прошлой ночью: я здесь, чтобы спасти тебя от Сэма Берроуза.

— Ой, Боже мой.

— Послушай, Прис: оставайся там, где ты находишься. Я сейчас приеду. Ладно? Ты понимаешь?

— О нет, — сказала Прис. — Льюис… — Голос ее стал жестким. — Подожди секундочку. Сегодня утром я говорила с Хор-стовски: он рассказал мне о тебе и твоем кататоническом буйстве: он меня предостерг насчет тебя.

— Скажи Сэму, пусть он посадит тебя в мотор и пришлет сюда, — продолжил я.

— Думаю, что ты ему уже звонил.

— Если ты не уйдешь со мной, — сказал я, — я тебя убью.

— Нет, не убьешь, — сказала она жестко и спокойно: Прис вновь обрела свое смертельное ледяное спокойствие. — Ты всего лишь делаешь жалкие попытки. Ты, жалкая карикатура из низов общества.

Я был ошеломлен:

— Послушай, — попытался я было начать.

— Ты, гегемон. Ты, круглый идиот. Если тебе кажется, что ты можешь совать свой нос в чужие дела, лучше сдохни! Я знаю все, что ты замышляешь: все, ослы тупые, пердуны мордастые, не можете без меня сварганить своего симулакра, а?! И хотите, чтобы я вернулась. А, иди ты к чертям собачьим. А если ты попробуешь прийти сюда, я закричу, что ты меня насилуешь или убиваешь, и остаток жизни ты проведешь за решеткой. Так что подумай лучше об этом. — Она замолчала, но трубку не положила: мне было слышно, что она там. Она ждала с явным удовольствием, что я ей отвечу, если вообще можно было что-то ответить…

— Я тебя люблю, — сказал я ей.

— Иди гуляй. О, Сэм пришел. Положи трубку. И не называй меня Прис. Меня зовут Пристин Вумэнкайнд. Убирайся обратно в Буаз и ширкайся со своими бедными, маленькими, недоделанными симулакрами, сделай мне такое одолжение, а? — Она снова замолчала в ожидании, а я не мог ничего сказать: во всяком случае, ничего, что представляло бы какую-нибудь ценность. — Пока, ты, уродливое ничтожество из низов общества, — произнесла Прис не допускающим возражения тоном. — И, пожалуйста, больше никогда не надоедай мне своими звонками. Оставь их для какой-нибудь засаленной бабы, которая горит желанием, чтобы ты ее потискал. Если только ты сможешь ухитриться найти какую-нибудь — засаленную, страшную и без роду без племени. — На этот раз она наконец бросила трубку, а я с облегчением вздрогнул. Меня колотило оттого; что я все-таки избавился от этрго разговора, бросил ненавистную трубку — лишь бы подальше от Прис, подальше от этого спокойного, ядовитого, обвиняющего, родного голоса.

«Прис, — думал я, — я люблю тебя. Почему? Что мне надо было сделать, чтобы быть рядом с тобой? Что это за ненормальный инстинкт такой?»

Я уселся на кровать и закрыл глаза.

Глава 14

Делать нечего — надо возвращаться в Буаз.

Я был побежден — не могущественным, опытным Сэмом К. Берроузом, и даже не моим партнером Мори Роком, но восемнадцатилетней Прис. Не было смысла задерживаться в Сиэтле.

Что меня ожидало впереди? Вернуться в «Объединение Р и Р», помириться с Мори, продолжить все с того момента, на котором я все бросил. Вернуться к работе над солдатом-нянькой. Вернуться к работе для грубого, мрачного Эдвина М. Стентона с его ужасным характером. Вернуться к вынужденным слушаниям бесконечного чтения вслух «Винни-Пуха» и «Питера Пэна» симулакром Линкольна! Опять запах сигар «Корина Ларкс», снова и опять — еще один запах, более тонкий, — но такой же привычный — сигары моего папы «Антоний и Клеопатра»… Мир, который я покинул, — фабрика музыкальных инструментов в Буаз, наш офис в Онтарио…

И все еще оставалась возможность, что Мори не позволит мне вернуться, что он говорил о разрыве наших отношений всерьез. Значит, я мог оказаться даже без этого скучного, серого мирка, который я знал и который покинул: я мог вообще остаться без будущего.

Может быть, именно сейчас пришло мое время. Подходящее, чтобы взять пистолет и снести себе полбашки. Вместо возвращения в Буаз.

Мой обмен веществ то ускорялся, то замедлялся: я слабел от центробежной силы и в то же время шарил вокруг себя, пытаясь схватиться за любую вещь из тех, что находились рядом со мной. Прис взяла надо мной верх, и, кроме того, вместо того, чтобы владеть мною безраздельно, она отшвырнула меня, извергла меня в мучительном пароксизме рвоты. Словно магнит одновременно притянул и оттолкнул частицы: я был захвачен смертельной вибрацией.

Между тем Прис продолжала, даже ничего и не заметив.

Наконец мне стал ясен смысл моей жизни. Я был обречен любить нечто потустороннее, жестокое, холодное и бесплодное черт знает что — Прис Фрауенциммер. Уж лучше бы было возненавидеть весь остальной мир.

С точки зрения крайней близости моего положения к полной безнадежности, я решился испытать последнюю меру. Прежде чем я спасую, попытаюсь обратиться к симулакру Линкольна. Он помогал мне раньше — может быть, поможет и сейчас.

— Это снова Льюис, — сказал я, когда Мори взял трубку. — Отвези Линкольна в аэропорт и посади на рейс в Сиэтл, прямо сейчас. Мне нужно его позаимствовать примерно на сутки.

Он сейчас же стал неистово спорить со мной: мы с ним сражались целых полчаса. Наконец он уступил: перед тем, как повесить трубку, мне удалось выдавить из него обещание, что Линкольн полетит в Сиэтл на «Боинге-900», вылетающем в сумерки.

Совершенно измученный, я прилег отдохнуть. Если ОН не сможет найти этот мотель, — решил я, ОН, вероятно, ни на что не годен… А я буду здесь лежать и отдыхать.

То, что именно Прис проектировала ЕГО, было иронией судьбы.

Ну вот, мы и получаем сейчас пользу от некоторых своих вложений, — сказал я себе. ЕГО создание стоило нам массу денег, и мы не сумели провести сделку с Берроузом: вся ЕГО работа заключалась в том, что ОН сидел, и без конца читал вслух, и хихикал при этом.

Где-то в глубине сознания я воскресил эпизод, имевший место с Эйбом Линкольном и девицами. Это была какая-то привередливая девица, в которой он в молодости души не чаял. Ответила ли она ему взаимностью? Ей-богу, я не мог вспомнить, как закончилась эта история. Все, что я смог выудить из памяти — это то, что он очень сильно страдал по этой причине.

— Совсем как я, — сказал я себе. — У нас с Линкольном было много общего: женщины заставили нас пережить трудные времена. Значит, он посочувствует мне.

Чем же мне заняться до прибытия симулакра? Оставаться в своем номере было рискованно… сходить, что ли, в городскую публичную библиотеку, почитать о юности Линкольна и его увлечениях? Я сказал администратору мотеля, где меня искать, если некто, очень похожий на Абрахама Линкольна придет и спросит обо мне, потом поймал такси и уехал. Мне надо было убить массу времени: было только десять часов утра.

Еще не все потеряно, сказал я себе, пока такси везло меня в библиотеку. Я не сдаюсь!

Я не сдамся, пока у меня есть Линкольн, чтобы избавить меня от моих проблем. Один из лучших президентов за всю историю Америки и вдобавок великолепный юрист. Можно ли желать лучшего?

ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ И МОЖЕТ МНЕ ПОМОЧЬ, ТАК ЭТО АБРАХАМ ЛИНКОЛЬН.

Справочники в публичной библиотеке Сиэтла не очень-то поддержали мое настроение. Согласно им, Эйб Линкольн был отвергнут девушкой, которую любил. Он настолько упал духом, что впал в состояние близкой к психозу меланхолии на долгие месяцы-: он едва не покончил с собой, а этот инцидент оставил глубокий след в его душе на весь остаток жизни.

«Великолепно, — мрачно подумал я, закрыв книгу. — То, что мне надо: еще больший неудачник, чем я».