Идею мне подсказали его сторожевая программа и запертый рюкзак.

— Флойд слишком доверчив, — сказала я. — Но я перед посадкой оставила на корабле свою копию. Если костюм Флойда не вернется вместе с ним внутри — и при этом медицинская телеметрия должна показывать, что он жив или в состоянии выжить после лечения, — то у корабля не будет причины ждать нас на орбите.

— Лжешь!

— Компьютеры не лгут.

А вот это и ложь, и правда. Компьютеры делают то, что им приказывают. Но я не компьютер. Я могу жить в компьютере, но это я ему приказываю. И я сделала ставку на то, что Рудольф не поймет разницы. У Флойда уже были с этим проблемы.

И все же я почти удивилась, когда он сдался. Дело тут не просто в том, что я солгала: если бы он действительно понимал, кто я, то знал бы, что копии быть не может. Но люди не в состоянии понять существо, подобное мне. Даже Флойд, наверное, думает, что я способна проникнуть в Сеть, как это делает вирус. Но все не так просто. Даже вирус не может просто взять и просочиться в канал связи, словно вода по трубе. Он копирует себя.

Технически я тоже могу такое проделать. Но единственный реальный способ переместить меня из одного места в другое — только стереть оригинал. Который, если его превращают в остающуюся на исходном месте копию, станет сопротивляться. Чтобы на такое решиться, надо иметь склонность к самоубийству, убийству или к тому и другому сразу — а в этом случае ты не стоишь копирования.

Может быть, при некоторых обстоятельствах это стало бы подобно самопожертвованию ради спасения ребенка. Но «ребенок» просто-напросто снова окажется мной, поэтому не лучшая аналогия. Кстати, прежде чем стать разумной, я была обычным стандартным искином. То есть защищена от копирования. Имеется протокол для переноса — с его помощью Флойд и получил меня, когда купил, — но он включает перезагрузку, а я понятия не имею, что после перезагрузки от меня останется.

К счастью, в тот момент Рудольфу было не до размышлений на подобную тему.

— А что насчет этого? — спросил он, показывая на черную поверхность внизу.

— Ты нашел главную жилу.

— Да? — Он знал, что я все поняла. Он лишь проверял, стану ли я лгать.

— Это карбонадо. Черный алмаз. Триллионы карат. А может, и больше.

Черные алмазы — одна из тех забавных штучек, на которые жизнь так богата. А прочитала я о них в одну из долгих ночей, когда шарила в Сети. Они мало что стоят как ювелирные камни, но, подобно алмазам любого типа, имеют много применений в промышленности.

На Земле их нашли только в Бразилии и Западной Африке. Одна из теорий утверждает, что давным-давно, когда еще не было Атлантического океана, в эту область Пангеи угодил алмазный астероид — часть ядра чего-то иного, например, исчезнувшего спутника Сатурна или, что более вероятно, кусок экзотического межзвездного мусора, который в этот спутник врезался.

Отдаю Рудольфу должное — он сделал отважный ход, полетев на Япет для проверки этой теории.

Во время прежних геологических изысканий в этой пыли наверняка находили следы алмазов — даже обычные метеориты нашпигованы микроскопическими алмазиками. Но они размером всего в несколько тысяч атомов и настолько привычны, что никто не обращает на них внимания.

Большая часть собранной им пыли была, должно быть, обычными минералами, иначе охота за алмазами началась бы уже давно. Но, отправляясь в путешествие по Япету, Рудольф не только изображал богатого туриста, он искал следы более крупной дичи — признаки того, что имеет смысл потратить несколько недель на рыскание по кольцам в надежде, что там все еще имеются более крупные алмазы.

Зато теперь, когда он этот алмаз отыскал, у него появилась другая проблема — тот оказался в сотни раз больше, чем все когда-либо найденные на Земле камешки, вместе взятые. Несколько тонн в год принесли бы ему состояние. А такая глыбища обрушит рынок. К тому же кольца — большое место. Когда люди узнают, что существует один такой алмаз, они начнут искать другие, и если найденные нами ледяные глыбы с «изюминками» что-то значат, то этих других может отыскаться много.

Я к чему клоню: стоило ли заваривать эту кашу? Ведь это всего-навсего деньги. Когда их становится очень много, то кому они нужны? Однако Рудольфу этого явно не понять — как и того, почему я не могу оставить свою копию на корабле. Мы настолько чужды друг другу, что с тем же успехом могли быть инопланетянами, засевшими в Облаке Оорта.

Короче, предпринятая Рудольфом невероятная разведывательная экспедиция окупилась, и окупилась с лихвой. Но только если никто не проболтается. Что может заставить безжалостного биржевого спекулянта перейти черту и пойти на убийство? Теперь я знаю ответ. А это значит, что мне нужно говорить с ним на его языке.

— Десять процентов, — заявила я. У нас с Флойдом появится лучший шанс выбраться отсюда живыми, если Рудольф поверит, что наша материальная-заинтересованность поможет ему сохранить секрет.

— Один. Ты можешь говорить за Флойда?

— Он выдал мне генеральную доверенность. — Ложью больше, ложью меньше — какая теперь разница? Кстати, если мы выживем, это недолго останется ложью. — Пять.

Мы договорились о трех, с авансом в три миллиона. Наверное, я смогла бы получить и больше, но не хотела, чтобы он очень уж старался, пытаясь вывернуться. Конечно, я записывала наш разговор, чтобы Рудольфа смогли посадить за покушение на убийство Флойда. Но если я стану жадной, он заявит, что запись сфальсифицирована. А если легко пойду на уступки, предположит, что я сдам его при первой же возможности. Поэтому три процента оказались в самый раз. Кроме того, я торопилась: надо было, чтобы Рудольф помог залатать костюм Флойда.

Если Флойд выживет, то узнает, что я обменяла его чувство справедливости на богатство. Но иногда не остается иного выхода, кроме заключения сделки с дьяволом.

Возвращение на поверхность создало проблему иного рода. Рудольф хотел вернуться тем же путем, каким мы пришли сюда. Если бы Флойд находился в сознании и мог помочь, я бы согласилась. Но я очень сомневалась, что он вскоре очнется. Если вообще очнется. А это означало, что нам придется воспользоваться пластиковой взрывчаткой Рудольфа, чтобы пробиться сквозь участок с узкими проходами. Если этого не удастся сделать (и если мы ухитримся не замуровать себя окончательно), то он ничего не потеряет: попытается выбраться на поверхность один, а я не смогу его остановить. В другом направлении могут оказаться десятки узких проходов, но без карты Рудольф не сможет сбежать. Значит, надо сделать так, чтобы меня он боялся больше, чем неизвестности.

Как-то давно Флойд спросил, есть ли у меня аватар — виртуальный облик. Я предложила несколько, но они ему не понравились. Сейчас мне потребовалось нечто более внушительное, чем мой нынешний внутренний образ девушки двадцати одного года. Я быстро просмотрела сохраненные в памяти отрывки из фильмов и романы из серии «Галактический патруль», «Андроиды с астероидов» и прочую развлекательную дребедень, которая, по-видимому, проникает в универсальное человеческое подсознание. К сожалению, по большей части то было неподходящее подсознание. Женщин там имелось множество, но все они отличались невероятными телесными пропорциями. Когда я наконец-то отыскала более подходящую модель, она оказалась с заостренными эльфийскими ушами. Другая обладала синей кожей. Но все же, когда я убрала чужие анатомические черты и скрестила результат с парочкой премьер-министров, у меня получилось нечто, что Рудольф мог воспринять как свою мать, когда он был в подходящем возрасте, чтобы или любить ее, или ненавидеть. Этакий Зевс на эстрогене. Наверное, не стоит показывать этот аватар Флойду.

Не представляю, что думал о моем аватаре Рудольф, но тот не мог навредить моему замыслу, который сводился к простой идее: я тут главная, и мы все делаем по-моему.

Как выяснилось, идея оказалась правильной. Нам попалось несколько узких проходов, но ни один из них не был хуже тех, которые мы уже видели, и все они оказались проходимыми с помощью нехитрого приема — Рудольф толкал Флойда перед собой, будто большой рюкзак. Два оказались настолько тесными, что ему пришлось оставлять рюкзак, а потом возвращаться за ним, но все же мы преодолели их без особого труда.