Помотав перед собою тростью и дёрнув головой, он начал речь:

— Солдаты!.. Я не ошибся, я обращаюсь к вам как к солдатам, хотя все мы — и я в том числе — пока ещё обыкновенные отбросы общества… Будьте благодарны, что вам разрешают нынче вступить в бой. Через несколько часов почти все вы сдохнете, и это будет хорошо. Но те из вас, кто уцелеет, заживут на славу. Солдатский паёк, шнапс и всё такое… Сейчас мы пойдём на позиции, и вы сядете в машины. Дело пустяковое — пройти на гусеницах полтораста километров… Танкисты из вас, как из бутылки молоток, сами знаете, но зато всё, до чего доберётесь, — ваше. Это я вам говорю, ваш боевой товарищ Анипсу. Дороги назад нет, зато есть дорога вперёд. Кто попятится — сожгу на месте. Это особенно касается водителей… Вопросов нет. Бр-р-ригада! Напра-во! Вперёд… сомкнись! Дубьё, сороконожки! Сомкнуться приказано! Капралы, массаракш! Куда смотрите?.. Стадо! Разобраться по четыре… Капралы, разберите этих свиней по четыре! Массаракш…

С помощью легионеров капралам удалось построить бригаду в колонну по четыре, после чего снова была подана команда «смирно». Максим оказался совсем недалеко от командира бригады. Экс-полковник был вдребезги пьян. Он стоял покачиваясь, опершись на трость, то и дело тряс головой и потирал ладонью свирепую сизую морду. Командиры батальонов, тоже вдребезги пьяные, держались у него за спиной — один бессмысленно хихикал, другой с тупым упорством пытался разжечь сигарету, а третий всё хватался за кобуру и шарил по рядам налитыми глазами. В рядах завистливо принюхивались, слышалось льстиво-одобрительное ворчание. «Давайте, давайте… — бормотал Зеф. — Мы вам навоюем…» Максим раздражённо толкнул его локтем.

— Замолчи, — сказал он сквозь зубы. — Надоело. В это время к полковнику подошли двое — жандармский ротмистр с трубкой в зубах и какой-то грузный мужчина, штатский, в длинном плаще с поднятым воротником и в шляпе. Максиму штатский показался странно знакомым, и он стал присматриваться. Штатский что-то сказал полковнику вполголоса. «Га?» — произнёс полковник, обращая на него мутный взор. Штатский снова заговорил, показывая большим пальцем через плечо на колонну штрафников. Жандармский ротмистр равнодушно попыхивал трубочкой. «Это зачем?» — гаркнул полковник. Штатский достал какую-то бумагу; полковник отстранил бумагу рукой. «Не дам, — сказал он. — Все, как один, должны подохнуть…» Штатский настаивал. «А я плевал! — отвечал полковник. — И на Департамент ваш плевал. Все подохнут… Верно я говорю?» — спросил он ротмистра. Ротмистр был согласен. Штатский схватил полковника за рукав комбинезона и дёрнул к себе, и полковник чуть не упал со своей трости. Хихикающий батальонный залился идиотским смехом. Лицо полковника почернело от негодования, он полез в кобуру и вытащил огромный армейский пистолет. «Считаю до десяти, — объявил он штатскому. — Раз… два…» Штатский плюнул и пошёл прочь вдоль колонны, вглядываясь в лица штрафников, а полковник всё считал и, досчитав до десяти, открыл огонь. Тут ротмистр наконец забеспокоился и убедил его спрятать оружие. «Все должны подохнуть, — объявил полковник. — Вместе со мной… Бр-р-ригада! Слушай команду! Ш-ша-гом… м-марш! К чертям свинячьим в пекло!»

И бригада двинулась. По расхлябанной, разъезженной гусеницами колее, скользя и хватаясь друг задруга, штрафники спустились в болотистую лощину, свернули и зашагали прочь от железной дороги. Здесь колонну нагнали командиры взводов. Гай пошёл рядом с Максимом; он был бледен, играл желваками и сначала долго молчал, хотя Зеф сразу спросил его, что слышно. Лощина постепенно расширялась, появились кусты, впереди замаячил лесок. У обочины дороги торчал, завалившись гусеницей в мокрую рытвину, огромный неуклюжий танк, какой-то древний, совсем не похожий на патрульные танки береговой охраны, — с маленькой квадратной башней и маленькой пушечкой. Возле танка возились угрюмые люди в замасленных куртках. Блицтрегеры шагали вразброд, засунув руки в карманы, подняв жёсткие воротники. Многие осторожно поглядывали по сторонам — нельзя ли смыться? Кустики были очень соблазнительные, но на склонах лощины маячили через каждые двести — триста шагов чёрные фигуры с автоматами. Навстречу, ныряя в колдобинах, проползли три грузовика-цистерны. Водители были мрачны и не смотрели на блицтрегеров. Дождь усиливался, настроение падало. Шли молча, покорно, как скот, всё реже озираясь.

— Слушай, взводный, — проворчал Зеф, — неужели нам так и не дадут пожрать?

Гай достал из кармана краюху хлеба и сунул ему в руку.

— Всё, — сказал он. — До самой смерти.

Зеф погрузил краюху в бороду и принялся отчётливо работать челюстями. «Бред какой-то, — подумал Максим. — Ведь все знают, что идут на верную смерть. И всё-таки идут. Значит, на что-нибудь надеются? Значит, у каждого есть какой-то план? Да, ведь они ничего не знают об излучении… Каждый думает, где-нибудь там, по дороге, сверну, выскочу из танка и прилягу, а дураки пусть наступают… Об излучении нужно писать листовки, кричать в общественных местах, радиостанции организовывать, хотя приёмники действуют только на двух частотах… Всё равно, врываться в паузы. Не на башни тратить людей, а на контрпропаганду… Впрочем, всё это потом, потом, сейчас нельзя отвлекаться. Сейчас надо всё замечать. Искать малейшие щёлки… На станции танков не было и пушек тоже, везде только стрелки-легионеры. Это надо иметь в виду. Лощина хорошая, глубокая, а охрану, вероятно, снимут, как только мы пройдём… Да нет, при чём здесь охрана — все побегут вперёд, как только включат излучатели…» Он с удивительной отчётливостью представил себе, как это будет Врубаются излучатели. Танки блицтрегеров с рёвом устремляются вперёд. За ними валят валом армейцы. Вся прифронтовая полоса пустеет… «Трудно представить себе глубину этой полосы, неизвестен радиус действия излучателей, но уж два-три километра наверняка. В полосе глубиной два-три километра не останется ни одного человека с ясной головой. Кроме меня. Э, нет, не только два-три километра. Больше. Все стационарные установки, все башни — всё будет включено, и, наверное, на максимальную мощность. Весь приграничный район сойдёт с ума… Массаракш, как же быть с Зефом, он же этого не выдержит… — Максим покосился на мерно двигающуюся рыжую бороду мировой знаменитости. — Ничего, выдержит. В крайнем случае, придётся помочь, хотя, боюсь, будет не до того. И ещё Гай — с него ведь глаз нельзя будет спускать… Да, придётся поработать. Ладно. В конце концов, в этом мутном водовороте я всё равно буду полным хозяином и остановить меня никто не сможет да и не захочет…»

Прошли лесок, и сразу стал слышен слитный гул громкоговорителей, треск выхлопов, раздражённые крики. Впереди, на пологом травянистом склоне, поднимающемся к северу, стояли в три ряда танки. Между ними бродили люди, слоился сизый дым.

— А вот и наши гробы! — весело и громко произнёс кто-то впереди.

— Ты посмотри, что они нам дают, — сказал Гай. — Довоенные машины, хлам имперский, консервные банки… Слушай, Мак, мы что же, так и подохнем здесь? Ведь это же погибель верная…

— Сколько до границы? — спросил Максим. — И что там вообще — за гребнем?

— Там равнина, — ответил Гай. — Как стол. Граница километрах в трёх, потом начинаются холмы, они тянутся до самой…

— Речки нет?

— Нет.

— Овраги?

— Н-нет… Не помню. А что? Максим поймал его руку, крепко сжал.

— Не падай духом, мальчик, — сказал он. — Всё будет хорошо.

Гай с отчаянной надеждой глядел на него снизу вверх. Глаза у него запали, скулы обтянуло.

— Правда? — сказал он. — А то ведь я никакого выхода не вижу. Оружие отобрали, в танках вместо снарядов болванки, пулемётов нет. Впереди смерть, позади смерть.

— Ага! — злорадно сказал Зеф, ковыряя в зубах. — Замочил штанишки? Это тебе не каторжников по зубам щёлкать…

Колонна втянулась в интервал между рядами танков и остановилась. Разговаривать стало трудно. Прямо на траве были установлены громадные раструбы громкоговорителей, бархатный магнитофонный бас вещал: «Там, за гребнем лощины, коварный враг. Только вперёд. Только вперёд. Рычаги на себя — и вперёд. На врага. Вперёд… Там, за гребнем лощины, коварный враг… Рычаги на себя — и вперёд…» Потом голос оборвался на полуслове, и принялся орать полковник. Он стоял на радиаторе своего вездехода, батальонные держали его за ноги.