„Бред какой-то!“ — подумала и Кира, но, в отличие от Стаса, вслух этого не произнесла, хотя жест ее рук проиллюстрировал эту мысль достаточно красноречиво. Ничего себе способ воссоединения семьи! Они со Стасом решили бы этот вопрос и без бабушкиных выкрутасов! За квартиру, конечно, сердечное спасибо… но таким образом?! Полгода! А как же ее работа?! Как же симферопольская жизнь, друзья, привычный уклад? Она не против пожить здесь месяц, ну от силы два… но вот так сразу, с бухты-барахты полгода?! Как это так?!

Судя по выражению лица Стаса, он думал о том же, но начал совсем с другого вопроса:

— И каков же пример необходимости ремонта?

— Хотя бы прорванная труба.

Стас испуганно замахал руками, словно разгонял демонов, не замечая вопросительного взгляда Киры.

— Упаси боже! Только не это!

— Полгода… — пробормотала Кира, постукивая друг о друга костяшками пальцев. — Да это же нереально!

Она взглянула на яркогубую женщину, в глазах которой при ее словах мелькнул некий собачий азарт, словно та учуяла след знатной добычи, и внезапно Кире пришло в голову, что незнакомка — ни кто иной, как представитель государства, которому может достаться их вожделенная квартира. Тридцать четыре тысячи! За вычетом налога — тридцать две триста. Пополам — шестнадцать сто пятьдесят. А может, и больше, если они хоть чуть-чуть ее подправят. Стоят ли полгода шестнадцать тысяч долларов?

Особенно при ее нынешней скромной зарплате?

— Я уже давно понял, что наша семейка с приветом, — пробурчал Стас, — но чтоб до такой степени!..

— Вы можете опротестовать завещание, — нотариус переплел пальцы и придал лицу выражение бесконечного терпения. — Потребовать признать его недействительным. По закону вас, обязательных наследников, наследников первой очереди не имеют права лишать обязательной доли… Да, с одной стороны, после принятия нового гражданского кодекса государство практически не участвует в наследственном процессе, но с другой, со многими завещаниями происходит путаница. Английская система для нас в новинку…

— А все из-за выпендрежа с равнением на евростандарт! Мы, мол, Европа, Европа, а сами даже выборы не могут толком провести! И вообще, сначала б лучше жизнь наладили да дороги починили, а то нищие и по уши в грязи, зато Европа! Хрень! — вдруг прогудел дядя Ваня, до сих пор не проронивший ни слова. Все обернулись и посмотрели на него, а он раздраженно уставился в окно.

— Именно благодаря этому, как вы изволили выразиться, выпендрежу, государство теперь не выступает обязательным наследником третьей очереди, и будь эти молодые люди не родными, а двоюродными, хоть и единственными внуками, им при старом законе не досталось бы ничего, — кротко заметил нотариус и устремил деловой взгляд на „янтарную фрейлину“, очевидно, сочтя ее самой рассудительной из наследников. — Итак, как я уже сказал, вы можете опротестовать завещание… но это отнимет у вас достаточно много времени и, к тому же…

— К тому же, государство, являющееся потенциальным наследником, будет от души вставлять нам палки в колеса! — закончила за него Кира, и серебряные кольца на ее взлетевшей руке, насмешливо блеснули. Изящные очки обратились в ее сторону, и за ними вдруг блеснуло нечто предупреждающе-заговорщическое. Казалось, сейчас нотариус совершенно детским жестом прижмет указательный палец к губам, но он лишь легонько прихлопнул ладонями бумаги на столешнице и хмыкнул.

— Ну… в общих чертах…

— Хочу вам напомнить… — тут же начала „государственная“ женщина с лимонным выражением лица, но в этот момент дядя Ваня, не обнаруживший за окном ничего интересного, снова принял участие в разговоре.

— Давайте уже закруглять эту бодягу! У меня еще очень много важных дел! Разъясните детям все толком и кратко! Что это будет за надзор за состоянием квартиры? Как он будет осуществляться и кем? Кира, Стас — а вы соображайте быстрее! С одной стороны, полгода жизни в родном городе ни с того, ни с сего, с другой, квартиры на дороге не валяются!

— Иван Анатольевич! — холодно произнесла тетя Аня, резко дернув головой, так что серьги с размаху хлопнули ее по напудренным щекам. Дядя Ваня, никак не отреагировав на это, снова принялся изучать заоконный пейзаж.

— Что касается надзора, то Лилия Андреевна вам все объяснит, — нотариус сделал картинно изящный жест в сторону женщины, чье выражение лица тут же выразило крайнюю степень недовольства. — Моя роль, в принципе, на этом заканчивается, разве что осталось получить ваши автографы.

Стас пожал плечами с видом человека, исчерпавшего все свои аргументы, и пробормотал:

— В принципе, это единственное, что с нас сейчас можно взять.

Кира проводила рассеянным взглядом отъезжавший троллейбус, дребезжавший так, словно мог развалиться в любую секунду, потом, краем уха слушая разговоры дяди, тети и Стаса, снова принялась разглядывать длинную, неширокую улицу, бесчисленные витрины, золотистые купола собора, казавшегося очень надменным, свежую молоденькую листву каштанов, с которой играл прохладный ветер. Весна здесь чувствовалась как-то острее, чем в Симферополе, пыли было гораздо меньше, и даже солнце, уже низко висящее над шатровыми крышами и высоковольтными проводами, взирало на уличную суету как-то более благосклонно. Она чувствовала, что постепенно тает раздражение и ошеломление, вызванное тем фактом, что ей, скорее всего, предстоит прожить здесь целых полгода, да и само это время уже не громоздилось перед ней безысходно-мрачными гранитными глыбами, теперь больше походя на длинную полосу мокрой, смешанной с влажными водорослями прибрежной гальки, по которой и не так уж плохо прогуляться. Может из-за того, что ее не оставляло ни с чем не сравнимое теплое, этакое родное домашнее чувство, как у странника, который не был в родных местах много лет и вдруг оказался дома игривою волею случая. Кира прожила в Симферополе почти всю свою жизнь, но так и не смогла ни привыкнуть к нему, ни принять, ни полюбить. Он всегда казался чужим и отвечал ей взаимным равнодушием, но здесь все было иначе, здесь все было своим — пусть забытым, но знакомым, и люди почему-то казались другими, и даже в чужих окнах, отражавших яркий закатный огонь, чувствовалось что-то приветливое.

Тряхнув головой и неопределенно улыбнувшись, Кира привстала на цыпочки, высматривая нужный им номер „топика“. „Топики“, большие и маленькие, большей частью окрашенные в белый цвет, наводняли город, давно став первоочередным общественным транспортом, отодвинув на задний план более дешевые, но менее удобные и редкие по своему появлению троллейбусы, и нередко загромождали остановки, не давая ни пройти, ни проехать. Желтые павловские автобусики тоже были удобны, но гораздо малочисленнее, и на „топиках“, все же, перемещалась большая часть населения.

Почувствовав чей-то досадливо-выжидающий взгляд, Кира обернулась и взглянула на Стаса, который уже тянул руку, чтобы дернуть ее за плечо. Она поняла, что брат только что ее о чем-то спросил, и сделала виноватый жест.

— А?

— Я спрашиваю, ты уже что-то решила?

Кира неопределенно пожала плечами.

— Решить что-то сразу невозможно. Полгода — это долго, придется перевозить часть вещей, с симферопольской работы уходить, искать работу здесь…

— Ну, уж с работой мы племянникам подмогнем, — ободряюще заметил дядя Ваня и похлопал указательным пальцем свой замечательный нос. — У нас в КБ как раз местечко освободилось — девочка институт закончила и ушла на повышение. Местечко не особо денежное, но неплохое. Хватит и на первостепенные нужды, и на оплату коммунальных, и на всякие, там, женские глупости. С компьютером умеешь обращаться?

— Как все. Включить, напечатать, распечатать, выключить… на это меня хватит.

— Большего и не требуется. Будешь набирать документы, развозить и собирать по городу всякие справки и квитанции, ну и, иногда, заваривать чаек своему старому дядюшке, — он подмигнул ей, надул губы и скривил их, сделав страшную гримасу, знакомую еще с детства, и Кира, не выдержав, фыркнула, и ее руки мгновенно изобразили, что дядя Ваня, вне всяких сомнений, ее очень, очень напугал. Тетя Аня, неодобрительно разглядывая непозволительно короткую юбку племянницы, раздраженно сказала: