27

Когда мы вошли, полицейский в форме встал и Стандаль кивнул ему:

— Все в порядке, Ларсен. Веум поговорит со свидетелем наедине. Но я бы хотел, чтобы ты находился прямо за дверью. И, Веум, если вам по какой-то причине понадобится помощь, дайте знать.

Я кивнул. Оба полицейских покинули кабинет и закрыли за собой дверь.

Наконец-то я смог разглядеть Яна-малыша как следует. Вчера вечером в горах Трудалена его лицо срывал капюшон, а когда мы возвращались в Аньедален, его посадили в другой автомобиль. Теперь я видел перед собой рослого семнадцатилетнего парня, которого ни за что бы не узнал, если б встретил на улице. Он казался выше меня, даже когда сидел, а руки у него были непропорционально длинные. Вокруг рта и на шее краснели пятна от выдавленных прыщей. Подбородок покрывал светлый пушок, который делал его похожим на недовольного цыпленка. В крепко сжатых губах читалось: «несправедливость» — я узнал это выражение. Он смотрел на меня исподлобья, и где-то в глубине его глаз я разглядел прежний агрессивный взгляд Яна-малыша. Он сидел, согнувшись над столом, положив на него обе ладони, словно в любую секунду был готов вскочить. Как только Стандаль и второй полицейский закрыли за собой дверь, мне показалось, что напряжение в его теле немного ослабло. Он поднял голову и изучающее посмотрел на меня, возможно, в такой же попытке «пробить» меня по своей внутренней базе данных, как только что проверял его я.

Мы находились в комнате для допросов. Через маленькое окошко высоко под потолком мы видели лишь небо над Фёрде. Капли дождя бились о стекло и сползали маленькими слезинками по преграде между нами и остальным миром. Мы жадно вслушивались в отдаленные звуки города: проезжали автомобили, кричали дети на Щюркьевейен — «церковной дороге».

Я подошел к столу и протянул руку.

— Привет еще раз, Ян Эгиль.

Он удивленно посмотрел на мою руку, но не сделал даже попытки поздороваться.

Я пожал плечами, улыбнулся, желая дать понять — это ничего, я не в обиде, пододвинул стул и сел напротив него.

Он снова перевел глаза на мое лицо. Взгляд был настороженный, выжидающий, как будто он был готов к отпору.

— Мне сказали, ты хотел со мной поговорить.

Ян Эгиль слегка дернул головой и отвел взгляд. Потом снова посмотрел на меня и утвердительно кивнул.

— Ну, так что у тебя на сердце, Ян Эгиль?

Я увидел, как заходили у него желваки, набухли вены на лбу, как он залился краской.

— Ничего, — пробормотал он, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Да есть, конечно. И тебе надо сейчас обо всем этом хорошенько подумать. — Я сделал паузу, но поскольку он молчал, я продолжил: — Вчера ты тоже сказал, что хочешь разговаривать только со мной. Я приехал из Бергена, чтобы помочь тебе. Сегодня я пришел второй раз — и снова по твоей просьбе. Адвокат Лангеланд приехал из Осло. Грете из охраны детства тоже здесь и Ханс Ховик. Все мы хотим тебе помочь, можешь не сомневаться. Никто из нас не верит в то, что говорит полиция. Мы хотим все услышать из твоих уст. — Я помолчал и добавил: — Обо всем.

Он снова не ответил, тогда я произнес:

— Силье уже высказала свою версию. Там, в горах Трудалена, вчера ночью.

Его губы дрогнули, но он по-прежнему молчал.

— Ты знаешь что-нибудь о Трудальском Мадсе?

— Слышал кое-что. В школе, — кивнул он.

— Если бы его судили сегодня, то вряд ли он попал бы в тюрьму. Я имею в виду, будь у него хороший адвокат, его бы оправдали: тело того торговца ведь так и не нашли. И кто знает, как там все было на самом деле? Так что вполне может быть, что это судебная ошибка. Их в прошлом веке было полно. Дело Хетле. Ты о нем наверняка тоже слышал. — Он подтвердил движением головы, и я продолжил: — Вполне может быть, что дело обстоит совсем не так, как кажется на первый взгляд. Вот поэтому так важно выслушать все субъективные версии.

— Субъе?…

— Версии всех, кто замешан в деле.

Он тяжело кивнул. В его взгляде я заметил первый проблеск понимания.

— А вот скажи… Ты же помнишь… Я видел тебя в последний раз уже лет десять тому назад. Тогда, в сентябре семьдесят четвертого, тебя привезли сюда, к Клаусу и Кари, в Аньедален. Тебе тут было хорошо?

Он неопределенно дернул головой:

— Отлично было.

— Они к тебе хорошо относились?

— Отлично было, — повторил он, как будто я в первый раз не расслышал.

— Замечательно. Ты пошел в школу. А теперь, я слышал, решил учиться дальше, на электрика?

— …лектрика, — закивал он.

— Это же хорошо.

— Угу.

— И ты познакомился с Силье.

Он не ответил.

— Как долго вы знакомы?

— С детского сада.

— Она ведь тоже приемный ребенок… Так что у вас много общего, как ты считаешь?

— Угу, — выдавил Ян Эгиль.

— Она твоя девушка?

Он опять покраснел, губы у него дернулись, но сейчас это было похоже скорее на непроизвольно вырвавшуюся улыбку.

— Ну, вроде да.

— Значит, ты не тащил ее вчера насильно в горы?

Он помрачнел:

— Нет, это вранье. Это ленсман выдумал.

— Да-да. Я в это не верю. Я сразу понял, что никакой она не заложник, когда вас там увидел.

— Ну да!

Я подождал, пока он успокоится, и продолжил:

— Она сказала там, в горах…

В его взгляде вновь появилась настороженность.

— Да ты и сам слышал: «Это я сделала». Ты можешь что-нибудь объяснить?

Он сжал губы, и я увидел шестилетнего Яна-малыша, каким он был десять лет назад.

— Она жаловалась на Клауса. Сказала, что все это из-за него, — произнес я тихо.

Он не ответил.

— Она говорила тебе что-нибудь об этом?

В глазах его сверкнула ярость, и я увидел, как он борется с собой, пытаясь не выпустить наружу слова, уже готовые сорваться с его губ. Опасаясь, что он взорвется, я непроизвольно напрягся, чтобы быть готовым вскочить на ноги, если потребуется.

Но он взял себя в руки, нахохлился, опустил голову, уставился в стол и пробормотал:

— Не знаю.

Я вздохнул.

— Наверное, нам стоит начать с самого начала, Ян Эгиль. Расскажи мне, пожалуйста, что произошло позавчера, в понедельник.

— Меня не было дома! — вскрикнул он.

— А где же ты был?

— У Силье!

— Всю ночь?

— Да! — Он вызывающе посмотрел на меня. — Мы уже достаточно взрослые!

— Ну да, а ее родители тоже так считают?

Тут вид у него стал почти довольный.

— Да они и не слышали ничего. А мы вместе спали с ней всю ночь.

Я понимающе улыбнулся.

— Ночь на вторник?

— На понедельник!

— Хорошо. Но тебе же в школу надо было в понедельник с утра?

— Ну да… Я только заскочил за сумкой. Домой в Либакк.

— И… что случилось?

Ян Эгиль посмотрел мне в глаза:

— Ничего.

— Ты с ними разговаривал?

— Нет. Я позвал их, но они не ответили. И я подумал, что они на поле ушли. Собрал себе еды в школу и пошел к школьному автобусу. А когда вернулся — после обеда, — тогда их и нашел.

— Так это ты их нашел! Где же?

— В спальне. Клаус в постели, Кари на полу у окна. Застреленные…

Он сказал об этом таким спокойным тоном, будто они сидели каждый на своем стуле и читали газеты.

— А оружие?

— На полу лежало, прям у двери. Клаусова винтовка, он с ней на оленя ходил.

Я посмотрел на него. Понять, правда это или нет, по выражению лица было невозможно — оно стало каким-то плоским, почти неподвижным. Таким же, как тогда, в семьдесят четвертом году.

— Значит, в понедельник после обеда…

Он молча кивнул.

— А в полицию ты не позвонил…

— Не, я-то знал, куда это заведет! Кто у них будет виноватым… Да так оно и вышло.

— Но о чем ты думал? Ты что, просто оставил их вот так лежать?

Он не ответил, только сжал губы и пожал плечами.

— А Силье ты рассказал или нет?

Он отрицательно покачал головой.

— Ты что, вообще с ней не разговаривал?

— После школы — нет.