Когда мы говорим о государственной политике в ее пространственном измерении, то это прежде всего именно способность заселить и освоить пространство, способность к его колонизации, культивированию, развитию. Если это не делаем мы, то сделают другие. Сохранение целостности страны в современном мире означает также способность общества освоить свою страну, умело и эффективно распоряжаться ее богатствами. Иначе иные страны, цивилизации и народы рано или поздно начнут не просто проникать на неосвоенные и фактически оставленные территории, но будут колонизировать их и ассимилировать.

Менее обсуждаемый, но крайне важный вопрос - нарастающая урбанизация России, концентрация населения в крупных городах и, в частности, в мегаполисах. Мировые тенденции указывают на бесперспективность и пагубность этого пути, необходимость из соображений демографической и национальной безопасности способствовать дезурбанизации - разукрупнению городов, росту пригородов и их агломераций, возвращению населения на землю.

В этом случае было бы интересно обратиться к примеру США, единственной из развитых стран, где наблюдается позитивная демографическая ситуация, то есть численность населения которой продолжает расти. Среди прочих факторов, обусловливающих это явление, в глаза бросается тот факт, что в США доля населения, проживающего в пригородах, выросла и составляет в настоящее время 50%. Налицо процесс дезурбанизации, то есть переезда части населения из городов в пригород, в деревню. Учитывая возможности постиндустриального общества, это ведет к повышению качества и условий жизни, увеличению ее продолжительности, росту рождаемости, улучшению здоровья населения, избавляющегося от экологической и стрессовой "сверхнагрузки мегаполиса".

Поэтому содействие процессу дезурбанизации в России, оттоку населения из мегаполисов в пригороды, реализация программы развития малых городов и ряд смежных мер являются сегодня для России критически важными и значимыми. Нужно выравнивать и экономические условия существования, и всю инфраструктуру жизни, качество "жизненного пространства" в городе и деревне. Массовый сельский средний класс, массовый и многодетный "сельский буржуа" - вот именно то, что сегодня необходимо нам прежде всего.

Не менее остро стоит проблема миграции. В последнее время все более популярной становится та точка зрения, что стоит России открыть перед желающими двери, как демографический спад будет нейтрализован массированным притоком мигрантов. Регулярный приток мигрантов в последние годы вроде бы снизил остроту демографического кризиса в России. Но это вопрос более чем спорный. Миграционный поток сегодня носит преимущественно характер трудовой и временной миграции. Этот процесс способствует развитию экономики, но не оказывает принципиального влияния на решение демографических задач России. Более того, социокультурная нагрузка на общество только возрастает, в России увеличивается количество "гостей" в доме, но не решаются проблемы самого этого дома.

Эффективность механизма регулирования миграционных потоков может быть достигнута только при сочетании двух ключевых моментов. Во-первых, необходимо организовывать "кругооборот" малоквалифицированной рабочей силы из-за рубежа для решения конкретных проблем конкретных регионов, но с минимальными возможностями натурализации такой рабочей силы. Во-первых, миграционный поток должен быть способен пополнять постоянное полноправное население России (то есть сообщество российских граждан) высококачественным "человеческим ресурсом" (высококачественным по культурным, языковым, образовательным и возрастным параметрам).

При этом в последнем случае часто и правильно обсуждается вопрос расширения программ возвращения соотечественников, которые как раз должны создать иное качество миграции и миграционной политики. Однако к этому вопросу тоже нужно подходить осторожно. Существует опасность, что в случае массового притока соотечественников в страну (а русская диаспора - одна из самых крупных в мире) мы можем окончательно потерять влияние на наши сопредельные государства. А такая перспектива может быть не вполне правильной, с учетом необходимости обеспечения в будущем новой интеграции постсоветского пространства.

Наконец, как представляется, современная российская демографическая и миграционная политика не учитывает, возможно, самый важный и самый мощный ресурс обеспечения ускоренного и качественного развития потенциала страны. Вместе с модернизацией экономики, изменением нашей энергетической стратегии и развитием постиндустриального сектора нам надо инвестировать в "создание" новых социальных групп, которые как раз и должны развивать Россию в этом качестве.

Однако, по оценкам экспертов, ежегодные прямые потери от "утечки мозгов" обходятся нам не менее чем в 3 млрд долл., а суммарные (с учетом упущенной выгоды) - в 50-60 млрд долларов. За границу, при этом, утекло, по разным оценкам, никак не менее 100 тыс. человек. Еще примерно 30 тыс. работают в западных институтах по временным контрактам. До сих пор ежегодно наша страна теряет тысячи высококвалифицированных специалистов (часто - обученных на бюджетных программах, то есть за счет государства). Основная масса уехавших - физики, биотехнологи, информационщики. Эти профессии как раз и обеспечивают сегодня глобальное лидерство, на которых строится нынешний и будущие этапы НТР.

Еще существеннее объем "внутренней эмиграции" тех самых "мозгов". Примерами последней являются переквалификация (например, переход в сферу бизнеса, политики или управления), либо потеря научных школ, сопровождающаяся низкими доходами и социальной маргинализацией ученых. В результате, по тем же экспертным оценкам, в России на каждого эмигрирующего ученого приходится 10 оставляющих науку внутри страны. В целом за 1990-е годы российскую науку по разным причинам покинули 577 тыс. из общего количества 992 тыс. ученых, то есть численно она сократилась на 58%. Средний возраст занятых специалистов составляет 48 лет, кандидата наук - 53 года, а доктора наук - 60 лет.

В последние 15 лет государство почти полностью ушло из науки, а бизнес в нее так толком и не пришел, поскольку был больше поглощен простым сырьевым экспортом, переделом активов и, в лучшем случае, проеданием старого научно-технического потенциала. В результате произошло то, что и должно было произойти. Фундаментальная наука - не та область, которую можно финансировать частично, получая неполный результат. Финансируя науку наполовину от потребностей, толку получишь - один процент.

Кроме того, хроническое недофинансирование со стороны государства и специфика бизнеса периода "первоначального накопления капитала" привели также к усугублению проблем с продвижением научных разработок на рынок, разрыв между фундаментальной и прикладной наукой усилился. А в современном мире без их тесной интеграции невозможны ни серьезное инновационное развитие экономики, ни успешность и эффективность собственно фундаментальных научных исследований. В результате сегодня российская наука в лучшем случае дает обществу возможность цепляться за "передовые рубежи" развития 80-х годов прошлого века, но совершенно неадекватна задачам ближайшего будущего в развитии России и всего мира.

Согласно "Национальному докладу о развитии человеческого потенциала России за 2004 г.", Россия сейчас занимает меньше 1% на мировом рынке наукоемкой продукции, а США - 40%. При этом наши ученые-эмигранты, живущие только в США, обеспечивают до 25% американского производства указанной продукции, что составляет 10% мирового рынка. Таким образом, российские ученые-эмигранты только в США производят в 10 раз больше наукоемкой продукции, чем их коллеги, оставшиеся в России.

Великий Ломоносов отмечал, что не так важно привлекать в страну новых жителей, как уметь создавать условия, которые заставят ее нынешних обитателей отказаться от поиска "лучшей судьбы". Если государство не начнет решать этот вопрос, то проблема утраты интеллектуального потенциала и качества человеческого капитала окажется для страны фатальной. Россия в отличие от ее отдельных граждан вне себя самой обрести какой-то "лучшей судьбы" не может.