«Ты что, ополоумела, — заорала голодная и нетерпеливая хищница, — я ведь уже объяснила положение дел! Если болтовня — это все, на что ты способна, чтобы помешать мне съесть тебя, то пора приступать к трапезе».
«Подожди, ты не поняла, — спокойно ответила крыса, — я хотела сказать, что ты не обдумала свою проблему как следует. Между прочим, я знаю то, о чем ты сама явно не размышляла, а именно: как поймать рыбу в замерзшей воде…»
Обезьяна сразу заинтересовалась.
«Ты права, о таком я не думала, — сказала она. — Ну и как же это сделать?»
«Для тех, кто, как и я, проводит столько времени в жилищах этих высших существ, то бишь людей, многие их искусства становятся доступными, — сказала крыса. — Я знавала людей, совершавших чудеса, о которых я только что упомянула. Я готова рассказать тебе, как исполнить твое желание, так что ты не только раздобудешь еды, но и навсегда обеспечишь свое существование. Ты больше никогда не опустишься до столь затруднительного положения, если, конечно, послушаешься меня».
«Я жду», — сказала обезьяна.
Даже если бы она не была голодна, она, как и все обезьяны, оставалась любопытной, назойливой и жадной. И, словно в подтверждение того, что она, как и все ее сородичи, еще и нетерпелива, тут же добавила:
«Только не тяни, говори скорее, а то я так сожму тебя, что сдохнешь».
Тогда крыса заявила: «Хотя искусство это очень высокое и даже эзотерическое, нет ничего проще, если знаешь метод. Люди в таких случаях делают дырки во льду».
«Это еще зачем? Дырки делают в том, что собираются съесть. А какой смысл жрать лед?» — удивленно спросила обезьяна.
«Твои слова лишний раз доказывают, как мало ты понимаешь, — ответил грызун. — Дело в том, что скрытый смысл проделывания дырок значительно хитрее какой бы то ни было прямой цели подобного действия. Дыра нужна потому, что подо льдом, который отнюдь не простирается до самого дна, продолжают плавать рыбы. Если есть дыра, как раз под ней могут проплыть рыбы, и их можно будет выловить».
«Это похоже на правду, — сказала обезьяна, — но, чтобы выловить рыбу в такой дыре, она должна быть очень большого размера; хотя, погоди, рыбы в любом случае не подплывут к поверхности, ведь зимой нет мошкары, ради которой они поднимаются вверх, как же можно будет до них дотянуться?.»
«Ты просто глупа! — воскликнула крыса. — Наблюдая за людьми и проникая в их секреты, я полностью овладела искусством подледного лова рыбы. Я пытаюсь передать тебе секрет, шаг за шагом, а ты, не дослушав до конца, только мешаешь мне своими возражениями».
«Ладно, ладно, — сказала обезьяна, — продолжай, рассказывай до конца».
«Спасибо. Дело в том, что дыра не должна быть такой большой, как тебе кажется, — продолжала крыса. — Вся штука в том, что человеческим рыбакам нужна дырка только такого размера, чтобы через нее можно было просунуть в воду приманку, как они это называют. Рыба видит приманку, думает, что это что-то вкусное, и хватает ее».
«А!.. поняла, — воскликнула обезьяна. — Остается только выдернуть приманку из воды, как только рыба вцепится в нее, и тогда можно будет с чувством, с толком съесть рыбину, ведь на земле она уже никуда от тебя не денется».
«Именно так, — сказала крыса. — Ты начинаешь соображать. У тебя есть преимущество по сравнению с человеком, а именно — хвост, ведь ты обезьяна. Тебе нужно всего лишь проделать дырочку по размеру твоего хвоста, погрузить его в воду и подождать, пока рыба примет его за что-нибудь съедобное. Когда почувствуешь тяжесть на хвосте, считай, что рыба уже твоя».
Итак, обезьяна, держа одной лапой крысу на тот случай, если все сказанное окажется враньем, другой проковыряла во льду дырку и опустила в нее свой хвост.
Вода конечно же была жутко холодной, и обезьяна, стуча зубами, стала жаловаться, что замерзает.
«Так и должно быть, — сказала крыса, — но самое интересное, что это ощущение скоро пройдет, и ты вдруг почувствуешь ни с чем не сравнимое блаженство».
Разумеется, крыса знала, что пропущенный в прорубь хвост должен потерять чувствительность, и, когда это случится, обезьяна почувствует себя гораздо лучше, а по сравнению с прежней болью вообще наступит что-то вроде эйфории.
И в самом деле, спустя несколько минут обезьяна перестала ощущать свой хвост и радостно воскликнула:
«Ты была права, какое приятное и блаженное состояние! Какое восхитительное чувство освобождения от этих ужасных страданий!»
Более того, она даже испытала чувство благодарности к крысе, упуская из виду, что косвенной причиной ее жуткой боли была именно она.
Скоро пропубь стала замерзать, и обезьяна почувствовала, будто огромный груз повис у нее на хвосте. Вопль ужаса вырвался из ее глотки.
«Тише, тише, — выговаривала ей крыса. — Откуда паника? Что случилось?»
«Как высший специалист в человеческих науках, ты, несомненно, сумеешь объяснить, почему я чувствую, словно кто-то крепко держит меня?» — спросила обезьяна.
«Разумеется, — ответила крыса, — случилось то, что за твой хвост уцепилось огромное количество рыб весом в тонну, не меньше. Подумай о размерах добычи, которую ты вытащишь, когда все они ухватятся за твой хвост покрепче. Ты даже сможешь продать избыток улова людям из той деревни. Избавившись от необходимости ловить рыбу своими руками, они воздадут тебе почести и отнесутся к тебе как к равной, вместо того чтобы считать недоразвитой пародией на самих себя. Они поручат тебе всегда ловить им рыбу и пригласят жить вместе с ними в их теплых и светлых жилищах».
Обезьяна была просто очарована нарисованной картиной. Конечно же тем временем лед совершенно сковал ее хвост.
«Ну что, пора тянуть добычу?» — спросила она, всем сердцем доверяя крысе, ибо убедилась, что ее переживания полностью соответствуют описаниям советчицы. В знак их новых отношений она даже выпустила свою пленницу — теперь уже учителя.
«Да, теперь тяни», — сказала крыса, устраиваясь поблизости, чтобы посмотреть, удалась ли ее задумка. Естественно, она убедилась, что обезьяна намертво схвачена льдом: сколько та ни билась, освободиться было невозможно.
И что же сделала крыса? Мы уже говорили, что съесть обезьяну она была не в состоянии. Поэтому она отправилась в соседнюю деревню и заключила сделку с местными жителями. Они приобрели у нее обезьяну в обмен на еду. Так обезьяна до конца своих дней жила в плену у людей, а они обеспечивали ее пропитанием — в этом заключался метод дрессировки, с помощью которого они заставляли свою пленницу выполнять разные трюки на ярмарках.
«То же самое происходит и с вами, — сказал дервиш. — Вы подобны обезьяне, а ваши учителя — крысы. Многое представляется вам правдоподобным так же, как это было с обезьяной. Но вещи не таковы, какими кажутся, и они не то, что вы о них думаете. Поэтому откройте поскорее глаза. Обезьяна не знала одной существенной детали, а именно того, что всегда существует невоспринимаемая обычным образом возможность утолить свой голод, отнюдь не прибегая к советам крысы, в особенности если вы думаете, что поймали ее, тогда как на самом деле — она поймала вас».
Итак, хотя то, что поведал старый дервиш, произвело очень сильное впечатление на слушателей, все же кое-что из сказанного вызывало у них недоумение.
Один из собравшихся сказал от лица всех остальных: «О святой и почтенный дервиш! Друг истины! Теперь мы поняли, что наше восприятие мира складывается из наших предположений о нем, что нам недостает информации и опыта и что мы полагаемся на тех, кто, преследуя собственные интересы, интерпретирует для нас и этот мир, и реальность, находящуюся за его пределами».
«В таком случае, — произнес дервиш, — с вашего разрешения я продолжу свой путь, так как впереди у меня много неотложной работы».
Но горожане не чувствовали себя вполне удовлетворенными. Один из них, ограниченный богослов, решил вопросом поставить дервиша в тупик, полагая, что тот никогда не сможет дать ответ.