Баюл продолжали обсуждать за глаза: вульгарна, невоспитанна, порой просто антиобщественна, словно Жириновский в российской Думе. Накануне одного из турниров фигуристку вызвали на совещание руководства компании, организовавшей соревнования. Предложили довольно невысокий контракт на несколько выступлений. Оксана, не задумываясь, послала всю высокопоставленную компанию по непечатному адресу.

И все-таки ее личность продолжала притягивать меня как магнит. Наверное, потому, что я слишком сильно влюбилась в нее в Лиллехаммере. Помнила до мельчайших подробностей, как мы в первый раз увиделись на катке. Как Таня Шевченко пропорола Баюл ногу своим коньком на последней перед выступлением тренировке и Оксана глубоко дышала в медпункте, чтобы не кричать от боли. Как страшно ей было выходить на лед и ждать, когда начнется музыка… И как отчаянно она плакала, когда все закончилось.

Приехав на очередной профессиональный чемпионат в декабре 2000-го, я меньше всего ожидала, что уже после первой и очень прилично исполненной технической программы Баюл подойдет в пресс-центре ко мне сама и безо всякой рисовки скажет:

– Так за тренера переживала. Он к бортику вышел просто никакой. Руки ходуном ходят. Ясразу про все забыла. «Что вы делаете, – говорю. – Свои медали мы все уже выиграли. Успокойтесь немедленно. Вы мне живой нужны. И черт с ним – с результатом».

Тренером фигуристки на тот момент уже второй год был Валентин Николаев. Он работал с Баюл еще в любительском спорте, но, как правило, всегда оставался в тени Змиевской. Та продуцировала идеи, Николаев же блистательно воплощал их технически. И именно к нему шли спортсмены, если сами не могли разобраться с проблемами. В том числе и личными.

На высказанное мной удивление столь долгим терпением в отношении Баюл Николаев пожал плечами:

– Понимаете, я отношусь к ней, как ко всем, кто когда-либо у меня катался. Хороший ребенок или плохой – это мой ребенок. Да, иногда с ней масса хлопот. Но разве можно винить одного человека? Ведь во всем, что касается тренировок, у меня нет с Оксаной никаких проблем. Никаких.

– Неужели вы не ужаснулись, увидев Баюл, когда она впервые приехала к вам в Ричмонд?

– Первые четыре месяца совместной работы я внутренне постоянно находился в состоянии повышенной боевой готовности. А в этом году у меня не было ни одной напряженной тренировки. Год назад у Оксаны был слишком большой вес. Но когда я сказал об этом, она очень четко пообещала мне войти в форму. Назвала конкретные сроки. И сдержала слово.

– Она настолько профессионально относится к тренировкам?

– Абсолютно. В Оксане живут два человека. Один продолжает быть ребенком, второй – совершенно взрослый, с мощным умом. Она хорошо разбирается в бизнесе. У нее цепкая память, способность анализировать. В Вашингтоне после технической программы она даже не спросила, почему сама осталась пятой. Задала другой вопрос: «Почему Сюрия Бонали с четырьмя тройными прыжками – только четвертая?» Я не смог ответить. Никто не говорит, что в Вашингтоне Баюл была лучшей. Но, согласитесь, техническая программа предъявляет совершенно определенные требования. Первое место получила Юка Сато. Какое количество тройных она выполнила? Два одинарных? Швейцарка Люсинда Рух – замечательная девочка. Артистичная, с прекрасными вращениями… Вполне заслужила, чтобы быть впереди. Но не в технической программе.

– Олимпийский чемпион Алексей Урманов сказал мне здесь же, что, на его взгляд, профессиональное катание насквозь пронизано ложью.

– Я не очень связан с этой кухней, но все, что происходит, кажется мне в большой степени искусственным. Идет создание интриги, но эта интрига не работает. Потому что на трибунах сидят далеко не глупые люди.

– А вы не задумывались о том, что Баюл приглашают на профессиональные чемпионаты не столько из-за ее катания, сколько потому, что в каждой хорошей компании должна быть своя плохая девчонка?

– Знаете, я мог бы сравнить ее с Деннисом Родманом. Он безумно талантливый баскетболист, необычайно интересная личность. Ведет большую благотворительную деятельность. Помогает многим… У него есть своя радиостанция. А внешне – с ног до головы татуированный мальчиш-плохиш. И она вот такая. К тому же плохой девчонкой ее в большинстве случаев считают люди, которые заправляют в фигурном катании профессиональным бизнесом. И которые терпеть Оксану не могут. Их мнение не является для Баюл критерием. Она никогда не говорила об этом, но я так думаю. Про ложь профессионального бизнеса она знает гораздо лучше, чем Урманов. Ведь внутри она достаточно чистый, добрый, доверчивый и открытый человек. Ну а проблемный характер связан и с жизнью в детстве, и со всем тем, что обрушилось на Оксану в Америке. Мужикам здесь проще. Они, как правило, становятся чемпионами в значительно более позднем возрасте. Соответственно – у них более устойчивая нервная система. Баюл же было всего семнадцать, и никакого представления о жизни. Она ведь всегда была ребенком, который рос среди взрослых. Каталась только среди взрослых. И никогда не ожидала от них предательства. И на каком-то этапе не выдержала его. Года три пила. Выбраться из алкоголизма, тем более женщине, – очень непросто. Проблема не в том, чтобы закодироваться. Большинство людей не выдерживают депрессии, которая неизменно все это сопровождает. Оксана же справилась. Она сделала еще один совершенно колоссальный шаг – порвала со всем прежним окружением. Не считаю, что ее надо захваливать, но поддерживать – да. Она одинока…

На одной из пресс-конференций еще до начала чемпионата на Баюл насела американская журналистка, требуя от фигуристки рассказа о скандальных подробностях ее жизни.

– Я не хочу говорить об этом, – спокойно сказала Оксана. – Вы достаточно много узнали от меня год назад. Сейчас тема закрыта.

Дождавшись, когда после тренировки Баюл отойдет от Николаева, журналистка прицепилась к тренеру:

– Она действительно катается сейчас с Николаевым?

– Да, – не выказывая удивления, ответил тот.

– Но к чемпионату мира ее готовили вы?

– Да.

– Как долго?

– Около четырех месяцев.

– А как на это смотрел Николаев?

Ответить тренер не успел. За его спиной появилась Баюл с горящими от возмущения глазами:

– Если хотите задать какие-то вопросы, так задайте их мне. Хотите знать, что я делаю с Николаевым? Мы сидим с ним целыми днями на балконе, курим, пьем большими бутылками водку и обсуждаем проблемы прыжков. Но если уж вы считаете себя журналистом, то не надо задавать идиотских вопросов!

– Почему «идиотских»? – искренне удивилась американка.

– Потому что он – Николаев, – последовал убийственно ледяной ответ…

– Как она может относиться к таким людям? – продолжал тренер. – Хорошая или плохая, она прежде всего профессионал. И не прощает дилетантства другим. Замечает, кстати, не только плохое. Была удивлена, например, разговором с вами после первой программы. Тем, что именно вы сказали ей, что она хорошо каталась.

– Я сказала это совершенно искренне. И имела в виду не только прыжки.

– Я не берусь судить, насколько программа Оксаны хороша с художественной точки зрения. Так получилось, что я всегда отвечал лишь за спортивную часть. Остальным занималась Змиевская. Но отношение к этой программе у меня есть свое. Во-первых, ее очень тяжело выкатать. Она рваная. Остановки – и тут же полный ход. Такую программу даже без прыжков доехать тяжело. Когда в первый раз мы ее сделали целиком в конце сентября – минут десять отдышаться не могли. А на соревнованиях Оксана с улыбкой на лед ушла. Во-вторых, катается она не для денег. Ей интересно попробовать на льду что-то новое. И у меня, и у Саши Жулина, который ставил Оксане обе программы, были и раньше интересные идеи. Не было их реализации. Сейчас же Оксана к этому готова.

– Рассказывала, что вы так за нее переживали…

– Это нормальное явление. Мне ведь без разницы, какие соревнования. Переживаешь-то не за результат, а за исполнение. Вообще я понял, что чем больше знаешь фигурное катание, тем тяжелее стоять за бортом. Ведь очень часто тренер видит, что элемента не будет, значительно раньше, чем спортсмен на него пошел. А исправить ничего уже не можешь.