Я хотела написать книгу. Сюжет ее мне подсказал Эрих Фромм. Когда-то мы с ним близко дружили, – Божана мечтательно замолкла, словно вспоминая. Потом улыбнулась. – Ну, ладно. Бог с ним. Я должна была с позиций психоанализа проанализировать, как комплексы этих двух великих людей отражались в их творчестве. С Достоевским было проще.
– Ну, это классический случай, – поддержала Евгения. – Карты.
«Вот у кого патология, у Евгении, – Марианна рассердилась. – Не может не выскакивать!»
Но Божана не обратила внимание, повинуясь своим мыслям.
– Да, с Гоголем сложнее, – она замолчала, словно вспоминая.
– А почему вы не дописали книгу? Не жаль было бросать? – спросила Марианна.
– Не поверите. По мере того как я погружалась в тему, мне становился слишком неприятен сам персонаж. В один прекрасный момент я не могла себя преодолеть. Стало противно. Знаете, это моя болезнь. Я не могу слишком долго находиться с мужчиной, если он мне не нравится. Так или иначе о личной жизни Гоголя мне кое что известно.
Она снова улыбнулась, не без самодовольства, и обратилась к Гремину, переходя на «ты»:
– Я попробую ответить на твой первый вопрос. Он не совсем удачно сформулирован. Скорее всего,
Гоголь был и некрофилом, и гомосексуалистом. Имел четко выраженные садистские пристрастия. Умненький Набоков в недавнем эссе о Гоголе, опубликованном на английском, приводит прелюбопытнейшие примеры. Так, сам Гоголь однажды сознался Пушкину, что самое забавное зрелище, какое ему пришлось когда-либо наблюдать, – как обезумевшая от боли кошка металась по раскаленной крыше горящего дома. Или другой сюжет. В Швейцарии великий русский писатель однажды несколько часов кряду занимался тем, что расплющивал тростью маленьких ящериц, выползавших погреться на солнышко. Подобных эпизодов немало. Я перелопатила массу документов, и у меня нет ни малейшего сомнения, что у Гоголя имелся целый клубок извращений. Но дело в другом. В загадке. Тут вы все трое абсолютно правы. Загадка Гоголя действительно есть.
По мере того как Божана говорила, чувствовалось, что тема зажигает ее. В полумраке фиолетовая губная помада, когда болгарка усмехалась, отливала иссиня-багровым. Она успела основательно выпить. Глаза заблестели. Щеки разрумянились. Голос приобрел театральный пафос. Сделав длинный глоток, Божана покачала головой:
– «Кло де Вожо» – наверное, лучшее вино в мире. Не стоило тратить столько денег.
– У меня еще есть неплохой «Сотерн», – похвасталась Марианна, ни на минуту не забывавшая, что ее задача хозяйки в том, чтобы постоянно подпаивать гостью. – Давайте переберемся в салотто. Там нам будет удобнее.
Божана полностью овладела обстановкой. Она не зря практиковала психоанализ.
Усевшись поудобнее в уютном кресле с бокалом холодного «Сотерна», она обвела взглядом своих собеседников. Те устроились напротив. Марианна и Гремин на диванчике. Евгения на массивном низком пуфе. С Цезарем на коленях.
– Давайте поиграем. Попробуем суммировать, что вызывает недоумение в жизни Гоголя. Что в ней было странного?
– В каком смысле? – спросила Марианна.
– В самом простом. Ну, вот вы – красивая молодая девушка. Что вам бросается в глаза в первую очередь? Наверное, что Гоголь не был женат. Избави бог, в этом ничего криминального нет. Но в общем-то и сейчас, и тогда это достаточно нехарактерный стиль поведения для мужчины, которому хорошо за тридцать. Согласитесь?
– Ну да, конечно.
– Что еще? Что вы находите странным? Божана пошарила глазами по столу.
– Лист бумаги найдется? Давайте попробуем положить на бумагу.
Марианна принесла блокнот и карандаш. Божана устроилась поудобнее, усевшись с ногами в кресле, при этом и бутылка «Сотерна» оставалась поблизости.
– Итак, первое, что мы записали: неженатый. Второе что?
– Ну, если продолжать эту линию, – предположила Евгения, – то отсутствие каких-либо романов с женщинами. Если не считать полуроман со Смирновой. В постели они наверняка не были.
– Записали: отсутствие романов с женщинами. Что дальше?
– Явно ненормальное отношение к некоторым своим приятелям, – подал голос Гремин. Марианна обратила внимание, что, задав направление, тот сознательно уходил в тень, стараясь не доминировать в разговоре. – А если уж называть вещи своими именами, то откровенное влечение к мужчинам, свидетельством чему, в частности, переписка Гоголя с Герасимом Высоцким, Данилевским, Погодиным и так далее.
– Правильно. Записали: влечение к мужчинам. Доказательство – переписка Гоголя. Что еще?
Снова встряла Евгения со своими манерами студентки-отличницы и американо-еврейским акцентом:
– На мой взгляд, стоит отдельно упомянуть эпизод с Виельгорским. – Евгения бросила выразительный взгляд на Марианну.
Та сообразила. Ей все-таки надлежало поддерживать версию о своей специализации по русской литературе.
– Тогда следует упомянуть и эпизод с поэтом Языковым. Как-никак они вместе жили на вия Феличе больше полугода.
Божана великодушно согласилась.
– Можно записать, хотя этот эпизод сам по себе ничего не доказывает. Из соображений экономии многие русские, да и не только русские, путешественники по Европе в те времена вместе снимали квартиры. А что касается Виельгорского – это особая статья. Тут целый клубок доказательств. И тот знаменитый текст Гоголя, который исследователи десятилетиями дружно пытались представить как отрывок из несуществующего романтического произведения… «Ночи на вилле». – Марианна была вынуждена признать: «Старая кокотка, пожалуй, разбирается в Гоголе. Не то что Евгения». – И разрыв Гоголя с Волконской, а с влиятельными покровителями и особенно покровительницами Гоголь старался не порывать… Ведь, если честно, версия про двух ксендзов, попытавшихся на смертном одре обратить Виельгорского в католичество, откровенно слабовата.
Евгения пожелала уточнить.
– Извини, для ясности. – Она тоже перешла на «ты». – На твой взгляд, у Гоголя с Языковым скорее всего, ничего не было, а с Виельгорским было?
– Да. Пожалуй, так. Хотя как понимать: было не было. Если ты имеешь в виду гомосексуальные связи, – Евгения кивнула, наверняка уже сожалея, что забралась так глубоко, – тогда да. Хотя стопроцентно я не убеждена, что Гоголь и Виельгорский были близки. Весьма вероятно, но не убеждена. Однако я не исключаю, что Гоголь успел попользоваться юным Виельгорским после того, как тот помер. Но опять-таки, с точки зрения психологического портрета Гоголя это не имеет никакого значения. Абсолютно никакого. Принципиально важно другое. Что Гоголь на протяжении нескольких месяцев дожидается смерти Виельгорского. Поджидает ее, подкарауливает. Иначе как объяснить бесконечные дневные и ночные бдения у постели умирающего?
От слов Божаны всем стало не по себе. Казалось, скоро в воздухе запахнет серой и из-за тяжелых портьер выберется знакомая тень с длинным носом и окровавленными губами.
Божана между тем как ни в чем не бывало плела свое кружево.
– Но и это не самое показательное. Если в случае с Виельгорским Гоголь только ждал смерти друга, то Языкова он в прямом смысле этих слов готовил себе на стол. Как откармливают поросенка, чтобы зарезать по весне. Гоголь всеми мыслимыми и немыслимыми обещаниями соблазняет Языкова. Обещаниями комфорта, дружбы, компании, выздоровления. Только чтобы уломать того поселиться вместе в одной квартирке в Риме. Допускаю, что Гоголь надеялся на половую близость с умиравшим Языковым. Что тот, будучи тяжелобольным, несмотря на свою всем известную гетеросексуальность, не станет противиться… А может быть, Гоголь преследовал совсем другую цель. Он сознательно заманивал тяжелобольного к себе домой, чтобы терпеливо дождаться его смерти и заполучить в полное свое распоряжение его тело. Не какой-нибудь там трупик из морга, а тело близкого, родного человека, поэта и великого бабника. А Гоголь ох как любил приобщиться к знатным, богатым, известным и удачливым! Не спорю, сцена, безусловно, дикая, но вполне соответствующая образу Гоголя и стилю его поведения… И, кстати, его творчеству. Подобную сцену без какого бы то ни было насилия над здравым смыслом можно представить в канве повествования ну хотя бы «Страшной мести». Естественно, будь тогда цензура помягче… Избави боже, я не утверждаю, что именно так и было. Я этого не знаю. Но исключать нельзя ничего.