Дойдя до середины комнаты тень остановилась, склонилась и аккуратно уложила щенка во что-то, напоминающее обычный таз — уж не тот ли, который стоит в ванной? Придерживая щенка рукой, она подхватила с пола некий предмет, который ни с чем нельзя было спутать. Это был нож — обычный столовый нож с длинным узким лезвием… во всяком случае, казался обычным — большего по его тени понять было нельзя.

Вера Леонидовна не стала картинно замахиваться ножом, как в мистических фильмах, не стала воздевать руки к небу или производить какие-то предварительные телодвижения. Ее рука просто опустилась в таз и сделала там быстрое короткое движение слева направо. И в тот же момент стена опустела — раньше, чем Кира успела потрясенно ахнуть. Она дернулась назад, ее пальцы испуганно сжались и смяли пластилиновое щенячье тельце.

Вы не заметили, что в нашем районе почти нет собак?

— Это слишком!.. — бестолково прошептала Кира и метнулась в столовую. — Нет, это слишком…

Одну за другой хватала она со стола собачьи фигурки и подносила их к стене. С большинством ничего не получилось, но три сработали, и Кира с канделябром в дрожащей руке, широко раскрытыми глазами смотрела, как Вера Леонидовна так же хладнокровно расправилась еще с одним щенком и двумя взрослыми дворнягами, которых, слабо подергивающихся, втащила в комнату волоком — псы были то ли оглушены, то ли одурманены. Дворняг Ларионова убила в столовой, с щенком же разделалась в спальне — в аккурат возле кровати.

Кира включила свет и несколько минут сидела молча, тупо глядя перед собой. Потом ее мелко затрясло, пальцы запрыгали на коленях, зубы застучали. У нее вырвался тонкий задыхающийся звук, она вскочила и бросилась на кухню. Вытащила вино, открыла и начала глотать прямо из горлышка, давясь, кашляя и проливая бледное вино себе на грудь, и не остановилась до тех пор, пока бутылка не опустела. Грохнула ее на стол, рванула на себя один из кухонных ящиков и, тяжело дыша, уставилась на аккуратно сложенные ножи — обычные ножи, разной длины, со старыми рукоятками — пластиковыми растрескавшимися и деревянными, потемневшими, кое-где припаленными. Выбрала один, покороче, и пошла в комнату, шатаясь и натыкаясь то на одну стену, то на другую. Хмеля в голове не было совершенно — легенькое винцо, воздушное, но координация отчего-то нарушилась, и пару раз Кира чуть не упала, пока добралась до середины столовой. Подошла к стене и осторожно провела кончиками пальцев по стыку обоев, потом поддела краешек ногтем. Тот поддался лишь самую малость — обои были приклеены на совесть. Тогда она подсунула под обои лезвие ножа и начала торопливо орудовать им, прикусив губу. Через какое-то время ей удалось слегка отделить участок сантиметров в десять шириной, и она нетерпеливо подвела под обои пальцы и рванула в сторону. Обои отошли с громким треском и повисли неровной скрутившейся полосой. Под ними оказались другие, бледно-зеленые в белую полоску, вернее, когда-то бывшие таковыми — бледно-зеленый выглядывал лишь кое-где, а большую часть занимали широкие полосы и пятна бордово-коричневого цвета. Несколько секунд Кира смотрела на эти полосы, потом ее рука с ножом взметнулась и прочертила по обоям длинную вертикальную полосу. Нож жалобно кракнул, вниз посыпались белые крошки.

Под зелеными обоями оказался еще один слой — крупные розовые цветы, почти скрытые густо-коричневыми разводами. Кира содрала и его, на этот раз оторвав целый пласт, шлепнувшийся на пол в облаке пыли, и застыла, глядя на голую стену — сплошь бурую, ни единого белого пятнышка. Казалось, это бурое, когда-то бывшее иного цвета, пропитывало податливый известняк насквозь. Кира наклонилась, потянула носом и, сморщившись, отшатнулась. Невероятно, но запах сохранился до сих пор — гнусный, тухлый дух, источник которого она так долго искала по всей квартире.

Кира с перекосившимся лицом метнулась к противоположной стене, вскинув нож, словно собиралась ринуться в драку, и принялась отдирать обои и там. Картина оказалась той же — три разноцветных слоя и известняк, покрытый бурым — и это была никак не краска. Она кинулась в гостиную, а оттуда в спальню, везде оставляя за собой изуродованные стены, свисающие лохмы обоев и выглядывающие из-под них бурые пятна. Даже в ванной под содранной краской, лежавшей на стенах в несколько слоев, оказалось все то же бурое. И только на кухне она не нашла ничего.

Вернувшись в ванную, Кира уронила безнадежно испорченный нож, включила воду и начала смывать кровь со своих изрезанных ладоней, но почти сразу же ее ноги подкосились, и она повисла на бортике ванны, содрогаясь в мучительных рвотных спазмах. Сейчас ей казалось, что вокруг стоит густой смрад — невыносимое зловоние, будто оно копилось здесь долгие годы и сейчас обрушилось на нее всей мощью. Как она могла прожить так долго в этом ужасном месте, в этом… практически в могиле…

Всхлипывая и стуча зубами, Кира умылась, до красноты растирая кожу, закрыла воду и, отпустив бортик, села прямо на коврик, оглядываясь с отвращением. Зловоние исчезло, и сейчас в ванной не пахло ничем, кроме мыла и сырости, но Кира все же потянулась к шкафчику, схватила баллончик освежителя и нажала на распылитель, заполняя все вокруг тяжелым запахом жасмина, после чего размахнулась и швырнула баллончик в стену. Брякнуло, щелкнуло, и баллончик свалился на пол вместе с отколовшимся куском кафеля.

— Сука! — громко крикнула она, поднимаясь. За стеной послышался чей-то неразборчивый голос, потом негодующий стук.

— Да пошли вы! — Кира подхватила смявшийся баллончик и снова запустила им в стену. Выбежала из ванной и бросилась к телефону. Пальцы у нее тряслись, поэтому номер ей удалось набрать только с третьей попытки.

— Тетя Аня, прости, что разбудила… Нет… Я сейчас приеду… Нет, все нормально, просто… я не могу тут заснуть, я… да, хорошо.

Положив трубку, Кира метнула испуганный взгляд на зашторенное окно, снова схватила трубку и вызвала такси. И когда ей перезвонили и сообщили, что машина ждет, она вылетела на площадку с кухонным ножом в трясущихся руках и, стремительно проскочила через подъездный мрак, не в силах отогнать от себя ощущение, что ей вот-вот вонзятся в затылок чьи-то клыки. И только скользнув в машину, в запах сигаретного дыма и мелодийку какой-то глупенькой эстрадной песенки, Кира немного успокоилась, и чем дальше такси уезжало от страшного дома, тем спокойней ей становилось, но все равно еще долго она смотрела в заднее стекло, пытаясь уловить — не мелькнет ли где тень хищная собачья тень? Наверняка он где-то рядом… ничего, на машину он не нападет… И Кира вдруг поняла, что начинает вести себя так же, как и Вера Леонидовна в последние месяцы своей жизни. Бояться всего, ходить только в сопровождении, а перемещаться только на машине. Уж не этого ли пса-убийцы боялась бабка? Кто он — дух зарезанных Ларионовой собак?.. Да нет глупости.

И все же, сама не зная, зачем, Кира сползла по спинке дивана так, чтобы ее не было видно в окно, и просидела так до тех пор, пока такси не притормозило у подъезда родственников — очень далеко от приморской квартиры с окровавленными стенами, запертыми в них тенями и чудовищем, бродящим под ее окнами.