У меня встал и… так и торчит…

Да, такое может показаться смешным, если только это не произошло лично с вами. Для начала попробуйте отвлечься, принять холодный душ, помочиться. Если не происходит никаких изменений, то обратитесь к средству, которое вы освоили еще в мальчишеском возрасте. Но если и после мастурбации нет никаких изменений – ваш путь лежит к врачу. Помните: если эрекция сама по себе, т. е. без дополнительной стимуляции, продолжается более двух часов – вам требуется срочная медицинская помощь.

Состояние избыточной эрекции, преобладающей над половым влечением, а то и при полном отсутствии влечения, носит научное название приапизм. В случае острого приапизма наблюдается резко возникающее половое возбуждение, которое ничем не утолить. В отличие от обычной эрекции при приапизме напрягается не весь половой член, а только его часть, поэтому член при приапизме выгнут дугой, а головка остается мягкой, ненапряженной. Сильная и продолжительная эрекция может сопровождаться болевыми ощущениями. Как правило, для устранения такой эрекции требуется экстренное хирургическое вмешательство, например, дренаж, при котором половой член прокалывается специальной иглой и из его пещеристых тел отводится кровь.

Обращение к врачу при вышеперечисленных симптомах должно быть экстренным не только потому, что нужно срочно избавляться от этого явно неудобного, мягко говоря, состояния, но и потому, что нужно выяснить причину, по которому оно появилось. Ведь известно, что запущенные заболевания лечатся сложнее, а причиной приапизма чаще всего оказывается тромбоз глубоких сосудов таза, реже – лейкоз или опухоль, сдавливающая корешки спинного мозга.

Хотим сразу оговориться – мы нагнали столько жути, чтобы все парни поняли, что с такими вещами шутить нельзя, но и излишне запугивать мы тоже не хотим – возможно, у кого-то долгая эрекция может быть связана с сексуальными переживаниями, воспоминаниями или повышенной возбудимостью, характерной для подростковой гиперсексуальности. Однако эти эрекции легко устраняются при принятии мер, описанных в первом абзаце. Если же все оказывается серьезнее, то не к лицу мужчине уподобляться страусу, прячущему голову в песок. Если проблема есть – ее нужно устранять, а не ждать, как беременная гимназистка, что она «рассосется». Очень бы не хотелось, чтобы она рассосалась вместе с предметом вашей мужской гордости.

Можно ли делать партнеру в постели больно?

Можно. Если партнеру это нравится. Если вам это доставляет удовольствие. Если это не переходит меры. Если партнеру после этого не требуется скорая помощь… Мы уже не раз замечали: запретов в сексе нет, если поползновения партнеров не связаны с насилием.

Нужно отметить, что ощущения наслаждения иногда достигают такой степени интенсивности, что граничат с болью. Чтобы не быть голословными, приведем в качестве примера отрывок из книги «Соучастник» известного шотландского писателя Йэна Бэнкса, с большим искусством описавшего любовную сцену, в которой партнеры почти переходят ту зыбкую грань, где кончается секс и начинается насилие. Партнер в результате любовной игры оказывается привязанным к кровати…

Я стою на широко расставленных коленях на кровати, откинувшись назад, мои запястья привязаны к коленям шелковым шарфом, а мой конец вздыбился – аж саднит, он торчит передо мной убийственный, как таран, и в то же время странно уязвимый, я тяжело дышу, мышцы у меня ноют; я уже дошел – кажется, подуй сейчас ветерок вблизи конца, и у меня брызнет, а она сильнее затягивает последний, явно лишний, шарф, а потом проскальзывает мимо. И вот она передо мной – такая гибкая и похотливая, ладная и сильная и в то же время влажная и мягкая, а я уже даже стонать не могу и мне приходится смеяться, закидывая голову к потолку и чувствуя налившуюся кровью тяжесть моего конца, раскачивающегося в унисон со смехом, а она соскальзывает с кровати, хватает пульт телевизора и заявляет, что собирается смотреть телевизор. Я реву, она смеется. Она сидит в позе лотоса, прыскает время от времени, делает вид, что очень увлечена этой идиотской мыльной оперой, и мне ничего не остается, как попытаться пробраться в изголовье кровати, и я, переваливаясь с колена на колено, с болью преодолеваю метр или около того и теперь могу опереть на подушки свои ноющие плечи, вроде бы сняв часть нагрузки со всех других мышц моего скорбящего тела.

Я вынужден смотреть это телевизионное дерьмо, и через пять минут даже мой конец сдается и начинает оседать, но тут она поворачивается, чтобы коротко коснуться его языком; я униженно прошу ее облегчить меня, но она отворачивается и смотрит телевизор на другом конце комнаты. Я начинаю вертеться и вырываться, но она завязала меня слишком уж надежно, и теперь мои колени уже болят по-настоящему. Я пытаюсь вразумить ее и говорю: «Слушай, мне уже и в самом деле больно», – но она меня не замечает, разве что каждые несколько минут поворачивается, чтобы посмотреть как у меня дела с эрекцией и время от времени то ли лижет, то ли сосет мой конец короткими, невероятно горячими и не приносящими удовлетворения движениями или смачивает во рту большой и указательный палец и чуть притрагивается ко мне, а я ору от желания, разочарования и боли, которые одолевают меня в равной и чудовищной мере. Но вот, наконец, эта проклятая мыльная опера заканчивается, катятся титры… а она переключает коробку на МТВ и все продолжается! Эта мучительница поднимается с кровати и выходит за дверь, а я поражен ее поведением так, что и слова не могу произнести. Но тут она возвращается со сверкающим стаканом в одной руке и чашкой, над которой поднимается пар, в другой, а на лице у нее глуповато-самодовольная усмешка. И тут я понимаю, что она собирается делать и говорю: «Нет, прошу тебя, пожалуйста, развяжи меня – руки, ноги, колени. Я вообще больше никогда не смогу ходить. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Но ей это все – что об стенку горох. Она садится передо мной на колени, подносит стакан ко рту и засасывает кубик льда, потом с ухмылкой смотрит на меня и обхватывает губами мой конец.

Потом идет горячий кофе из чашки, потом снова лед, потом кофе, потом лед и теперь я начинаю кричать, я кричу по-настоящему от боли и похоти и невыносимого желания, кричу и умоляю ее, прошу ее прекратить. Наконец, она выплевывает последний кубик льда, ставит стакан и кружку рядом с бокалом из-под вина, залезает сверху и насаживается на меня; я легко вхожу в нее, а там внутри горячее, чем кофе, так горячо, что можно обвариться, так горячо, что можно обжечься, и я едва слышно издаю потрясенные крики: «О-о!» – она делает движения вверх и вниз, прикладывает пальцы к моей шее, а другую руку опускает вниз и за спину – к моей мошонке и я внезапно кончаю, продолжая кричать, а теперь еще и рыдаю – меня сотрясает спазм, и она неожиданно затихает, а я дергаюсь и рвусь, и от этих движений боль пронзает и отпускает мои ноги и руки и суставы одновременно.

Узлы затянулись так сильно, что не развязать, и ей приходится разрезать их сверкающим лезвием охотничьего ножа, который она держит под матрацем со своей стороны на тот случай, если в дом ворвется какой-нибудь насильник.

Я лежу у нее на руках, как в колыбели и тяжело дышу, я в полном изнеможении, обессиленный, боль в мышцах, костях и суставах постепенно проходит, слезы на лице высыхают, и она тихонько спрашивает:

– Тебе было хорошо?

И я шепчу ей в ответ:

– Просто черт знает как.

Мы привели этот текст не в целях пропаганды подобного секса, а только для того, чтобы показать, что палитра сексуальных ощущений не исчерпывается понятиями «наслаждение», «сладострастие». Каждый чувствует по-разному, и если кто-то хочет попробовать сочетать боль с наслаждением, попробуйте. Только заранее предупреждаем: скорее всего, вам это не понравится. Это блюдо для гурманов особого рода.