Кен передал девушку полицейскому, занимающемуся наркоманами, и его долгое невеселое дежурство закончилось. Теперь он поедет в Бронкс, к себе домой, и ляжет спать. Он живет одпн. Когда-то был женат, но, пока он гонялся за преступниками, жепа сбежала из дома с одним из досужих молодых людей. С тех пор у Кена никого нет. В последнее время ему не удается за ночь отдохнуть от дневных забот, а раньше он всегда считал, что если ему и есть чем гордиться, так это крепким здоровьем. Старость потихоньку уже начала подтачивать его. А одиночество, вероятно, лишь ускоряет этот необратимый процесс.

Двадцать пятый участок находится в центре восточного Гарлема, на 119-й улице. Даже полицейские стараются немедленно убраться отсюда, едва кончается их дежурство. С тех пор как стражи спокойствия и порядка по соображениям безопасности начали вместе с семьями переезжать в пригороды, подальше от центра, преступность в Нью-Йорке резко возросла. Горожане разуверились в полиции и стали создавать отряды самообороны. Те, кто побогаче, завели телохранителей. В помещениях крупных предприятий охранников расставили на каждом шагу. На улице полицейского и не увидишь, а частных детективов и телохранителей хоть отбавляй.

За один только прошлый год в Нью-Йорке произошло 1351 убийство, 1803 изнасилования, 49 238 грабежей, 293 053 кражи. Нетрудно подсчитать: в день убивали примерно троих, насиловали пятерых.

Обчищают даже полицейские участки, личные вещи имеет смысл хранить только в сейфе. В помещения участков забираются бродячие собаки. Теперь уже не смеются, когда кто-нибудь в шутку предлагает: не нанять ли полиции охранников? Поэтому нет ничего удивительного в том, что даже полицейские стремятся прочь из Нью-Йорка.

Кен вышел из участка. На улице повсюду валялись обрывки бумаги, бумажные стаканчики. Было грязно, как наутро после выходного в веселом квартале, но никто не обрашал на это внимания. Кен шел к станции метро пешком. Машина в Гарлеме ни к чему. Поставь ее хоть прямо перед полицейским участком, се тут же изуродуют. Шины вспарывают. Антенны обрывают. Фары и стекла разбивают. В бензобак подсыпают песок. Начав службу в двадцать пятом участке, Кен перестал ездить на машине. У тротуара торчал остов сгоревшего автомобиля. Кто-то приехал из другого района, поставил машину на стоянку, п ее подожгли.

- Сэр, дайте десять цептов! - протянул руку мальчишка, обосновавшийся у входа в метро.

Кен отмахнулся от него и зашагал внпз по лестнице. За спиной мальчишка все канючил - па этот раз он требовал сигарету. На лестнице валялись но то наркоманы, не то алкоголики - непонятно, живые пли мертвые.

Снизу поднималась орущая компания молодых негров. Завидев Кена, они перестали орать и уставшшсь на неге сверкающими белками. На здешних станциях метро белого человека увидишь не часто.

Кен прошел мимо, будто не заметив их. Впрочем, они догадывались, что он тут делает. Один из них плюнул ему под ноги. Кен так поглядел на него, что тот мгновенно ускорил шаг и взбежал по лестнице вверх.

«Кто-нибудь из этой шпаны не сегодня-завтра наверняка что-нибудь натворит и попадет к нам в участок»,- подумал Кен.

Чтобы спуститься в метро, в этих местах требуется смелость. Шестьдесят процентов телефонов по ночам приводится в негодность. И сколько их ни чиниш, все равно их ломают. Утром идешь на службу - телефон работает, а вечером идешь обратно - уже испорчен. Даже Кен, местный уроженец, никогда не знал, какой из телефонов еще действует. Попадешь тут в какую-нибудь историю - телефон не спасет.

Кен вышел на платформу. Блевотина, которую он видел еще утром, красовалась на прежнем месте. Никто и не подумал убрать ее, она высохнет и пылью разлетится по всей станции. Старая грязь но успевает засохнуть, как ее заплевывают новой. Приходится смотреть под ноги, того и гляди, влезешь в какую-нибудь гадость. Урны забиты мусором и опрокинуты.

Поезд все не шел. Циферблат часов на платформе был залеплен бумажкой с надписью: «Неисправно». Кен невольно цокнул языком: часы уже месяц как сломаны. И автомат, продающий жевательную резинку, тоже не работает.

Наконец подошел обшарпанный поезд. И снаружи, и внутри вагоны исписаны надписямп сомнительного содержания. Садятся и сходят в основном негры. Еще пуэрториканцы и итальяпцы.

Народу было мало. Пассажиры сидели на расстоянии друг от друга и молчали. Поезд тронулся, зашумел, и молчание в вагоне стало еще заметнее. Тусклые лампочки без плафонов мигали, сквозняк гнал по проходу газеты, а они цеплялись за ботинки пассажиров, но тем было все равно.

Здесь всем на все наплевать, особенно на соседей. Каждый одинок. В людей вцепилось безысходное одиночество большого города. Но они так устали, что даже ие ощущают этого.

В передней части вагона сидя спал пожилой негр; казалось, он вот-вот сползет с сиденья. В руках он держал бутылку дешевого виски. Бутылка была почти пуста. Когда она начинала выскальзывать пз пальцев, он вздрагивал и крепко сжимал ее.

Неподалеку от него сидела негритянка средних лет, вероятно уборщица или разнорабочая из какой-нибудь фирмы. Вконец намотанная, она безвольно покачивалась в такт движению вагопа. Немного поодаль, прижавшись друг к другу, ехали пуэрториканцы, мать и сын. Мальчику было лет восемь, на плечо у него болтался ящик с принадлежностями для чистки ботинок. По возрасту ему, должно быть, уже пора в школу, но он, видимо, не ходит туда из-за бедности. По-английски, наверное, не говорит.

Рядом негритянка неопределенного возраста, по виду проститутка… По профессиональной привычке Кон потихоньку наблюдал за пассажирами.

И вдруг посреди этого занятия его настигла неожиданная мысль. Кен даже удивился. Удивился тому, что все еще помнил об этом.

Убитый в Токио Джонни Хэйворд работал поденно шофером грузовика. «Откуда у него могли взяться деньги на поездку в Японию?» - задал себе Кен недоуменный вопрос.

Дне Америки держится на неграх. Некоторые из них собственными усилиями получают хорошее образование и вырываются из нищеты, но основную массу черного населения гиря жизни тянет вниз и обрекает на пожизненное заключение на дне.