Изменить стиль страницы

В то мгновение, когда вы говорите: «Как прекрасно!» - вы удаляетесь от цветка. Вы уже сравнили его с вашими прошлыми переживаниями цветов. И помните, ваши прошлые переживания должны были быть подобными этому: они тоже не были переживаниями, потому что в то время вы тоже упустили тем же самым образом, вы сказали: «Как красиво!» Вы всегда опаздывали на поезд.

Стоя рядом с цветком розы, просто стойте. Не можете ли вы удержаться на несколько секунд, только наблюдая состояние сознания, не вмешиваясь словами - прекрасное, безобразное, красное, желтое? Нет, просто стойте рядом - и это не трудно; нужна лишь небольшая сноровка, и вы можете упражняться в ней в любое время, занимаясь чем угодно. Просто не позволяйте словам вмешиваться между вами и тем, что происходит.

Когда эта сноровка имеется... та же ситуация возникает и внутри. Конечно, внутреннее переживание невыразимо и потрясающе более обширно и глубоко, чем красота цветка розы или красота заката; но то, что вы должны делать, одно и то же. Только почувствуйте вкус этого, утоните в этом, и за несколько секунд...

Это было точно подсчитано одним человеком, — то был Махавира, - и я соглашаюсь с ним, потому что и сам тоже подсчитывал: в точности сорок восемь секунд. Вы можете овладеть этим состоянием наблюдения без всяких слов за сорок восемь секунд, - я не прошу больше, ни даже целой минуты, на двадцать секунд меньше. Это что-то похожее на закон существования, который гласит, что в течение сорока восьми секунд переживание завершается. После этого никто не сможет отнять его у вас, вы не сможете выпасть из него. Вы можете переехать в Америку, вы можете переехать в Орегон, - вы не можете выпасть из него.

Я по-настоящему радовался, когда Шила рассказывала мне, что Дж.Кришнамурти думает, что я потерял свое просветление. Он, должно быть, в ярости! Он не может шутить, это точно. Он не тот человек, который может быть несерьезным, нет; он все время серьезен. Он должен быть серьезным. Но что волнует его? Он начал с неверного шага. Я не сделал этой ошибки. Если вы встаете с постели не с той ноги, что я могу поделать? Это ваша постель и ваша нога, и вы поступали так на протяжении восьмидесяти лет; я ничего не могу с этим поделать!

Вначале передо мною тоже стояла дилемма, но иногда вещи, которые совершенно не ценятся, оказываются чрезвычайно полезными. Моя лень оказалась потрясающе полезной. Я все время сидел на своей постели, пытаясь сообразить, с какой же ноги встать. Так я прождал бы всю свою жизнь.

На протяжении почти семи лет я не говорил никому: «Я больше не являюсь частью вас». Да, некоторые люди стали подозревать во мне это, - те, кто уже имел такое же переживание. Одним из них был Магга Баба, очень бедный человек, нищий. Он был первым, кто схватил меня, - он встряхнул меня обеими своими руками, - и он сказал мне: «Тебе не одурачить меня!»

Я сказал: «Я ничего не сделал».

Он сказал: «Ты ничего не сделал, это верно, но ты был в некотором месте, которое ты прячешь».

Я сказал: «Это правда, но, пожалуйста, не говори никому, потому что я не хочу никакого беспокойства. Я встану с постели, но я еще не решил, с какой ноги встать».

Я ленивый человек, очень ленивый. Мой врач, доктор Дэварадж, хочет давать мне витамин D, потому что я очень ленив. Он считает, что мне не хватает кальция, - может быть! Но это потрясающе; очень хорошо, что его не хватает. Если бы я вскочил с постели, я был бы в той же путанице, что и Дж.Кришнамурти. Я встал с постели только тогда, когда я полностью выразил все. И с этого момента я двигался, рассчитывая каждый шаг.

Прежде всего, я учил вас доверию, сердцу, чувству, любви; а сейчас я учу вас сомнению, скепсису, интеллекту, потому что я хотел бы, чтобы вы стали целостными людьми. Вы можете быть полностью удовлетворены доверием, сердцем, но тогда вы не будете целостным человеком.

Я не назвал бы Миру целостным человеком, я бы не назвал Рамакришну целостным человеком. Они прекрасные люди, но интеллект в них упущен; все лишь только сердце. Слишком много сахара. От этого получается диабет. Я диабетик. Слишком много сердца, слишком много сладости, и вы страдаете от диабета, - я не хочу, чтобы кто-либо из вас страдал от диабета. Да, живя только сердцем, вы получите духовный диабет. Интеллект - это соль, приправа; это не сплошной сахар.

Я хотел бы, чтобы вы наслаждались целостностью вашего бытия, когда ваше тело, ваше сердце, ваш интеллект, все настроено в лад друг другу. Я назвал этого нового человека -Зорба Будда.

Беседа 14.

ЕДИНСТВЕННАЯ НАДЕЖДА: ПРОСВЕТЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

12 января 1985 года

Бхагаван,

He было бы Вам проще работать, не связывая себя с этим словом «религия»? Какой секрет кроется за Вашим выбором этого пути?

Я бы очень хотел никаким образом не быть связанным со словом «религия».

Вся история религии - это сплошная мерзость. Она отвратительна, она показывает деградацию человека, его человеческой сущности, все это есть зло. И это касается не одной, отдельно взятой религии, а всех религий без исключения, в которых повторяется одно и то же: человек эксплуатирует человека от имени Бога. И я чувствую себя неловко из-за того, что ассоциируюсь со словом религия. Но ничего не поделаешь: в жизни так случается, что приходится выбирать то, что ненавидишь.

В юности в университете меня знали как атеиста, человека нерелигиозного, противника всех моральных систем. Это было моей позицией тогда, это осталось моей позицией и сегодня. Я не изменился ни на дюйм; моя позиция продолжает оставаться прежней. Но оставаться и дальше атеистом, противником религии и морали стало проблематичным. Было очень трудно общаться с людьми, было почти невозможно наладить с ними какие-либо взаимоотношения. В моих отношениях с людьми эти слова - атеист, нерелигиозный, аморальный - стали подобны непреодолимым стенам. Я хотел бы оставаться прежним - я не видел в этом проблем, - но я заметил, что это мешало мне распространять свой опыт, делиться им.

В ту минуту, как люди узнавали, что я атеист, нерелигиозен и аморален, они немедленно замыкались. Того, что я не верю ни в какого Бога, что я не верю ни в какой рай и ад, было достаточно, чтобы люди начали избегать меня. Даже очень образованные люди - потому что я был профессором университета, и меня окружали сотни профессоров, ученых-исследователей, интеллигентных, образованных людей - просто избегали меня, потому что не имели мужества защитить то, во что верили; у них не было для этого аргументов.

А я продолжал непрерывно спорить на улице, в университете, в панваллахском магазине — везде, где мне удавалось пристать к кому-нибудь. Я громил религию и пытался очистить людей от всей этой дряни. Но в результате я стал похож на остров; никто не хотел даже разговаривать со мной, потому что даже здороваться со мной было опасно: к чему это могло привести? В итоге я был вынужден сменить стратегию.

Я пришел к пониманию того, что люди, заинтересованные в поиске истины, как это ни странно, являются приверженцами какой-нибудь религии. Из-за того, что они считали меня нерелигиозным, я не мог общаться с ними; а это были люди, которые действительно были бы заинтересованы в познании. Это были люди, которые были бы готовы совершить со мной путешествие в неизведанные миры. Но они были приверженцами какой-нибудь религии, они состояли в какой-нибудь секте, исповедовали какую-нибудь философию; и то, что они считали меня атеистом и нерелигиозным, стало барьером. А это были люди, в обществе которых я хотел бы находиться.

Были и люди, не интересовавшиеся религией, но они не привлекали меня. Их волновали только мелочи жизни: как заработать больше денег, стать большим лидером — политиком, премьер-министром, президентом. Их интересы были слишком приземленными. Эти люди не интересовали меня. А они, в свою очередь, не были заинтересованы в том, что я мог им предложить, потому что вообще этим не интересовались.