Лишь в XIX веке, в 1805–1809 годах Август Людвиг Шлетцер, немецкий историк на русской службе, впервые опубликовал, да и то по-немецки, Несторову летопись. В 1809–1819 годах Д. И. Языков перевел ее на русский язык, посвятив свой перевод императору Александру I. И в это же время, в самом конце XVIII века или в начале XIX, графом А. И. Мусиным-Пушкиным (1744–1817) была открыта Лаврентьевская летопись, а издали ее только в 1846 году. Тот же Мусин-Пушкин в 1795 году обнаружил и рукопись «Слова о полку Игореве».

Первая связная «История Государства Российского» со времени его воображаемого основания появилась уже в XIX веке. Составил ее Н. М. Карамзин, который в 1816–1825 годах выпустил при субсидии правительства одиннадцать ее томов, а последний двенадцатый том вышел в 1826 году после его смерти…

Такова история сведения воедино данных разных летописей и их первичных толкований. Рассмотрим же историю появления самих русских летописей.

Только при Петре I широко распространилось то написание букв, которое мы знаем сейчас, так называемое гражданское письмо. До этого пользовались церковно-славянским письмом, и книжным был вовсе не русский язык, а только церковно-славянское литературное наречие, родственное словацкому.

Первой же книгой на действительно русском языке стал перевод сочинения Леонарда Фронспергера «О военном деле», сделанный по повелению царя Алексея Михайловича, отца Петра I, в 1647 году, а первый опыт русской грамматики появился за границей на латыни под названием «H. W. Ludolfii Grammatica Rossica». А значит, все памятники русской литературы, созданные до 1647 года, должны обнаруживать признаки влияния юго-западных славян, которые и являются, собственно, нашими первыми учителями и просветителями. Поэтому нет ничего удивительного, что русская летопись, носившая прежде название Несторовой, а теперь называемая просто «Начальной русской летописью», несет следы западнославянского влияния. Эта летопись дошла до нас в нескольких копиях, из которых в начале XIX века были знамениты следующие:

1) «Повести временных лет Нестора черноризца Феодосиевого монастыря Печерского». Этот список с именем Нестора принадлежал сначала известному собирателю рукописей П. К. Хлебникову (ум. в 1777), затем С. Д. Полторацкому (1803–1884), а откуда взял его Хлебников — неизвестно. Написан документ на бумаге в малый лист полууставом, повествование доведено до 1098 года.

2) «Русский Временник, сиречь Летописец, содержащий Российскую Историю от 6370 (862) по 7189 (1681) лето. 2 части. Москва. 1790».

3) «Летописец, содержащий в себе Российскую Историю от 6360 (862) по 7106 (1598) год. Москва, 1781», называемый также Архангельским списком.

Самый интересный из всех существующих списков[1] (и можно думать, древнее не найти) — это Радзивиловская летопись. Документ написан полууставом конца XV века и украшен 604 интересными рисунками, имеющими важное археологическое значение, за что и называется лицевым, то есть иллюстрированным списком. На листе, приклеенном к переплету, находятся три записи на белорусском наречии юмористического содержания, пародирующие летописца. Например: «Две недели у Пилипово говение (Филиппова поста) Пурфен Пырчкин жито сеял у року девятьдесятом». Или: «В року шессот третьем за 6 недель перед великоднем (пасхою) водлуг (по счету) старого календаря, кобыла сивая ожеребилася», и прочее в том же духе.

В конце рукописи имеется приписка, что она была подарена Станиславом Зеновичем князю Янушу Радзивиллу. А потом она в 1671 году поступила в Кенигсбергскую библиотеку от князя Богуслава Радзивилла, как видно из печатного ярлыка с гербом города Кенигсберга и подписью.

В 1716 году Петр I приказал снять с этой рукописи копию, которая могла быть затем переснята в России, причем не в одном экземпляре. А во время семилетней войны в 1760 году и сам Кенигсбергский оригинал был приобретен для нашей Академии Наук.

И уже в 1767 году он был напечатан в Петербурге весь, как есть, «без всякой переправки в слоге и речениях», в издании «Библиотека Российская Историческая. Древние летописи».

Вот настоящее начало Русских летописей! Понятно, что книга, распространившись в сотнях экземпляров по тогдашним еще малочисленным оазисам грамотности, сильно возбудила воображение своих читателей, никогда не видавших еще ничего подобного. Она, конечно, вызвала естественное желание пополнить эти сведения и продолжить их за 1206 год, которым повествование оканчивается или, вернее, обрывается, вслед за такими словами:

Понятно, что внезапная приостановка Радзивиловой летописи на таком интересном месте должна была показаться прямо невыносимой для любознательного читателя, впервые ознакомившегося с нею после ее печатного издания в 1767 году. Потому и начались ее переписки с продолжениями, важнейшими из коих являются Лаврентьевский список и «Рукопись Московской Духовной Академии».

Лаврентьевский список, иначе называемый Суздальским или Мусин-Пушкинским, имеет заголовок «Се повести временных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити и откуду Русская земля стала есть». Под заголовком рукописи можно разобрать: «Книга Рожественского монастыря Володимирского».

Эта рукопись, переписавшая с мелкими поправками весь Радзивиловский список, доводит рассказ до 6803 (по нашему счету 1305) года, но вдруг заканчивает неожиданной припиской 1377 года, то есть через 72 года после окончания летописи:

А вопрос о том, почему же автор свое «последнее сказание» закончил за 72 года до «окончания трудов», так и остается открытым.

Как и когда получили мы «Лаврентьев список»? Его собственная история не уходит глубже самого конца XVIII или начала XIX века. В начале XIX столетия он был преподнесен известным коллекционером книг графом А. И. Мусиным-Пушкиным императору Александру I, который передал его в Публичную библиотеку. Вот и всё.

Вторая важнейшая копия Радзивиловского списка — «Рукопись Московской Духовной Академии», написанная полууставом на 261 листе. На первом листе помечено: «Живоначальные Троицы», поэтому она называется «Троицкой», а на последнем листе написано: «Сергиева монастыря». До 1206 года текст копирует Радзивиловскую летопись почти дословно, с ничтожными поправками. А с того момента, на котором кончается Радзивиловский оригинал, она ведет непрерывное внешне продолжение, но уже совсем в другом тоне, чем Лаврентьевская за те же годы, и доводит свой рассказ до 1419 года довольно самостоятельно, не повторяя оригинальной части Лаврентьевской летописи.