Конные солдаты отступили от крепости. Куда-то исчезли и акынджи в красных колпаках, сипахи в сверкающих панцирях, дэли в плащах с капюшонами, генюллю на низкорослых конях, гуребы, мюсселлемы и силяхтары. Недоставало и девятисот лагерных верблюдов.

Что же случилось?

В крепости у людей лица прояснились. Даже цыган явился к крестьянам-точильщикам и велел до блеска наточить его длинную ржавую саблю. У пекарни запели женщины. На заросшем травой бугре неподалеку от пекарни резвились дети. Мальчики играли в солдатики, девочки вели хоровод:

Служанка госпожи Балог привела к детям и маленького турецкого мальчика. Тот с удивлением смотрел на игры.

— Примите и его тоже, — попросила служанка.

— Не примем, — ответили мальчики.

А девочки приняли.

Турчонок не понимал, что они пели, но кружился вместе с ними с таким благоговением, словно принимал участие в каком-то священнодействии.

Но откуда радость и веселье?

Турецкие конные солдаты исчезли. Ясно, что на подмогу осажденным идут войска. Королевские войска! Ясно, что турецкая конница выступила им навстречу.

И барабанщики барабанили еще задорнее, стараясь заглушить голоса турок, что-то кричавших защитникам крепости. Особенно ожесточенно колотил солдат, приставленный к большому барабану. При этом он то и дело вскакивал на крепостную стену.

В крепость сыпались записки. Турки забрасывали их стрелами. Записок этих никто не читал — их сразу бросали в огонь. А стрелы тащили к Цецеи. От зари до зари он сидел в Казематной башне; стоило турку показаться поблизости, как старик выпускал в него стрелу.

Добо по-прежнему оставался серьезным.

Он поднимался то на одну, то на другую вышку и наблюдал за неприятелем. Иногда подолгу смотрел в сторону горы Эгед. Изредка качал головой.

Вдруг он вызвал к себе во дворец Мекчеи.

— Милый Пишта, — сказал Добо, опустившись на стул, — что-то мне не нравится этот Хегедюш. Последите-ка за ним.

— Уже следим.

— Мне нужно знать каждый час, с кем он говорил, куда смотрел, куда пошел.

— Все будем знать.

— Но смотрите, чтобы Хегедюш ничего не пронюхал, а не то еще преподнесет нам какой-нибудь подарочек.

— Не пронюхает.

— Если в крепости поднимется мятеж, тогда нам конец. Я мог бы посадить его за решетку, но надо выяснить, много ли народу и кто именно идет за ним! Гниль необходимо вырезать, чтобы и следа ее не осталось. А кто за ним следит?

— Цыган.

— Надежный он человек?

— С тех пор как мы отбили приступ, цыган считает безопаснее для своей шкуры оставаться с нами, несмотря на все посулы турок. Вчера он работал среди солдат из Кашши, сегодня опять постарается найти себе там занятие. Я сказал ему: «Сослужи нам добрую службу — получишь хорошего коня с полной сбруей». Цыган прикинется, будто он заодно с недовольными.

— А другого надежного человека у тебя нет?

— Конечно, нашелся бы, да разве кашшайцы доверятся ему! Цыгана они ни во что не ставят и поэтому его не стесняются.

— Он должен узнать только одно: кто вожаки?

— Я так и сказал ему.

— Тогда хорошо. Пойдем.

— Господин капитан! — сказал вдруг изменившимся, теплым голосом Мекчеи. — По всем признакам видно, что к нам идут королевские войска.

Добо пожал плечами.

— Может, и идут, — грустно ответил он, — но только те признаки, которые, по-вашему, говорят об их приближении, по-моему, говорят совсем иное.

Мекчеи остановился как вкопанный.

Добо развел руками.

— Ясаулы на местах. Обоих военачальников я видел верхом в Алмадяре. Ни одной пушки не увезли. Оркестры здесь…

— Так что же все это значит? — спросил пристыженный Мекчеи, заморгав глазами.

Добо снова пожал плечами.

— Должно быть, в лес пошли, братец.

— В лес?

— Да. И на виноградники. Натаскают хвороста и земли, засыплют наши рвы и возведут насыпи у проломов. Но, милый Пишта, об этом я говорю только тебе. Пусть в крепости радуются и думают, что на помощь нам идут королевские войска.

Добо протянул руку своему сотоварищу и с доверием посмотрел ему в глаза. Потом он заглянул в ту комнату, где лежали раненые — Пете и Будахази.

Как только стемнело, вернулись турецкие конные солдаты.

Из крепости выпустили светящиеся ядра, и все увидели, что солдаты ведут под уздцы лошадей, нагруженных хворостом и охапками виноградных лоз.

А длинные вереницы верблюдов везли туго набитые мешки. Один за другим спускались верблюды с горы Баюс.

Добо повернул книзу жерла пищалей и мортир и приказал открыть огонь.

Сгущался сумрак, а конных солдат все не убывало. Пальбу из пушек Добо прекратил и только стрелкам приказал постреливать иногда.

А внизу, у стен крепости, копошились, работали турки. Трещал хворост и охапки сбрасываемых в кучу виноградных лоз. Раздавались начальственные окрики ясаулов.

Добо распорядился поставить в проломы и пробоины стен фонари, пристроив их так, чтобы они бросали свет наружу, но оставались недосягаемы для турецких стрел.

В крепости было темно. Лишь кое-где мерцали фонари. Около Старых ворот тьму разгоняло только пламя печей хлебопекарни. Женщины работали и пели.

— Пусть себе поют, — сказал Добо. — Кто поет, от того счастье не отстает.

В полночь Мекчеи наблюдал с вышки башни Бойки, не шевелятся ли где-нибудь турки, не начнут ли они внезапно штурм.

Большинство офицеров тоже стояли в разных местах на карауле.

Мекчеи, нагнувшись, пристально всматривался в темноту и слушал, приложив ладонь к уху.

Сзади кто-то дернул его за полу доломана. Мекчеи обернулся. Это был цыган, обутый в янычарские башмаки. На голове у него торчал шлем, утыканный кругом петушиными перьями. У пояса с одного боку висела сабля с белой костяной рукояткой.

— Тес! — зашипел он таинственно. — Тес!

— Что тебе?

— Ваша милость отважный господин капитан, я уже чувствую в руке уздечку доброго коня.

— Ты узнал что-нибудь?

— Ой, ой, ой!

— И доказательства есть у тебя?

— Есть, да только их надо поймать.

— Так поймай, шут тебя дери!

— Мне поймать? Извольте пойти вместе со мной и сами увидите. Скорей, скорей идемте!

— Куда?

— К водохранилищу. Хегедюш спустился туда. Ой, ой, ой!

— Один?

— У дверей водохранилища стоят на страже трое солдат.

Мекчеи стал быстро спускаться по ступеням лестницы, то и дело спотыкаясь.

У подножия вышки он подозвал к себе шестерых солдат.

— Пойдете сейчас в наряд. Идите без оружия! Скиньте сапоги, захватите с собой ремни или веревки.

Солдаты молча повиновались.

Когда они спустились с башни, Мекчеи снова остановил их.

— Мы идем к водохранилищу. У входа сидят, стоят или лежат трое солдат. Нападите на них сзади и свяжите. Отведите в темницу, передайте тюремщику — пусть он упрячет их под замок. Только тише — ни крика, ни звука!

Вокруг водохранилища было темно. Одинокий фонарь освещал лишь верхушку сломанной сваи. От этого места солдаты пробирались дальше уже на четвереньках. Цыган часто крестился.

Несколько минут спустя возле водохранилища послышались шум, лязг, звук падения и брань.

Мекчеи оказался тут как тут.

Всех троих солдат подмяли.

Двери люка водохранилища были раскрыты. Мекчеи нагнулся.

Внизу было тихо и темно.

Мекчеи обернулся назад.

— Здесь? — тихо спросил он цыгана.

— Своими глазами видел, как он спускался сюда.

— Лейтенант Хегедюш? Ты не ошибаешься?

— Он, он самый!

— Беги к господину коменданту. Найдешь его на Новой башне. Скажи, что я прошу его прийти. По дороге передай господину старшему лейтенанту Гергею, чтобы немедленно прислал сюда пять солдат.