НОВЫЕ МУДРЕЦЫ О МУДРОСТИ ВЕРЫ
Не исключено, что будущие историки назовут нынешний век не только веком разрушения прежних ценностей, как это часто делают современники, но также началом "тшувы", возвращения к ним. Возвращения после затяжного периода цинизма, который, познав всему цену, так ничему ее и не придал. Разрушение фактически началось с того, что иудаизм был объявлен другими религиями отжившим свой век и обреченным на гибель. Утвердив стандарты сомнения и неприятия, эти религии сами себя обрекли на недоверие и отчуждение; то же самое случилось и с теми идеологиями, которые наживали капитал на отрицании, скажем, христианства. Недаром если еще недавно говорили о гибели Бога, теперь так настойчиво и громко говорят о кризисе безбожия.
Нынешний день, исполненный замешательства, напоминает, быть может, эпоху языческого разгула бесчисленных идолов, замешавшихся между людьми и так смущавших им души. Удивительно ли поэтому, если наиболее беспокойные из новых еврейских мудрецов так страстно надеются, что, как однажды встарь, еврейская вера со всеми ее откровениями способна еще раз встряхнуть задымленный наркотиками дух человечества, как это было обещано еще в Библии. Если же этой вере, считают они, окажется не под силу навеять заключенную в ней правду всему миру, – что ж, в этом случае через заботу о ней только и может придти спасение хотя бы тем же "жестоковыйным" евреям; и будет, как сказано, – "Израиль живет безопасно, один" (Второзаконие, 34:28).
Это настроение и владело, очевидно, теми еврейскими богословами современности, души которых чудом увернулись от теперь уже "разбитого молота всей земли", и которые, презрев цинизм и отчаяние, зовут свой народ возвратиться к Богу.
Лев Шестов, или Леон Шварцман (1866-1938), – русский теолог, один из основателей экзистенциализма, учения, наиболее близкого еврейскому духу, поскольку интеллектуальные проблемы рассматриваются в нем не отвлеченно, но, подобно Библии, непременно в контексте реального существования, в контексте таких понятий, как жизнь и смерть и таких состояний души, как вера и неверие. Если в прошлом столетии Моше Гесс в книге "Рим и Иерусалим" противопоставил веру в Бога как еврейское открытие – грубой физической силе, символизированной образом канувшей в небытие римской империи, – то Шестов называет свой главный труд "Афины и Иерусалим", теперь уже сравнивая веру с отвлеченным любомудрием древних Афин, с принципом науки, этого питающегося сомнениями идола современности.
Бог говорит Аврааму: "Покинь страну твою, друзей твоих и отцовский дом, покинь и иди в землю, которую я укажу тебе"; и Авраам повинуется и идет в путь, "не зная, куда направляется ". Далее в Писании сказано, что Авраам поверил Богу, и Бог засчитал ему это в благочестие. Так и сказано в Библии, но здравый смысл судит совершенно иначе. Всякий, кто отправляется в путь, не зная куда идет, есть человек слабый и легкомысленный, и вера, ни на чем не основанная, никак не может быть воспринята как благочестие. (Вера, кстати говоря, ни на чем не может быть основана, ибо сама она стремится быть основой.) Тот же принцип, ясно и благообразно сформулированный и возведенный на уровень метода, господствует и в науке, порожденной здравым смыслом. По существу, наука остается наукой лишь до тех пор, пока она не признает веры и пока она требует от человека ясного представления о том, что он делает и куда направляется.
Верующий пробирается вперед, не оглядываясь по сторонам и не задаваясь вопросом, куда же он идет, т.е. не рассчитывая свой путь. Ученый не сделает и шага, не оглянувшись, и страшится сдвинуться с места. Он желает знать наперед, куда он придет. Так какой же из этих двух методов ведет нас к "истине"? Вокруг этого вопроса можно спорить, однако, вне сомнения, что только лишь тот способен придти в обетованный край, кто, подобно Аврааму, решается выступить в путь, не зная куда идет. И если наша мысль и желает достичь обетованной земли, ей следует принять метод Авраама, а не Сократа, и учить людей двигаться вперед при любых обстоятельствах и безо всяких сомнений, без заглядывания в будущее и даже без представления о том, куда они идут.
Возможно ли, однако, что подобная философия обернется философией будущего? Или же это скорее философия давнего и навсегда Утерянного прошлого, философия древних и благословенных мужей, которые, по определению Платона, были лучше нас и пребывали ближе к Богу?
Aфины и Иерусалим
Гейне вспоминает, как он в детстве потешался над своим учителем французского. Когда, например, тот просил его сказать по-немецки le foi, Гейне говорил: "доверие". Да и сегодня немало серьезных людей безо всякого намерения потешиться и со всей откровенностью отождествляют веру с доверием. Им действительно кажется, что вера есть ничто иное как знание, с одной лишь единственной разницей: тот, кто верует, принимает доказательства в кредит на условии, что эти доказательства будут предоставлены в свое время позже. Невозможно убедить кого-либо, что сущность веры в ее наиболее восхитительном и таинственном проявлении заключается именно в том, что она не испытывает никакой нужды в доказательствах, что она живет "за пределами " доказательств.
Там же
Мне представляется, что в интересах знания нам следует жертвовать, причем с готовностью, пониманием, ибо понимание в любом случае по значению своему отнюдь не первостепенно.
Все вещи возможны
Самуэл Гуго Бергман (1883 – 1915) – израильский богослов, веривший в нравственное возрождение еврейства и утверждавший, что жизнь человека наиболее полно проявляет себя именно в вере в Бога: человек жив постольку, поскольку в нем живет вера.
Борьба между верой и разумом, убежденностью и знанием ведется издавна, и каждое поколение воспринимает ее на свой лад. Современному человеку уже трудно понять даже то, что же именно означает вера, не говоря уж о том, чтобы ею жить. Главная помеха заключается тут, конечно, в том, что величественное чувство веры может появиться лишь после того, как человек научится слушать. Недаром ведь основной пароль иудаизма начинается со слова ШЕМАХ, "Слушай!" "Слушай, Израиль, Господь есть наш Бог, и Господь един!" Нынешний человек разучился слушать. Ему недостает того мира и затишья, среди которого негромкий голос веры только и можно услышать. Вера означает, что в какой-то степени Сверхъестественная Сила замещает наше собственное "я" и направляет наши действия, а это требует всегда успокоенности и умиротворенности нашего духа и восприимчивости человека к поступающим сверху импульсам.