Референт распахнул перед прокурором очередную дверь, и прокурор увидел своего Мака. Мак в белом халате с шевроном на рукаве сидел на подоконнике и смотрел наружу. Если бы какой-нибудь советник юстиции позволил себе в служебное время торчать на подоконнике и считать галок, его можно было бы со спокойной совестью пустить по этапу, как явного бездельника и даже саботажника. В данном же случае, массаракш, ничего сказать было нельзя. Ты его за шиворот, а он тебе: «Позвольте! Я ставлю мысленный эксперимент! Отойдите и не мешайте!»
Великий Мак считал галок. Он мельком взглянул на вошедших, вернулся было к своему занятию, но тут же снова оглянулся и всмотрелся более пристально. «Узнал, — подумал прокурор. — Узнал, умница моя…» Он вежливо улыбнулся Маку, похлопал по плечу молоденького лаборанта, крутившего арифмометр, и, остановившись посередине комнаты, огляделся.
— Ну-с… — произнёс он в пространство между Маком и Головастиком — А здесь у нас что делается?
— Господин Сим, — сказал Головастик, краснея, подмигивая и потирая руки, — объясните господину инспектору, чем вы… кхе… гм…
— А ведь я вас знаю, — сказал великий Мак, как-то неожиданно возникая в двух шагах от прокурора. — Простите, если я не ошибаюсь, вы — государственный прокурор.
Да, иметь дело с Маком было нелегко — весь тщательно продуманный план полетел к чёрту сразу же: Мак и не подумал ничего скрывать, он ничего не боялся, ему было любопытно, он смотрел на прокурора с высоты своего огромного роста, как на некое странное экзотическое животное…
Надо было перестраиваться на ходу.
— Да, — с холодным удивлением произнёс прокурор, переставая улыбаться. — Насколько мне известно, я действительно государственный прокурор, хотя мне непонятно… — Он нахмурился и вгляделся в лицо Мака. Мак широко улыбался. — Ба-ба-ба! — воскликнул прокурор. — Ну конечно же… Мак Сим, он же Максим Каммерер! Однако, позвольте, вы же погибли. Массаракш, как вы сюда попали?
— Длинная история, — ответил Мак, махнув рукой. — Между прочим, я тоже удивлён, увидев вас здесь. Никогда не предполагал, что наши занятия интересуют Департамент юстиции…
— Ваши занятия интересуют самых неожиданных людей, — сказал прокурор. Он взял Мака под руку, отвёл его к дальнему окну и доверительным шёпотом осведомился: — Когда вы нам подарите пилюли? Настоящие пилюли, на все тридцать минут…
— А вы разве тоже?.. — спросил Мак. — Впрочем, да, естественно…
Прокурор горестно покачал головой и с тяжёлым вздохом закатил глаза.
— Наше благословение и наше проклятие, — проговорил он. — Счастье нашего государства и горе его правителей… Массаракш, я ужасно рад, что вы живы, Мак! Должен вам сказать, что дело, по которому вы проходили, было одним из немногих в моей карьере, оставивших у меня чувство досадной неудовлетворённости… Нет-нет, не пытайтесь отрицать: по букве закона вы были виновны, с этой стороны всё в порядке… Вы напали на башню, кажется, убили легионера, за это, знаете ли, по головке не гладят. Но вот по существу… Признаюсь, рука у меня дрогнула, когда я подписывал ваш приговор. Как будто я приговаривал ребёнка, не обижайтесь. В конце концов, ведь это была затея скорее наша, чем ваша, и вся ответственность…
— Я не обижаюсь, — сказал Мак. — И вы не далеки от истины: выходка с этой башней была ребяческая… Слава богу, что нас тогда не расстреляли.
— Это было всё, что я мог сделать, — сказал прокурор. — Помнится, я был очень огорчён, узнав о вашей гибели… — Он засмеялся и дружески стиснул локоть Мака. — Чертовски рад, что всё кончилось так благополучно. Чертовски рад сделать знакомство… — Он поглядел на часы. — Слушайте, Мак, а почему вы здесь? Нет-нет, я не собираюсь вас арестовывать, это не моё дело, пусть теперь вами занимается военная комендатура. Но что вы делаете в этом институте? Разве вы химик? Да ещё… — Он показал пальцем на шеврон.
— Я — всё понемножку, — сказал Мак. — Немножко химик, немножко физик…
— Немножко подпольщик, — сказал прокурор, благодушно смеясь.
— Очень немножко, — решительно сказал Мак.
— Немножко фокусник… — сказал прокурор.
Мак внимательно посмотрел на него.
— Немножко фантазёр, — продолжал прокурор, — немножко авантюрист…
— Это уже не специальности, — возразил Мак. — Это, если угодно, просто свойства всякого порядочного учёного.
— И порядочного политика, — сказал прокурор.
— Редкостное сочетание слов, — заметил Мак.
Прокурор вопросительно посмотрел на него, потом сообразил и снова засмеялся.
— Да, — сказал он. — Политическая деятельность имеет свою специфику. Никогда не опускайтесь до политики, Мак, оставайтесь со своей химией… — Он посмотрел на часы и с досадой сказал: — Ах, проклятье, совершенно нет времени, а так хотелось бы с вами поболтать… Я смотрел ваше досье, вы — любопытнейшая личность… Но вы, вероятно, тоже сильно заняты…
— Да, — сказал умница Мак. — Хотя, конечно, не так сильно, как государственный прокурор.
— Так, — произнёс прокурор с комическим упрёком. — А ваше начальство уверяет нас, будто вы работаете днём и ночью… Я, например, не могу сказать этого о себе. У государственного прокурора случаются свободные вечера… Вы удивитесь, но у меня есть к вам масса вопросов, Мак. Признаться, я хотел побеседовать с вами ещё тогда, после процесса. Но — дела, бесконечные дела…
— Я к вашим услугам, — сказал Мак. — Тем более, что у меня тоже есть к вам вопросы.
«Ну-ну! — мысленно одёрнул его прокурор. — Не надо так откровенно, мы здесь не одни». Вслух он сказал спокойно:
— Прекрасно! Всё, что в моих силах… А теперь, прошу меня простить, бегу…
Он пожал огромную ладонь своего Мака, уже пойманного Мака, окончательно попавшегося на удочку Мака. «Он прекрасно мне подыгрывал, он несомненно хочет встретиться, и сейчас я его подсеку…» Прокурор остановился в дверях, щёлкнул пальцами и сказал, повернувшись:
— Позвольте, Мак, а что вы делаете сегодня вечером? Я только что сообразил, что у меня сегодня свободный вечер…
— Сегодня? — сказал Мак. — Ну что же… Правда, сегодня у меня…
— Приходите вдвоём! — воскликнул прокурор. — Ещё лучше — я познакомлю вас с женой, получится прекрасный вечер… Восемь часов вас устроит? Я пришлю за вами машину. Договорились?
— Договорились.
«Договорились!» — ликуя, думал прокурор, обходя последние лаборатории отдела, улыбаясь, похлопывая и пожимая. «Договорились!» — думал он, подписывая акт в кабинете у Головастика. «Договорились, массаракш, договорились!» — кричал он про себя торжествующе по дороге домой…
Он отдал распоряжение шофёру. Он приказал референту сообщить в Департамент, что господин прокурор занят… Никого не принимать, отключить телефон и вообще убираться к дьяволу с глаз долой, но так, впрочем, чтобы всё время оставаться под рукой. Он вызвал жену, поцеловал её в шею, вскользь припомнив, что не виделись они уже дней десять, и попросил её распорядиться насчёт ужина, хорошего, лёгкого, вкусного ужина на четверых, быть за столом паинькой и приготовиться встретить очень интересного человека. И побольше вин, самых лучших и разных.
Потом он заперся в кабинете, опять выложил на стол дело в зелёной папке и принялся продумывать заново, с самого начала. Его обеспокоили только один раз: курьер из Военного департамента принёс последнюю фронтовую сводку. Фронт развалился. Кто-то надоумил хонтийцев обратить внимание на жёлтые машины, и вчера ночью они расстреляли и уничтожили атомными снарядами до девяноста пяти процентов танков-излучателей. О судьбе прорвавшейся армии сведений больше не поступало… Это был конец. Это был конец войне. Это был конец генералу Шекагу и генералу Оду. Это был конец Очкарику, Чайнику, Туче и другим, помельче. Очень возможно, что это был конец Графу. И уж конечно, это был бы конец Умнику, если бы Умник не был умником…
Он растворил сводку в стакане с водой и пошёл ходить кругами по кабинету. Он испытывал огромное облегчение. Теперь он, по крайней мере, точно знал, когда его вызовут наверх. Сначала они покончат с Бароном и будут не меньше суток выбирать между Дергунчиком и Зубом. Затем им придётся повозиться с Очкариком и Тучей. Это ещё сутки. Ну, Чайника они прихлопнут мимоходом, а вот генерал Шекагу один отнимет у них не меньше двух суток. А потом, и только потом… Потом у них уже больше не будет никакого «потом»…