Подобный подход напоминает одновременно Гобино и Маркса (отметим, что Маркс также заявил в 1844 году, что иудаизм, который он отождествлял с буржуазией, достиг «мирового господства»). В заключение Марр нарочито обращался к евреям: «Мое перо выражает горечь угнетенного народа, страдающего сегодня под вашим гнетом подобно тому, как вы страдали под нашим гнетом, который вы смогли сбросить с течением времени. Для нас наступили сумерки богов. Вы стали нашими хозяевами, а мы превратились в рабов… Finis Germaniae». В течение нескольких лет это мрачное сочинение выдержало дюжину изданий. В дальнейшем автор проявил некоторый оптимизм, поскольку в 1879 году он основал «Антисемитскую лигу».

В 1875 году подобные сочинения стали публиковаться на страницах двух больших влиятельных журналов, которые вели борьбу против внутренней политики Бисмарка – протестантского «Kreuzzeitung» и католического «Gemania», Оба журнала использовали расистские теории, не видя в них ничего предосудительного. Так, в журнале «Gemani» утверждалось, что преследования евреев никогда не имели религиозных мотивов, но представляли собой выступление германской расы против вторжения чуждого племени. Вскоре, однако, католический журнал стал более умеренным и в конце концов вообще перестал вести антисемитскую агитацию, тогда как протестантская пресса в основном сохраняла враждебный тон вплоть до установления Третьего рейха, К тому же именно сотрудник журнала «Kreuzzeitung» Германн Гедше, т. е. «сэр Джон Ретклифф» был автором фантастического романа «Биарриц», ставшего первым шагом к «Протоколам сионских мудрецов». В Германии антисемитизм был делом прежде всего лютеран, тогда как в Австрии и Франции это было делом католиков. Таким образом, в эпоху всеобщего избирательного права антисемитизм оказывался делом «референтной группы» большинства, т. е. в известной степени анонимной, которая определяет и классифицирует остальных и рассматривает свое ведущее положение как само собой разумеющееся (Сp. Colette Guillauman. “L’eideologie rasite, genese et langage actuel”, Paris, 1972, XIV, pp. 213-221, “Le categorisant”.).

Не случайно в Германии возмущение на страницах прессы приводило к уличным возмущениям именно под сенью Лютера. Пастор Адольф Штекер, капеллан императорского двора, бывший сам выходцем из рабочей среды, стремился противодействовать влиянию атеистической социал-демократии на рабочие массы или, по его собственному выражению, «разрушить Интернационал ненависти с помощью Интернационала любви». Для этого он основал в 1878 году в Берлине свою христианско-соцалистическую партию трудящихся». На диспуте по случаю учреждения партии присутствовало значительное количество рабочих, однако наибольшую поддержку получил социал-демократический оратор; принятая резолюция констатировала, что христианство проявило себя неспособным избавить человечество от несчастий и что основные надежды следует возлагать на социализм. Тем не менее Штекер продолжал свою пропаганду, не имевшую особого успеха до тех пор, пока ему не пришло в голову выдвинуть на первый план тему: «Требования, которые мы предъявляем еврейству». Он понял, что на этот раз ему удалось попасть в цель и у него появилась прекрасная платформа для привлечения сторонников. Тогда он стал во все больших масштабах концентрировать свою пропаганду на антисемитских темах, хотя она привлекала в его партию гораздо больше ремесленников, мелких торговцев и чиновников, чем собственно рабочих.

В результате в 1880-1881 годах Берлин превратился в театр насилия, тем более что активный вклад в эту деятельность вносили и совершенно далекие от христианства подстрекатели, в том числе Бернгард Фёрстер, зять Ницше, или молодой учитель Эрнст Энрици. Организованные банды нападали на евреев на улицах, выгоняли их из кафе, били стекла в принадлежащих евреям магазинах. В провинции начались поджоги синагог. Этот антисемитизм, который можно назвать абсолютным или расовым антисемитизмом, в Германии попал в особо благоприятные для себя условия, поскольку, как мы уже видели, расовый подход к истории укоренился здесь гораздо глубже, чем в других местах. Он был настолько распространен, что даже защитники евреев видели в этом конфликте столкновение «семитской крови» с «чуждой кровью» и в качестве панацеи предлагали смешанные браки, что должно было обеспечить слияние этих «кровей». По этой же причине сионистское движение, оставившее французских евреев равнодушными (за некоторыми исключениями) и даже наводившее на них ужас, получило широкую поддержку в Австрии, где оно родилось, и в Германии,

В 1880 году Бернгард Ферстер, вдохновленный пребыванием в вагнеровском Байрейте, выступил с идеей антисемитского ходатайства, в котором высказывалось требование специальной переписи всех евреев Германии и их полного изгнания с общественных должностей и из сферы образования. За несколько недель было собрано двести двадцать пять тысяч подписей; и если к петиции присоединилось значительное количество студентов, то лишь один университетский профессор, а именно астроном Иоганн Цёлънер, рискнул поставить под ней свою подпись. Однако высокомерные немецкие профессора, которые хотели остаться над схваткой, также вскоре оказались замешанными в нее. Первоначальный толчок быя дан властителем умов националистической немецкой молодежи историком Генрихом Трейчке.

Трейчке сочетал живую лютеранскую веру с культом очищающей и радостной войны, что отнюдь не было чем-то исключительным для Германии этого периода. Успехи евреев вызывали у него беспокойство по крайней мере с 1871 года, когда он написал своей жене: «Повсюду растет гнев против огромной мощи евреев, и я начинаю опасаться ответной реакции антиеврейского движения черни», В более позднем письме он воспевал красоту германской нации в следующих выражениях: «Главные отличия заключены в глазах и бедрах: в них состоит преимущество германских народов; славяне и латиняне лишены этого». Когда антисемитская активность выплеснулась на улицы, вызывая все более многочисленные инциденты и скандалы, он решил высказать свое мнение по этому поводу.

В ноябре 1879 года Трейчке опубликовал небольшой очерк о иудео-христианских отношениях, который он озаглавил «Наши перспективы». Эти перспективы отнюдь не казались ему блестящими. Он также рассуждал о призраке еврейского господства и бичевал сарказмами «толпу молодых выходцев из Польши, торгующих панталонами, чьи дети непременно станут в Германии властителями биржи и прессы. Однако, согласно Трейчке, непреодолимая пропасть разделяет «германское существо» от «восточного существа». Он восклицал: «Евреи – это наше несчастье!», уверяя, что немцы, являющиеся самыми лучшими, «самыми образованными, самыми терпимыми», в глубине своих сердец разделяют это убеждение. Нет ничего удивительного, что антисемитская деятельность была в его глазах лишь «естественным, хотя грубым и постыдным, проявлением народного германского чувства к чужеродным элементам».

Сочинение Трейчке вызвало бурную полемику в университетской среде. Как констатировал его главный противник великий латинист Теодор Моммзен, очерк Трейчке сделал антисемитизм «респектабельным» (anstdndig), сняв с него «сдерживающие путы стыдливости». Как предупреждал Моммзен, возрастающая напряженность угрожала перерасти в «войну всех против всех», и он называл антисемитские кампании «выкидышем национального чувства». Вплоть до конца своих дней Моммзен прилагал все усилия для борьбы с шовинизмом и германским расизмом, с «национальными глупцами, которые хотят заменить всеобщего Адама германским Адамом, в котором были бы сосредоточены все достижения человеческого духа». Но в своих возражениях Трейчке он также говорил о «неравенстве, существующем между германским Западом и семитской кровью»; он также настойчиво советовал евреям принять христианство, чтобы полностью освободиться от платы за «вхождение в великую нацию».

Когда антисемитизм столь глубоко пропитал собой буржуазные нравы, стали множиться антисемитские движения и партии; стали созываться международные конгрессы (Дрезден, 1882; Хемниц, 1883); многочисленные студенческие корпорации принимали решения об исключении евреев из своих рядов; более того, обычай, который можно квалифицировать как специфически германский (поскольку он существовал лишь в Австрии и Германии), запрещал студентам драться на дуэли с евреями. Один обозреватель писал в 1896 году, что для германца дуэль представляет собой моральный поступок, а для еврея лишь общепринятую ложь, поэтому не следовало верить даже тем евреям, которые проявляли готовность пожертвовать своей жизнью.