На Востоке секс подавляется, а вот о смерти говорят свободно. Точно так же, как есть сексуальная, непристойная порнографическая литература, на Востоке существует иной тип порнографии. Я называю ее порнографией смерти — она также непристойна и нездорова, как и порнография секса на Западе. Я встречал священные книги... А вы можете найти их повсюду, почти все индийские священные книги наполнены порнографией смерти. Они слишком много рассуждают о смерти. Они никогда не говорят о сексе, секс — это табу. Они вещают о смерти.

Все так называемые махатмы в Индии бесконечно твердят о смерти. Они все время вокруг да около смерти. Они говорят, если вы любите женщину: «Что ты делаешь? Что такое женщина? Она — лишь кожаный мешок. Внутри же полный набор грязных вещей». И они смакуют все эти грязные вещи, и, кажется, они получают от этого удовольствие. Это нездорово. Они говорят о слизи в теле, крови, плоти, они говорят о желудке, о чреве, заполненном фекалиями, мочевом пузыре, полном мочи. «И это твоя прекрасная женщина. Мешок грязи! И ты влюбился в этот мешок. Берегись».

И все же необходимо понять следующее: на Востоке, когда хотят, чтобы вы поняли, что жизнь грязна, приплетают женщину; на Западе, когда хотят, чтобы вы поняли, что жизнь прекрасна, снова впутывают женщину. Полистайте «Плейбой»: пластмассовые девушки, такие прекрасные. Таких в мире нет, они ненастоящие. Они — трюки фотографии, где все обработано и неоднократно отретушировано. И они становятся идеалами, и тысячи мужчин мечтают и грезят о них.

Сексуальная порнография зависит от тела женщины, и порнография смерти также зависит от тела женщины. И тогда они говорят: «Ты влюбился? Эта молодая женщина скоро постареет. Скоро она станет грязной каргой. Берегись и не влюбляйся, ведь скоро эта женщина умрет, тогда ты будешь плакать и стенать, и тогда ты будешь страдать». Если вам надо показать жизнь, нужно женское тело. Если вам надо показать смерть, нужно женское тело.

Складывается впечатление, что мужчина постоянно одержим телом женщины, сердцееды ли женщины или же махатмы — не суть важно.

Но почему? Так всегда происходит: когда общество подавляет секс, оно изображает смерть, когда общество умалчивает смерть, оно становится сексуально выразительным. Ведь смерть и секс — это два полюса жизни. Секс означает жизнь, потому что жизнь появляется из него. Жизнь — сексуальное явление, а смерть — ее конец.

И если вы думаете одновременно о том и другом, возникает противоречие, вы не можете примирить секс и смерть. Как же согласовать это? Проще забыть одно и помнить другое. Если вы будете помнить и то и другое, уму будет очень трудно сообразить, как они сосуществуют, а они ведь действительно одновременно существуют, гармонируют друг с другом. На самом деле, они — не две, но одна и та же энергия в двух состояниях: активном и неактивном, инь и ян.

Вы замечали такое? Во время полового акта наступает момент оргазма, когда вы боитесь, трепещите, вы начинаете дрожать, потому что в высшей точке оргазма смерть и жизнь сливаются. Вы переживаете жизнь на ее вершине, и вы также переживаете смерть во всей ее глубине. И пик и глубина доступны в один миг, вот почему оргазма боятся. Люди желают его, потому что он — жизнь, и люди избегают его, потому что он — смерть. Они желают его, поскольку он — один из самых удивительных, восторженных мгновений, и они хотят скрыться от него, поскольку он — также один из опаснейших моментов, ведь смерть открывает вам свои объятья.

Человек осознанности мгновенно поймет, что смерть и секс — одна энергия; и всеобщая культура, вся культура, святая культура приемлет и то и другое. Она не будет однобокой, она не двинется к одной крайности, в ущерб другой. В каждый миг вы — сразу и жизнь и смерть. Понять это, значит выйти за границы двойственности. Весь труд йоги — в том, как переступить пределы.

Ям важен, потому что когда человек начинает осознавать смерть, только тогда жизнь самодисциплины возможна. Если вы осознаете только секс и жизнь, и избегаете смерти, бежите от нее, закрываете на нее глаза, всегда отворачиваетесь от нее, бросаете ее в бессознательное, - тогда вы не создадите жизнь самодисциплины. Для чего? Тогда ваша жизнь будет жизнью потворства своим желаниям: ешь, пей, веселись. В этом нет ничего дурного, но эта картина сама по себе не полна. Это всего лишь часть, а когда вы принимаете часть за целое, вы ошибаетесь, вы сильно ошибаетесь.

У животных нет никакой осознанности смерти, вот почему для Патанджали невозможно учить животных. Невозможно, потому что животное не будет готово для самодисциплины. Оно спросит: «Для чего?» Есть только жизнь, смерти нет, ведь животное не осознает, что оно умрет. Если вы начинаете осознавать, что вы умрете, то в тот же миг вы начинаете переосмысливать жизнь. Тогда вы хотели бы, чтобы смерть поглотилась жизнью.

Когда смерть поглощается жизнью, рождается ям, жизнь дисциплины. Тогда вы живете, но всегда помните о смерти. Вы двигаетесь, но всегда знаете, что движетесь к смерти. Вы наслаждаетесь, но всегда знаете, что так будет не вечно. Смерть становится вашей тенью, частью вашего бытия, частью вашего будущего. Вы поглотили смерть... вот теперь самодисциплина будет возможна. Сейчас вы подумаете: «Как жить?», потому что теперь жизнь — не цель, смерть — также часть жизни. «Как жить?» — вы можете прекрасно, и жить и умереть. «Как жить?» — не только жизнь становится крещендо блаженства, но и смерть становится высшим явлением, поскольку смерть — кульминационный пункт жизни.

Жить так, что вы становитесь способными жить во всей полноте и становитесь способными умереть полностью — вот весь смысл самодисциплины. Самодисциплина — не подавление, это значит, жить направленной жизнью, жить с ощущением направления. Это значит, жить полностью бдительными и осознающими смерть. Тогда у вашей реки жизни есть оба берега - жизнь и смерть, и река сознания течет между ними двумя. Если кто-то пытается жить, отвергая смерть, то его часть пытается двигаться вдоль одного берега, и река сознания человека не может быть полной. Ему будет чего-то не хватать, он упустит нечто прекрасное. Его жизнь будет поверхностной, в ней не будет глубины. Без смерти нет и глубины.

А если вы двигаетесь к другой крайности, как индийцы (они начинают постоянно жить со смертью: боятся, страшатся, молятся, делают все, только бы стать бессмертными, при этом они вовсе перестают жить), то это одержимость. Они тоже будут течь вдоль одного берега, их жизнь также будет трагична.

Запад — трагедия, Восток — трагедия, поскольку полная жизнь до сих пор невозможна. Разве возможно вести прекрасную половую жизнь, помня о смерти? Разве возможно есть блаженствуя, помня о смерти? Разве возможно любить глубоко, хорошо зная, что вы умрете, и ваша возлюбленная умрет? Если подобное возможно, то и полная жизнь становится возможной. Тогда вы совершенно уравновешены, тогда вы закончены. Тогда у вас есть все, тогда у вас будет наполненность, вас охватит глубокая удовлетворенность.

Жизнь яма — это жизнь уравновешенности. Эти пять обетов Патанджали должны дать вам уравновешенность. Но вы можете неверно истолковать эти обеты и снова создать еще одну неуравновешенную жизнь. Йога не выступает против потворства своим желаниям, йога — за уравновешенность. Йога учит: «Будьте живыми, но также всегда будьте готовы умереть». Фраза выглядит противоречиво. Йога призывает: «Наслаждайтесь. Но не забывайте, что это не ваш дом. Это ночлег». Все хорошо: даже если вы наслаждаетесь в приюте для странников ночью при полной луне, ничего дурного в том нет. Наслаждайтесь, но не считайте его своим домом, потому что завтра мы отсюда уйдем. Мы будем благодарны за этот ночлег, мы скажем спасибо — все было замечательно, — но не просите о том, чтобы это продолжалось вечно. Если вы просите о том, чтобы это продолжалось вечно, то это одна крайность, и если вы вовсе не получаете удовольствие оттого, что это не будет продолжаться вечно, то это другая крайность. В обоих случаях вы половинчаты.