Пока я занимался этими вопросам, Забарди-Бунугга довольно успешно справился со своей задачей, хотя и не без небольших потерь. Люди Ура укрылись в Туммале, который считается там домом Энлиля, и потребовалось сломать стены храма, чтобы выбить их оттуда. Теперь, когда Ниппур наш, я послал туда моего сына Ур-лугала выстроить Туммаль заново.
Для меня сейчас самые рабочие времена. Воистину, нет ни минуты для отдыха. Но мне ничего другого и не надо. Что еще остается делать, если не строить планы творить, осуществлять задуманное? Это — спасение наших душ. Вслушайтесь в музыку во дворе: арфист играет и своей музыкой платит за право своего рождения. Посмотрите на златокузнеца, склоняющегося над своей работой. Плотник, рыбак, писец, жрец, царь — выполнением нашего долга мы. выполняем заповеди богов, и это единственная цель нашей жизни, для которой мы и созданы. Очень часто по капризу богов мы оказываемся брошены в случайный мир, где правит неуверенность. И среди этого хаоса мы должны создать себе надежное место. Это достигается нашей работой. Моя работа — быть царем.
Я тружусь, трудятся и мои люди. Храмы, каналы, городские стены, мостовые — как можно когда-либо перестать чинить и перестраивать их? Такова наша доля. Обряды и жертвы, которыми мы держим в подчинении буйные силы хаоса, — как можем мы перестать их исполнять? Такова наша доля. Мы знаем наши задачи, мы знаем, как их выполнять, мы выполняем их — и тогда все прекрасно. Послушайте только эту музыку во дворе! Слушайте!
Скоро — хочется надеяться, что не так скоро, но я готов, когда бы ни пришлось — я должен буду свершить свое последнее путешествие. Я уйду виз, в тот темный мир, из которого нет возврата. Подле меня будут мои музыканты, наложницы, управляющие и прислужники, мой возничий, мои акробаты, мои певцы. Мы вместе принесем жертвы богам там, внизу, жертвы Эрешкигаль и Намтар, Энки, Энлилю — всем, кто управляет нашими судьбами. Да будет так. Теперь, когда я думаю о том, что так будет, это не волнует меня. Я никогда не думал над тем, чтобы вернуться в Дильмун и выклянчить себе еще одну жемчужину Стань-Молодым. Так не положено. Древний жрец, Зиусудра, пытался мне это объяснить, но мне пришлось самому научиться этому. Что же, теперь я знаю.
Свет солнца уходит. На крыше храма надо совершить обряд, и я должен спешить. Я царь, это мой долг. Мы чтим Нинсун, мою мать, которую я объявил богиней в прошлом году, когда дни ее на земле были сочтены. Я уже слышу вдали пение, а в воздухе запах жареного мяса. И вот конец всем моим рассказам. Я много говорил о смерти, своем враге. Я с ним отчаянно сражался, но больше не стану говорить о ней. Я ходил под тенью великого страха перед ней. Но теперь я в мире со смертью. Я понял истину, которая заключается в том, что избежать смерти можно не через мази и снадобья, а в выполнении своего долга. Здесь обретаешь спокойствие и смирение.
Я выполнил мою работу, и буду работать еще. Я создал себе имя, которое переживет века. Гильгамеш не будет забыт. Он не будет покинут, чтобы скорбно волочить крылья в пыли. Они вспомнят меня с радостью и гордостью. Что они обо мне скажут, потомки? Скажут, что я жил, и жил хорошо. Что я сражался, и сражался как надо. Что я умер, и умер достойно. Я боялся смерти больше, чем кто-либо из живущих, и дошел до конца света, чтобы от нее убежать. А вернувшись, я больше не думал о ней. Вот истина. Я теперь знаю, что не надо бояться смерти, если мы выполняли свой долг. А когда перестанешь бояться смерти, то значит — смерти нет.
И это самая истинная истина, которую я знаю: СМЕРТИ НЕТ.
ПРОВИДЕЦ
1
Мы появились на свет по воле случая, в совершенно произвольной точке вселенной. Наши жизни определены абсолютно случайной комбинацией генов. Все, что происходит, происходит случайно. Концепция причины и следствия ложна. Существуют только кажущиеся причины, ведущие к видимым следствиям. На самом деле, ничто ни за чем не следует. Мы каждый день плаваем по морям хаоса. Ничего нельзя предсказать, даже того, что произойдет в следующее мгновение.
Вы в это верите?
Если да, то мне вас жаль, потому что ваша жизнь беспокойна, мрачна и ужасна.
Мне кажется, что когда-то, в семнадцать лет, мир и мне представлялся враждебным и невыносимым, и я рассуждал точно также. Кажется, что когда-то я верил в то, что вселенная — это гигантское поле для игры в кости, созданное без определенной системы и цели, в которое мы, глупые смертные, вкладываем утешительное понятие причинности, чтобы дать опору нашему непрочному, хрупкому разуму. Казалось, я чувствовал, что в этом случайном, капризном космосе мы только по счастью выживаем ежечасно, тем более, ежегодно, так как в любой момент солнце неожиданно может стать новой звездой, либо мир, взорвавшись, превратится в гигантскую студенистую массу. Вера и добродетель недостаточны, и действительно бессильны, в любой момент с кем угодно может произойти что угодно, поэтому живи сегодня и не думай о завтрашнем дне, так как от тебя ничего не зависит.
Это мощная циничная и, к тому же, юношеская философия. Юношеский цинизм является, главным образом, защитой против страха. По мере того, как я становился старше, мир казался мне уже не таким пугающим. Я возвращал себе детскую непосредственность и по-детски начинал принимать концепцию причинности. Толкни ребенка — он упадет. Причина и следствие. Не поливай бегонию неделю — она начнет вянуть. Причина и следствие. Ударь по мячу — он полетит. Причина и следствие, причина и следствие. Я полагал, что вселенная может быть и беспричинна, но уж никак не бессистемна. Таким образом я предпринял первые шаги к своей карьере, оттуда, в политику, а от нее в преподавание учения всевидящего Мартина Караваджала — темного, измученного человека, покоящегося теперь в мире, которого он боялся. Именно Караваджал привел меня в то место и время вселенной, которое я занимаю сегодня.
2
Меня зовут Лью Николс. У меня светлые волосы, темные глаза. Без особых примет. Рост ровно два метра. Я был женат на Сундаре Шастри. У нас не было детей. Теперь мы живем отдельно, не разведясь. В настоящий момент мне почти тридцать пять. Родился в Нью-Йорке, первого января тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, в два часа шестнадцать минут. Накануне моего рождения в Нью-Йорке были зафиксированы два события, произошедших одновременно и имевших историческое значение: инаугурация обаятельного и знаменитого мэра Джона Линдсея и начало первой грандиозной катастрофической забастовки на нью-йоркской подземке. Вы верите в символичность совпадений? Я верю. Без способности увязывать одновременность событий, совпадения, не может быть и здравомыслия. Если мы пытаемся видеть вселенную совокупностью несвязанных случайностей, внезапно меняющимся конгломератом беспричинных событий, мы потеряны.
Моя мать должна была разрешиться в середине января, но я появился на две недели раньше, в самое неудобное время для моих родителей, которые были вынуждены добираться до больницы прямо в канун нового года, когда город вдруг лишается общественного транспорта. Знай они заранее, они бы заказали машину на этот вечер. И если бы мэр Линдсей обладал даром предвидения, я полагаю, бедняга отказался бы от своей должности в момент принесения присяги, чем избавил бы себя от головной боли на долгие годы.