Изменить стиль страницы

Мекчеи замотал головой и сказал:

— Солдат Шереди осталось не больше пятидесяти. — И он взглянул на лейтенанта с костлявым лицом и хитрыми глазами.

— Я не виноват! — вскипел лейтенант. — Я, как видите, здесь! — И он звякнул саблей.

Добо заметил примирительно:

— Дружище Хегедюш, кто же говорит о тебе! Даже у Хуняди бывали никудышные солдаты.

Гергей продолжал читать:

— «Да из города Кашши пришло двести десять ополченцев…» Вот видите, — он бросил взгляд на Хегедюша, — в Кашше тоже есть храбрецы! — и продолжал: — «Монастырь безмолвствующих монахов прислал четыреста солдат, эгерский капитул — девять…»

— Девять? — сердито переспросил Тамаш Бойки, лейтенант боршодских стрелков. — Да ведь у них больше сотни солдат!

— Они даже за деньги не дали, — коротко заметил Добо.

Фюгеди, лейтенант капитула, встал. Но Добо движением руки приказал ему сесть.

— Прошу тебя, братец, в другой раз. Ни один черт не затрагивает твой капитул. Город Эгер входит в Хевешский комитат, а крепость — в Боршодский. За речкой — Хевеш, а по эту сторону речки — Боршод… Продолжай, братец Гергей, только живей и короче.

Гергей забормотал быстро, как пономарь. Список воинов оказался длинным. Шарош, Гемер, Сепеш, Унг, вольные города — все послали по небольшому отряду. Ясайский благочинный один прислал сорок человек. Встретили их, что и говорить, восторженно.

Наконец Гергей снова повысил голос:

— Итак, у нас всего тысяча девятьсот человек.

Добо окинул взглядом всех сидевших за столом и, остановив глаза на Хегедюше, лейтенанте ополченцев, прибывших из Кашши, сказал:

— Мы можем прибавить сюда еще тех, кого я призвал на службу в крепость: тринадцать цирюльников, восемь мясников, трех слесарей, четырех кузнецов, пятерых плотников, девять мельников и тридцать четыре крестьянина, которые будут помогать пушкарям. Когда пойдут на нас приступом, все они могут взяться за оружие. Можно рассчитывать еще на Лукача Надя, которого в день усекновения главы Иоанна Предтечи я отправил с двадцатью четырьмя конными солдатами под Солнок. Они могут вернуться в любой час, — сказал он, обратив взгляд на Мекчеи. И продолжал: — У нас и так изрядно набирается людей, но главную подмогу я жду от его величества короля.

Старик Цецеи сердито крякнул и махнул рукой.

— Ну, ну, батенька! — Добо взглянул на него. — Сейчас не то что прежде. Король прекрасно понимает, что если Эгер падет, ему остается только спрятать в чулан священную корону.

— И тогда Венгрии больше не будет, — мрачно добавил Мекчеи, стоявший рядом с Добо.

— Зато Австрия будет, — проворчал старик Цецеи.

— Король отрядил два больших войска, — продолжал Добо, — пятьдесят — шестьдесят, а то и сто тысяч сытых до отвала и хорошо оплаченных солдат. Одно войско ведет саксонский герцог Мориц, второе — герцог Микша. Король наверняка накажет им не терять времени и поторапливаться. Теперь трубачи этих войск трубят только одно: «В Эгер!»

— Это еще бабушка надвое сказала!.. — пробурчал Цецеи.

— Я говорю то, что есть, — оборвал Добо, — и попрошу твою милость не перебивать меня. Мой посол Миклош Ваш снова отправился в Вену, и если не встретит по дороге королевскую рать, то отвезет королю донесение о нашествии турок.

Добо повернулся к Гергею.

— После собрания немедленно напиши прошение его величеству и приложи к нему письмо турок. Напиши так, чтобы даже скалы растрогались и перекатились к нам в Эгер.

— Напишу, — ответил Гергей.

— У нас нет никаких оснований с тяжелым сердцем ждать турок. Стены крепки, пороху и припасов вдоволь. В крепости четыре тысячи овец, полученных только по сбору десятины. Большую часть их уже закоптили. Рогатого скота четыреста пятьдесят шесть голов. Большую часть тоже закоптили. Зерна восемьсот тридцать пять мер, по шестидесяти фунтов мера, — почти все перемололи в муку. Всего, всего у нас вдосталь — можем хоть год продержаться! И если король пришлет только свои эрдейские войска, все равно мы в кратчайший срок отправим турок из-под Эгера к Мохамеду… Приступай к чтению второго списка, — обратился он к Гергею.

Гергей читал:

— «Больших бомбард — одна, других бомбард — две: Лягушка и Баба. Король прислал три пушки, Габор Перени — четыре, Венедек Шереди — одну…»

— Порох мы не взвесили, но его и не взвесишь, — перебил Добо. — Осталось и с прошлого года, да и король прислал. Вся ризница заставлена бочками с порохом. Кроме того, у нас есть и селитра и мельница. Если понадобится, сами можем молоть порох. Продолжай.

Гергей читал:

— «Старых медных гаубиц стенобитных — пять. Чугунных стенобитных гаубиц — пять. Медных стенобитных пушек, присланных его величеством, — четыре. Картечниц для стенобитных орудий и пищалей — двадцать пять. Двойных пражских пищалей — две. Многоствольных пушек — пять…»

— Нам есть чем ответить турку! Но это еще не все… Читай дальше.

— «Пражских и четнекских медных и чугунных пищалей — триста. Ружей — девяносто три. Немецких ружей — сто девяносто четыре…»

— Куда они годятся! — завопил Цецеи. — Добрая стрела во сто раз лучше любого ружья!

Тут возник небольшой спор; старики соглашались с Цецеи, молодежь стояла за ружья.

Добо прекратил словопрения, заявив, что и ружья хороши, и стрелы хороши, а лучше всего — пушки.

Оруженосец Криштоф положил на стол позолоченный шлем искусной работы и маленькое распятие, затем молча встал за спиной Добо, держа в руке длинный плащ, похожий на мантию.

Гергей прочел еще список, где были перечислены все виды оружия: копья, дротики, щиты, различные ядра, кирки, багры, булавы, фитили, пики и разное другое военное снаряжение, имевшееся в крепости.

Добо поднялся.

Он надел на голову позолоченный шлем, накинул на плечи красную бархатную капитанскую мантию и, держа левую руку на рукоятке сабли, произнес:

— Дорогие друзья и соратники! Стены крепости вы сами видели, а теперь вы знаете, чем мы располагаем внутри стен. Крепость Эгер решит судьбу тех земель отчизны нашей, которые еще не захватил враг.

В зале стояла тишина. Глаза всех были прикованы к Добо.

— Если падет Эгер, не уцелеют ни Мишкольц, ни Кашша. Маленькие крепости турок сшибает, точно орешки с дерева. Сопротивления они нигде больше не встретят. И тогда история запишет Венгрию в книгу мертвых.

Добо обвел всех суровым взглядом и продолжал:

— Эгерская твердыня крепка, но пример Солнока доказывает, что крепостям силу придают не каменные стены, а души защитников. В Солноке были чужеземные наймиты, и шли они не крепость защищать, а деньги добывать. У нас только пять немцев-пушкарей, да и они честные люди. Тут все защищают отчизну. Кровь понадобится — кровь свою прольют. Жизнь понадобится — жизнь отдадут. Но потомки наши не скажут, что венгры, жившие здесь в тысяча пятьсот пятьдесят втором году, недостойны называться венграми…

Солнце заглянуло в окно и осветило висевшее на стенах оружие и латы, стоявшие на шестах вдоль стен. Заблестел и позолоченный шлем Иштвана Добо. Гергей стоял рядом с капитаном. Он взглянул в окно, потом приставил козырьком руку к глазам и посмотрел на Добо.

— Я созвал всех вас для того, — продолжал Добо, — чтобы каждый мог отдать себе отчет в том, что его ждет. Для тех, кому собственная шкура дороже будущности венгерского народа, ворота крепости еще открыты. Мне нужны настоящие мужчины. Десять львов лучше полчища зайцев. Надвигается ураган. У кого дрожат поджилки — пусть покинет зал прежде, чем я продолжу свою речь, ибо мы должны дать великую клятву, и кто нарушит ее, не посмеет даже после смерти предстать пред очами господа бога.

Он подождал, не тронется ли кто-нибудь с места.

В зале царила тишина. Никто не шелохнулся.

Подле распятия стояли две восковые свечи. Оруженосец зажег их.

Добо продолжал свою речь:

— Мы должны поклясться друг другу священным именем бога в том, что… — И, взяв со стола листок бумаги, он начал читать: — «Во-первых: какое бы ни пришло послание от турок, мы его не примем, а тут же при всем честном народе сожжем непрочитанным…»