Черную папаху на глаза надвинул,
Тронул саблю в ножнах, и кинжал поправил,
Зарядил кремневку, пистолет наладил…
Тут и появился Кудайнат Мулдарты.
Увидал Хасану, выстрелить собрался,
Щелк курка раздался, да осечка вышла…
«Здравствуй, Кудайнат мой! Как же постарел ты!
Порох отсырел твой, весь размок в тумане…
Раз мы повстречались, ты за все ответишь,
За отца заплатишь и за мать получишь!»
Грянул выстрел гулкий – пуля в грудь попала.
Сабля просвистала – череп раскроила.
Кудайнат пытался за кинжал схватиться,
То ли в бой ввязаться, то ли защититься,
Но упал внезапно, свой кинжал сжимая,
Свой кинжал сжимая, на траву сырую.
Ах ты, седоусый. Кудайнат-гуляка!
Жен чужих умел ты побеждать с наскока,
Но свою без прока ты вдовой оставил.
И никто б на свете по тебе не плакал,
Да хранят обычай осетины свято:
Хоть слезу-другую, но прольют над мертвым.
Слушайте, слушайте, старые, малые!
Вторьте поющему песнь величальную,
Вторьте поющему дружно и слаженно!
Бросились на выстрел близнецы Мулдарта,
Хундаджер с Ханджери, сыновья Саукудза.
Петухи пропели – родился Ханджерй.
Как вторые спели – Хундаджер родился.
С третьими скончалась мать, что родила их.
При козе молочной дети подрастали…
Первым на поляну, обогнавши брата,
Выскочил Ханджери, старший сын Саукудза.
Сшиблись два кинжала, два клинка булатных,
И Ханджери храбрый наземь пал, сраженный.
Шевельнул губами, вздох смешался с кровью:
«Хундаджер, о брат мой, что ж ты задержался?!»
Брат его ломился сквозь густой кустарник,
Поспешал на помощь, потеряв тропинку.
Вот уже поляна! Хундаджер рванулся,
Второпях споткнулся… В тот же миг Хасана
Рубанул кинжалом по открытой шее…
Голова скатилась по траве в ложбину.
Вы и жить не жили, близнецы несчастья,
И приют найдете лишь в могиле стылой!
Матери не знали, ласки не видали
С самого рожденья и до самой смерти.
Чужаками были вы в семье отцовой
С самого рожденья и до самой смерти.
Черствой коркой хлеба злобно вас корила,
Бросив вам подачку, мачеха скупая.
Как начнет смеркаться, с посохом привычным
Выйдет за ворота старый ваш родитель.
Сядет на скамейку, станет дожидаться,
Глядя на дорогу, сыновей к вечере.
Но не их увидит, а услышит голос:
«Светлая им память. От руки Хасаны
Пали они разом, Хундаджер с Ханджери.
Только что тела их подвезли к селенью».
Он услышит, взвоет, горестно, надрывно,
Посохом ударит голову седую,
Головой поникнет, затрясется в плаче:
«Ой, очаг мой рухнул, сыновья родные!
Рухнул, раскололся, Хундаджер, Ханджери!
Кто меня оплачет, все еще живого,
Отнесет к могиле и в нее зароет!..»
Слушайте, старые! Слушайте малые!
Вторьте поющему песнь величальную,
Вторьте поющему дружно и слаженно!
Заплутал в тумане Кабутдзав Мулдарты.
У ручья лесного он остановился
И стоял в раздумье, конокрад матерый.
(Воровал коней он в Кабарде богатой.)
Взял его на мушку, на прицел Хасана:
«Берегись, спасайся, Кабутдзав Мулдарты!»
Кабутдзав мгновенно пистолет свой вскинул,
Но еще скорее выстрелил Хасана.
Пуля угодила между газырями,
Грудь разворотила, меж лопаток вышла.
Крепок был огромный Кабутдзав Мулдарты:
Все стоял, не падал, на ногах держался.
Наконец свалился, как тот сноп тяжелый
С зернами литыми в золотых колосьях.
На траву свалился, на лесную зелень,
На земле лежал- он, Кабутдзав Мулдарты…
Не позвал он брата, мать свою не вспомнил,
О жене красивой думать не подумал,
Каменное сердце, Кабутдзав Мулдарты…
А жена в ту пору шнур сплетала тонкий,
Чтоб сметать застежки для его бешмета.
Солнце шло к закату. Косерхан Мулдарты
Дверь во двор открыла, на порог уселась,
Шелковые нити в тонкий шнур сплетая…
Подошел петух к ней, ражий, красноперый,
Подошел вплотную, к самому порогу,
Крыльями захлопал, заорал по-курьи,
Заорал истошно – не к добру такое!
Косерхан в испуге на ноги вскочила,
Петуха поймала, голову свернула
И в навоз лежалый птицу зашвырнула.
«Ой, беда случится в нашем отчем доме!..»
За отца не бойся, не за мать тревожься:
0 другом ты взвоешь, волосы повырвешь,
Раздерешь ты щеки в горести великой,
Головой о стену будешь долго биться.
Будешь выть волчицей, голосить безумно:
«Да сгореть в огне мне, в адовом кострище –
Был ты или не был, я теперь не знаю!
Умыкнул коней ты, но тебя, лихого,
Не достал кинжалом кабардинец быстрый!
Буйволов угнал ты – ускользнул, играя,
От ночной погони, от ингушской пули!
Пал средь бела дня ты от руки Хасаны…
Да сгореть в огне мне, в адовом кострище!
Кто ж ко мне вернется в сумраке рассветном,
В сумраке рассветном с лошадьми чужими?!..»
Слушайте, старые! Слушайте, малые!
Вторьте поющему, юноши славные!
III
Афхардты Хасана! Не хватит ли крови?
Убил четверых ты за гибель отцову,
За гибель отцову, за плач материнский…
Домой возвращайся: удача коварна,
Бедой обернуться умеет нежданно.
Но нрав-то Хасана имел осетинский,
А кровь осетина не враз закипает.
Но если вскипела, мои дорогие,
То так же нескоро она остывает.
Афхардты Хасана! Домой возвращайся!
Смотри, за туманом Мулдарта собрались,
Тебя они ищут, готовые к бою,
Они уже рядом, стрелять начинают!
Афхардты Хасана укрылся за камнем,
Стал ждать приближенья ретивых Мулдарта.
Два выстрела сделал, й двое упали,
Но трое сумели к нему подобраться.
Афхардты Хасана навстречу им вышел
С кинжалом и саблей, и бой завязался.
Вскочил он на камень, на черную глыбу,
Он сверху, те снизу – клинки засверкали,
Рассыпались искры, и кровь появилась.
Из черного красным стал камень гранитный…
Хасана не понял, что с ним приключилось:
В глазах все мелькали кинжалы да сабли,
А он уж свалился с кровавого камня,
Застыл недвижимый в кровавой осоке…
Потом, отдышавшись, глаза приоткрыл он,
Как смог огляделся: все трое Мулдарта
Покоились рядом, как бревна в подворье.
Один вдруг очнулся и голову поднял,
И с тягостным стоном опять повалился.
Афхардты Хасана подполз к нему сбоку,
Ударил кинжалом, рассек ему горло
И рядом затих, потерявши сознанье.
Вот так искупили вину Кудайната
Младые Мулдарта. Мечтая о жизни,
К Барастыру7 в царство отправились разом.
Сражен Урызмаг был в той схватке жестокой,
Погиб, не женившись на славной Аминат.
Ему не сыграет она на гармошке,
Пред ней не проскачет на резвом коне он…
Когда же к погосту коня препроводят,