Изменить стиль страницы

Но почему такая большая дистанция между сеянием семян и жатвой урожая? Что, всегда так, что в одной жизни вы творите добрые или плохие дела, а результат наступает лишь в иной жизни? Мне кажется, что во всем этом есть какой-то заговор. Это не закон, это заговор, связанный с тем, что священник не может объяснить, почему какой-нибудь человек богат, тогда как каждый знает, что он творит зло, - и становится тем не менее еще богаче. А другой человек известен добрыми делами, но страдает. Так является ли добро добром?

Так что священство просто затрудняется объяснить такую ситуацию, которая встречается повсюду. Добрых людей можно найти в каждом уголке земли, - бедных, голодающих, страдающих. Плохим же людям сопутствует успех. Пройдохи, - готовые каждому перерезать горло, уже перерезавшие горло многим, идущие по головам людей к власти и богатству, использующие людей как вещи, - они обладают всем, что по праву должно принадлежать добрым людям.

Как объяснит священник все это? И вот он нашел способ: закон кармы. Он не может объяснить все это здесь и сейчас, поэтому он перемещает всю сцену действия. Он делает так, что между вашими действиями и их результатами встает смерть; результаты наступят после смерти, в следующей жизни. Но почему? Вы кладете руку в огонь, а обожжетесь в следующей жизни? Если вы положите руку в огонь сейчас, то и обожжетесь тоже сейчас.

Так что любой священник, любой монах, любой человек, приходящий с Востока и говорящий о законе кармы, — отведите его к костру. Скажите ему: «Положите руку в огонь, чтобы мы могли посмотреть, сработает ли закон кармы здесь и сейчас. И нужно ли ждать так долго, чтобы наступила смерть, и лишь после нее наступил результат? Действие - смерть - результат? Смерть должна вмешиваться абсолютно?» Я знаю, что он не согласится положить руку в огонь.

Вот почему я сказал: «Я могу сказать совсем немногое о законе кармы, совсем немного, всего лишь два слова: фу, фу».

Вот что мне нужно будет объяснить вам - это орегонская история. Если я не ошибаюсь, сенатор Фатфилд явился с визитом в свой избирательный округ. Конкретно, он приехал в резервацию индейцев. Он приезжал сюда лишь раз в пять лет, как раз при приближении выборов. Индейцы прекрасно понимали, что он приезжает лишь раз в пять лет, обещает великие дела, а потом исчезает; а все эти дела так никогда и не наступают.

Он снова появился пять лет спустя, и снова та же игра. Индейцы — простые люди... Их вождь собрал всех своих людей в одно место, которое обычно и использовалось для общих собраний. Сенатор Фатфилд начал свои обычные обещания: «Простите меня в последний раз. Было так много трудностей, так много проблем, финансовая депрессия и так много войн, что я не смог организовать постройку моста через реку, дороги к вашей резервации и хороших домов для вас». И каждый раз, когда он что-то говорил, - «мост», - они улюлюкали: «Фу, фу!», - и радовались, почти начинали плясать. Фатфилд чувствовал себя очень хорошо, видя, как они приветствуют его. Они хлопали в Ладоши, кричали и визжали: «Фу, фу!» — это являлось для него еще большим стимулом, придавало ему убежденности.

Он дал волю своему воображению: «Я построю больницу, Колледж, университет...» Когда вы просто обещаете то, что не собираетесь выполнять, то не имеет значения, что вы обещаете; можете обещать даже рай, можете обещать все, что угодно. Он так и делал: «Через пять лет увидите: это место будет раем на земле», - а они все кричали: «Фу, фу!»

Сенатор Фатфилд был чрезвычайно счастлив, настолько счастлив, что сказал вождю: «Я хотел бы пройтись по резервации, чтобы посмотреть, в чем они еще нуждаются».

Вождь сказал: «Пожалуйста; вот только одно дело. Мы, индейцы, абсолютно как дети: мы целое поле используем как туалет под открытым небом. Поэтому, когда будете проходить по резервации, - я не возражаю, - не вляпайтесь в фу-фу». Тогда-то Фатфилд понял, что значит фу-фу, но было слишком поздно.

Закон кармы - это не что иное, как фу-фу. И теперь вы понимаете, что это значит, так что нет проблем.

Для меня является ясным, что каждое действие имеет свой результат, но не где-то там далеко в будущей жизни. Действие и результат неразрывны, они части одного процесса. Как вы думаете, посев и жатва разрывны? Это один процесс. То, что начинается с посева семян, потом растет и однажды становится тысячею новых семян. И это то, что мы называем урожаем. Это то же зерно, разросшееся в тысячу зерен. Сюда не вмешивается никакая смерть, не нужна никакая жизнь после смерти; все это неразрывность, континуум.

Так что нужно запомнить одно: мое видение таково, что, да, каждое действие обязано иметь какие-то последствия, но они проявятся не где-то еще, вы почувствуете их здесь и сейчас. Весьма вероятно, они настигнут вас почти мгновенно.

Когда вы добры к кому-нибудь, разве вы не чувствуете какую-то радость? Какой-то покой? Какую-то значительность? Разве вы не чувствуете удовольствие от того, что делаете? Возникает своего рода глубокое удовлетворение. Испытывали ли вы такое же чувство удовольствия, когда гневались, когда кипели от злости, когда ранили кого-нибудь, когда сходили с ума от ярости? Испытывали ли вы удовольствие или что-нибудь в этом роде? Чувствовали ли вы покой, тишину, нисходящую на вас? Нет, это невозможно.

Вы, конечно, будете чувствовать что-то, но это будет чувство печали от того, что вы действовали как дурак, что снова вы совершили те же глупости, которые не раз уже решали не делать. Вы будете чувствовать свою совершенную никчемность. Вы будете чувствовать, что вы не человек, а машина, потому что вы не откликаетесь, но лишь реагируете. Какой-то человек сделал что-то, а вы реагируете. У этого человека ключ к вам, а вы просто танцуете под его дудку; он имеет над вами власть.

Когда кто-то обижает вас и вы начинаете сражаться с ним, то что это значит? Это значит, что в вас нет никакой возможности не реагировать.

Умирал отец Гурджиева. Его последние слова, обращенные к Гурджиеву, имеют чрезвычайное значение; может быть, еще никогда отец не сообщал сыну такого великого откровения. А Гурджиеву было тогда всего лишь девять лет, и вот его отец сказал: «Я знаю, что прямо сейчас ты можешь еще и не понять то, что я скажу, но у меня больше нет времени, я скажу это сейчас. У тебя же есть время - просто запомни мои слова. Когда ты будешь достаточно зрелым, чтобы понять значение этих слов, тогда действуй в соответствии с ними. Но не забывай их! Запомни, это простое предложение».

Он велел Гурджиеву трижды повторить это предложение, чтобы умереть спокойно. Он сказал: «Прости меня за то, что я не оставляю тебе никакого наследства, кроме этого предложения». И что же это было за предложение? - очень простое предложение. Он сказал: «Запомни, если кто-то вызывает в тебе гнев, скажи ему, что ты вернешься через двадцать четыре часа и тогда ответишь ему. Подожди двадцать четыре часа; и через двадцать четыре часа, что бы ты ни решил, иди и делай это».

Странный совет, но не такой уж странный, если вы понимаете. И этот простой совет изменил всю жизнь Гурджиева. Это единственное предложение сделало такого человека, как Гур-джиев, — а такие люди появляются не каждое столетие. Тот старик был, должно быть, человеком огромной проницательности. Он не оставил после себя ничего другого; он сказал своему сыну: «Теперь ты сам должен заботиться о себе. Твоя мать умерла, я умираю. Тебе придется самому зарабатывать на хлеб. Ты сам должен учиться всему». Девятилетний ребенок... Но это стало великой возможностью для Гурджиева, ведь после этого он начал путешествовать вместе с кочевниками.

Гурджиев родился в России, вблизи Кавказа - там все еще есть кочевники, странствующие племена. Даже шестьдесят лет коммунистических мучений не смогли остановить этих кочевников, потому что они считают странствие прирожденным правом человека, и, может быть, они правы.

Кочевники по всему миру полагают, что дом создается женщиной. Его строит мужчина, но тащит мужчину в дом именно женщина; без этого мужчина прежде всего странник, скиталец, он предпочитает движение. Ему достаточно палатки; палатка, лошадь, воловья повозка, - и достаточно. Кому это нужно - год за годом жить на одном и том же месте? Кочевники все время в движении - несколько дней здесь, несколько дней там.