Африка, Австралия, Евразия, Америка, Северный и Южный полюса – целый земной глобус был воссоздан на Глобосе. Отсюда и название. Правда, из-за меньших по сравнению с оригиналом размеров все на новой Земле оказалось уменьшенным и сжатым по высоте и ширине. Причем настолько, что, например, от Нового Лос-Анджелеса до Нового Нью-Йорка неторопливым шагом можно было дойти всего за пять-шесть часов.

О том, как создавалась колония землян, Старион многократно с подробностями рассказывал своему внуку, но тот каждый раз слушал его вполуха. Для него это была всего лишь одна из тем школьного учебника, за которую не хотелось получить двойку на уроке глобографии. Он здесь родился и вырос, для него все окружающее было своей, привычной, родной природой. Ему и в голову не приходило задумываться над тем, что окружавшие его горы и леса, холмы и перелески были сделаны не из настоящих, а из искусственных материалов.

Ничего другого он никогда не видел. Ему ни разу не приходилось ощущать, как горит лицо на зимнем морозном ветре и облезает кожа под палящими лучами летнего солнца. Он никогда не видел алых облаков на закате солнца и мерцающих звезд на ночном небе. Хотя нет, неправда, он видел их. Но только на экране, на дисплее, на мониторе или на книжной бумаге и живописном холсте.

– Ты же обещал, деда, – снова заканючил Мальчион, – давай все-таки пойдем сначала в Лас-Вегас. А потом уже на Это твое представление. Успеешь ты Его посмотреть.

– Никак нельзя, Мальча. – Дед снова нежно прижал внука к себе. – Мы ведь ждали Этого уже несколько лет. Разве можно пропустить? Если пропустим, придется опять долго-долго ждать.

– Ну и что? – не унимался внук. – Не будешь ты ничего ждать. Подумаешь, какое дело, посмотришь потом на экране, не один раз будут всюду показывать. Или возьмешь у кого-нибудь видеомем. Если хочешь, вместе посмотрим.

– Конечно, – снова стал объяснять Старион, – можно посмотреть и позже. Пойманное сегодня изображение никуда не денется. Но ведь это будет только образ. Вживую посмотреть на Землю можно только сегодня, и только в полдень. Именно в этот момент раздвинутся облака Глобоса и Главный телескоп выхватит из Космоса кусочек мироздания с нашей родной Землей. Это же так здорово! Ты сам почувствуешь.

– Все равно это будет тоже изображение, – не унимался Мальчион. – Телескоп покажет ту же картинку, которую ты потом сможешь у себя дома разглядывать сколько хочешь.

«Какой умный и развитой мальчик, – подумал дед. – Так хорошо во всем разбирается, так много знает и понимает. Но как ему объяснить, что сегодня произойдет не простое, а особое Событие? Что это будет не обычное астрономическое наблюдение за Землей, а специальный, долгожданный сеанс встречи с ней. Сегодня соберутся ветераны колонии, чтобы всем вместе увидеть родную Землю, понастальгировать, вспомнить былое. Нет, внуку этого не понять. Только тот, кто прожил жизнь, может почувствовать тоску по тому, что было близко и дорого с детства. Только у того, кто понимает, что ему никогда-никогда не дано вернуться, щемит глаза и ноет сердце».

– Если бы я знал, что ты меня обманешь, – продолжал капризничать Мальчион, – ни за что бы с тобой не пошел.

– Как тебе не стыдно, – укорил внука дед. – Когда это я тебя обманывал? Ты же знаешь, я для тебя ничего не пожалею. И сегодня тоже – вот только закончится Это, и пойдем с тобой в Диснейленд. Разве я отказываюсь от своего обещания? – Старион посмотрел вдаль и добавил: – Ну вот, мы уже пришли, вон Обсерватория уже видна. Совсем близко.

Впереди за развилкой дороги показалось большое синее здание из стеклометалла. Со всех сторон к нему шли люди, время от времени они останавливались, задирали вверх головы и внимательно вглядывались в темно-серую поверхность пластикового купола неба.

Старион с мальчиком тоже вошли в здание. Они поднялись на лифте к выходу на крышу и оказались в открытом сверху просторном круглом зале, сплошь уставленном стойками с длинными тубусами-окулярами. Каждый такой наблюдательный прибор был толстым видеокабелем подключен к большому общему Главному радиотелескопу, нацеленному на клубящиеся над головой темные облака. Именно на полдень сегодняшнего дня выпадал этот редкий случай счастливого совпадения наибольшей близости Земли к Глобосу и обещанного Бюро прогнозов разрыва облаков в этом районе планеты.

Возле индивидуальных телескопических устройств толпились группы людей, в основном пожилых. Это были бывшие рабочие, инженеры, строители, монтажники – эмигранты первой волны, основавшие когда-то эту далекую колонию. Они еще помнили, как пахнут весной липы Подмосковья и как стучит дождь-проливняга по крышам Лондона. Они давно не виделись и теперь, встретившись, обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечу, обнимались и целовались. Потом подходили к накрытым для них столикам и брали себе кто чашку кофе, кто кружку пива. Громкий гул голосов заглушал размеренный стук больших настенных часов, обратным счетом показывавших, сколько еще осталось минут до Того момента.

Еще издали Старион увидел своих старых друзей и направился к ним, таща за руку недовольного внука. Но тот тоже заметил своих сверстников, крутившихся возле игровых автоматов, среди них были и его одноклассники.

– Деда, – повеселел Мальчион, – можно я пойду поиграю с ребятами?

– Хорошо, но только так, чтобы я тебя видел. Далеко не уходи.

Мальчик быстро убежал, а Старион, присоединившись к группе пожилых колонистов и тут же погрузился в дружескую атмосферу легкого трепа, в котором обсуждение последних новостей беспорядочно перемешивалось с воспоминаниями о прошлом и спорами о предстоящих выборах в Совет колонии. Чем больше проходило времени, тем все чаще друзья отрывались от беседы, с нетерпением поглядывали на стенные часы и всматривались в облака над головой.

Наконец часовые стрелки начисто выстригли циферблат и соединились на цифре «12». Шум в зале почти совсем стих, группы говорунов распались, и каждый из них приблизился к своему наблюдательному прибору. Воцарилась тишина, прерываемая лишь редкими глухими покашливаниями.

Шло время. Первые быстрые минуты сложились в недолгую пятиминутку, а та сначала неторопливо, а потом все медленнее и медленнее стала подтягиваться к десяти, потом к двадцати и тридцати длинным и нудным минутам ожидания. Задрав головы, люди пристально, до боли в глазах, всматривались в плотную тьму облаков, с тревогой и надеждой выискивая в их черноте хоть какую-нибудь прогалинку.

– Глядите, глядите, – зазвучали вдруг чьи-то взволнованные голоса, – вон там на юге, смотрите! Кажется, там появился просвет!

Все бросились к наблюдательным приборам, прильнули к окулярам. Но сразу же в разных концах зала холодным душем посыпались отрезвляющие объяснения:

– Ничего это не просвет – просто след от луча телескопного прожектора.

Снова потянулись они, эти нудные минуты томительного ожидания. Только через час щелкнул динамик громкоговорителя, и на большом экране, где должно было появиться долгожданное изображение пейзажа с Земли, возникло крупное усатое лицо директора Бюро прогнозов. Оно было очень хмурым и очень озабоченным.

– Я вынужден всех нас огорчить, – сказал директор, нервно перебирая лежавшие перед ним бумаги. – Наш долгосрочный прогноз погоды в этом районе планеты оказался неверным. Он основывался на уверенности в образовании здесь газовой воронки с центробежными силами растягивания. Они должны были разорвать облачный слой атмосферы, создать окно для визуальных исследований и прямых оптических наблюдений. Но, увы, этого не произошло. Неожиданно с северо-запада сюда передвинулись большие массы газов, сформировавших обширный устойчивый циклон с плотной малоподвижной облачностью.

Мертвая тишина нависла над головой. Глухая тягостная тишина. Грусть, печаль. Лишь тихий шепот-ропот слабой волной прокатился по притихшему залу. Вслед за этим все зашевелились, заохали, заахали, откуда-то донеслось женское всхлипывание.

– Я так надеялась на встречу с дочкой, – заплакал старушечий голос, – хотела внуков увидеть, могилу мужа, свой дом родной.