— Сколько у нас осталось времени?

— Говорят, несколько тысяч лет, — пожал плечами Танаяма.

— Не так уж мало. Может быть, они считают, что предупреждать нас нет необходимости. Когда звезда приблизится, мы заметим ее и без всякого предупреждения.

— Тогда у нас останется меньше времени на эвакуацию. Звезду они открыли случайно. Мы не обнаружили бы ее еще много лет, если бы вы не вспомнили оброненную вашей женой фразу и если бы не ваше предложение — очень хорошее предложение — повнимательнее посмотреть на участок неба, отсутствующий на снимках. Роториане явно хотели, чтобы мы обнаружили их звезду возможно позднее.

— Но почему, директор? Просто из ненависти, без всяких причин?

— Не без причин. Они хотят, чтобы была уничтожена Солнечная система, в которой большинство людей не принадлежат к европеоидной расе, и чтобы человечество возродилось на базе расово однородной колонии, населенной только европеоидами. Ну как? Как вам нравится такое объяснение?

— Это невозможно. Этого я не могу себе даже представить, — растерянно сказал Крайл.

— Почему же они не захотели предупредить нас?

— Возможно, они сами не знали о движении звезды.

— Это невероятно. Такого я не могу себе даже представить, — Танаяма насмешливо повторил слова Крайла. — Нет и не может быть никакой другой причины, кроме желания уничтожить нас. Но мы сами скоро освоим переход через гиперпространство, мы полетим к этой новой звезде и найдем их. Тогда мы будем на равных.

Станция

Глава 22

Услышав о разговоре Марлены с Питтом, Юджиния Инсигна сначала не поверила собственным ушам. Одно из двух, решила Юджиния: или она что-то не расслышала, или Марлена не в своем уме.

— Что ты сказала, Марлена? Как это так — я полечу на Эритро?

— Я попросила комиссара Питта, и он сказал, что все устроит.

— Но почему? — никак не могла взять в толк Юджиния.

— Потому что ты говорила, что хотела бы получить точные астрономические данные и что сделать это на Роторе невозможно, — с плохо скрытым раздражением объяснила Марлена. — На Эритро для этого гораздо лучшие условия. Но мне кажется, что ты хотела спросить о чем-то другом.

— Ты права. Я хотела спросить, почему комиссар Питт сказал, что он все устроит? Я уже неоднократно просила его, и он всегда отказывал. Он не хотел посылать на Эритро никого, кроме нескольких специалистов. — Понимаешь, я попросила его по-другому. — Марлена немного помедлила. — Я сказала, что я все знаю: он хочет отделаться от тебя, а сейчас ему предоставляется очень Удобный случай.

Юджиния так резко вдохнула воздух, что даже поперхнулась и раскашлялась, глаза у нее заслезились. Немного успокоившись, она упрекнула дочь:

— Как ты могла так сказать?

— Мама, это же правда. Я бы никогда не сказала ничего подобного, если бы не знала, что это правда. Я же слышала, как ты говоришь с ним и о нем. Все настолько ясно, что и ты, конечно, все это знаешь. Ты его раздражаешь, и он хочет, чтобы ты вообще перестала его беспокоить по любому поводу. И это тебе тоже хорошо известно.

Юджиния сжала губы, потом сказала:

— Знаешь, дорогая, теперь мне придется раскрывать перед тобой все мои секреты. Мне совсем не нравится, что ты выпытываешь подобное.

— Я знаю, мама, — Марлена опустила глаза. — Прости меня.

— Но все же кое-чего я не понимаю. Не было никакой надобности говорить Питту, что я его раздражаю, он и так это знает. Почему же он не разрешил мне полететь на Эритро, когда я сама просила его?

— Потому что он ненавидит все, что имеет отношение к Эритро.

Одного желания избавиться от тебя мало, чтобы преодолеть его отвращение к этой планете. Но на этот раз я говорила не только о тебе. Я полечу вместе с тобой.

Юджиния наклонилась и положила руки на разделяющий их стол.

— Нет, Молли… Марлена. Эритро — не лучшее место для тебя. И потом — я же улечу не навсегда. Я получу все свои данные и вернусь, а ты останешься на Роторе и будешь меня ждать.

— Боюсь, мама, так не получится. Я знаю, что Питт согласился отправить тебя на Эритро, потому что только так он может избавиться и от меня. Вот поэтому он не разрешал лететь тебе одной и легко согласился, когда я сказала, что мы полетим вдвоем. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — пожала плечами Юджиния. — В самом деле ничего не понимаю. При чем здесь ты?

— Во время нашего разговора с Питтом я дала ему понять, что знаю его мысли, — я имела в виду, что он не против отправить куда-нибудь подальше и тебя, и меня. Так вот, когда я ему это сказала, его лицо превратилось в застывшую маску, он явно хотел, чтобы оно вообще ничего не выражало. Он знал, что я могу читать и по выражению лица, и по всяким другим штукам, и, мне кажется, не хотел, чтобы я догадалась о том, что он думает. Но ведь застывшая маска тоже говорит, и немало. И потом нельзя заморозить все, что выражает мысли. Например, ты моргаешь и, я думаю, сама не замечаешь этого.

— Значит, ты уже знала, что он хочет избавиться и от тебя.

— Хуже. Он испугался, он боится меня.

— Почему он должен тебя бояться?

— Наверно, он ненавидит меня за то, что хочет скрыть что-то, а я все понимаю, — Марлена тяжело вздохнула. — Не он один, многие меня не терпят за это.

— Это я могу понять, — согласно кивнула Юджиния. — Под твоим взглядом человек чувствует себя совершенно обезоруженным, я имею в виду — интеллектуально обезоруженным. Он тщательно скрывает свои мысли, а ты непрошено вторгаешься в них.

Юджиния внимательно посмотрела на дочь.

— Иногда и я себя так же чувствую. Я теперь изредка оглядываюсь назад и думаю, что ты беспокоила меня, еще когда была совсем ребенком. Тогда я обычно успокаивала себя тем, что ты необычно, не по годам умна…

— Мне кажется, я и в самом деле умная, — быстро вставила Марлена.

— Да, конечно, но в тебе было и что-то другое, хотя тогда я и не могла понять, что же это такое. Скажи, тебе неприятно говорить на эту тему?

— С тобой — нет, — ответила Марлена, но в ее голосе почувствовалась настороженность.

— Тогда объясни, почему ты не пришла ко мне я не рассказала все еще тогда, когда в первый раз заметила, что можешь делать то, чего не могут другие дети, а не исключено, что и взрослые?

— Честно говоря, один раз я попробовала, но у тебя не хватило терпения меня выслушать. Я хочу сказать, ты, конечно, не говорила ничего такого, но было видно, что ты очень занята и не можешь отвлекаться на всякие детские глупости.

У Юджинии округлились глаза:

— Я сказала, что это детские глупости?

— Словами ты не сказала, но мне достаточно было того, как ты посмотрела на меня и как держала при этом руки.

— Тебе нужно было быть настойчивее.

— Я была всего лишь ребенком. А у тебя хватало и своих забот — и комиссар Питт, и отец.

— Ладно, забудем об этом. У тебя есть еще что сказать о наших сегодняшних делах?

— Только одно, — ответила Марлена. — Когда комиссар Питт говорил, что отпустит нас, он сказал это так, что я поневоле подумала: он чего-то недоговаривает, о чем-то умалчивает.

— О чем же, Марлена?

— В том-то и дело, мама, что я не знаю. Я же не умею читать мысли. Я замечаю только всякие внешние штуки, а по ним можно только иногда догадываться. И все-таки…

— Что все-таки?

— У меня такое ощущение, что он не сказал о чем-то очень плохом, может быть, даже страшном.