Впрочем, всё субъективно.

Он улыбнулся и сделал шаг. А вокруг продолжался мир, полный людей и снов.

— 8 -

Утро встретило меня за работой. Очень хотелось спать, даром, что ли, пол ночи просидел над тетрадью? Почерк неразборчивый, да и как иначе, когда кругом вагонная трясучка. Надо было посмотреть на часы, узнать какой час. А с другой стороны, какая разница? Спешить некуда, поезд везёт и везёт. До парома ещё несколько дней, а там и место, куда мне хочется попасть. Очень странно, что в поисках Грааля меня потянуло на восток. Сомневаюсь, что вообще была реальная связь между Святым Граалем и крестовыми походами, но ничего в Мирокрае не происходит бессмысленно или хотя бы безрезультатно.

Крестик на руке опять коснулся пальцев, когда я устало закрыл глаза и погрузился в сон.

Пока я спал, на мобильный пришло сообщение:

Привет, Тамплиер! Хорошо ты сделал рыбкам. Пришла, оценила. Но на душе не спокойно, сердце ноет. Всё-таки, приедешь, расскажу. Ты меня точно поймёшь. А может, подскажешь, как быть. У меня руки опустились, выхода нет. Знаю надо потерпеть, время вылечит. Вот если дадут командировку куда, будет легче. Лёха прислал мне твой рассказ. Ты у нас всегда был способный, другого и не ждала. Интересно было, пиши дальше.

Наконец я пробудился. За окном поезда переливалось солнцем тёплое небо позднего апреля. Проводница расщедрилась подстаканником и чайным набором. От пирожков с сомнительной начинкой я отказался, а пакет дешёвых круассанов пришёлся по вкусу. Пока кулер цедил в стакан крепкий кипяток и брызгал в такт покачиваниям вагона, я и прочитал сообщение. Посмотрел на время.

— Скажите, тут какая разница по времени?

Проводница сверилась со списком на стене и ткнула пальцем в нужную цифру.

— Плюс шесть.

— Да? — удивился я.

На самом деле, и правда должно быть плюс шесть, то есть плюс три от моего родного пояса, прикинул я в уме. Вчера телефонные часы уже корректировал, а сегодня не успел. Вчера было плюс два, и они шли точно. А сейчас они вернулись в то же положение, в котором были перед отъездом. Чушь какая-то. Так не бывает. Неужели телефон сломался?

— Это от нашего, значит, плюс три? — должно быть, вопрос прозвучал глупо.

— Если вы имеете в виду пояс точки отправления, то — да, — она проявляла достойное терпение. Должно быть, её разжалобил мой помятый, заспанный вид. Основательно небритый, скажем прямо.

— Спасибо.

— Пожалуйста, если надо — обращайтесь.

Может и правду говорят, что нынче в Мирокрае, проводницы стали вежливее? Хотелось бы верить.

Купе со мной делили люди, сильно погружённые в свои заботы и мысли. Пожилая чета спокойно пребывала в равновесии, когда каждый уважает мысли и увлечения другого. Пока он хмыкал над томиком Юнга, она разгадывала пухлый сборник сканвордов. Кажется, разговаривали они только за обеденным походом в вагон-ресторан. Четвёртое место бытовало за каким-то отставным военным. Он большую часть времени проводил в полудрёме на верхней полке, а бывало — часами стоял в тамбуре, курил и следил за размеренным бегом километровых столбов.

А меня не оставляли странные мысли. Должно быть, Грааль это что-то такое, чего обязательно хочет найти каждый. Я шёл по светлой, прямой дороге. Даже не в прямом, а в переносном, эдаком метафизическом смысле. И как будто с каждым шагом приближался к Граалю. Это казалось невероятным, но теперь не оставляло места сомнениям. Не зря, ох не зря что-то толкнуло меня на эту поездку в древнюю столицу. И всё же странно. Произошло что-то очень странное. Часы отползли назад, ровно на сто двадцать минут. Это ладно, сбой программы. Но вот мысленный контакт с Машей. Не просто мысленный, а всесторонне психо-физический Что в нём странного? Ничего. Либо это галлюцинация, либо.

Стоп.

Дело не в контакте, чем бы он не был на самом деле.

Дело в Машином письме.

Она упомянула мои «перчатки». Пергамент Персеваля.

Я не давал ей читать рассказ без названия, и в переписке не упоминал об этой маленькой детали.

Сейчас я готов был поделиться самым невероятным, немыслимым ощущением в своей жизни.

Мне стало страшно.

Украшение-амулет на руке показался мне очень горячим, С чего бы?

Ну да, рука лежала рядом с подстаканником. И крестик нагрелся.

Я поспешил упрятать его за обшлаг рукава, но перехватил настороженный взгляд старушки. Не знаю, чего она про меня подумала, только на лице отразились совсем не простые мысли.

А страх внутри меня начал набирать силу. Кажется, я оказался втянутым в какую-то немыслимую череду событий и причин. Когда мне казалось, мои действия нарушают законы природы, не произошло ли так, что я, и правда, их нарушил? Что мне теперь в расплату: хаос, безумие, или расшатанный до Апокалипсиса мир?

Пришлось встать и выйти в тамбур. Прокурено, гулко от стука, но как-то спокойнее. Не давят на психику настороженные взгляды.

Надо же, я сдавленно рассмеялся своему отражению. В тамбурной полутьме на годами немытом стекле. Какие-то нереальные мысли в голову лезут. Не падают с неба птицы, не текут кровавые реки. Вон за окошком мост ажурной радугой через мягкую голубизну реки, рябой под задорным ветром. Солнышко светит, поезд катит. Что за мысли такие мрачные, а, Тамплиер?

Какие мысли? Подозрения. Смутные, неоформленные догадки. Как будто только и надо, протянуть руку, взять да ухватить за хвост пёстрый серпантин хитросплетений. И сразу всё станет ясно. Ну да, конечно. Протяни руку, пойми всё и разложи по полочкам. Неужели всё так просто?

Я тронул пальцами пыльные жерди оконной решётки, и в этот миг поезд дёрнулся. Крестик больно врезался в запястье, и я даже вскрикнул.

Дверь в тамбур отворилась, и мы с отставным военным столкнулись взглядами.

— Молодой человек, с вами всё в порядке?

— Да, — выдавил я, хотя это было очень далеко от истины.

— Такой у вас вид, словно вы не здоровы, мучаетесь болью.

— Нет, всё в порядке, — слабая улыбка, вот всё, на что хватило сил, — Просто есть некоторые сложности.

Он вздохнул и как-то по особому долго посмотрел мне в лицо.

— Да, всё в порядке. Ты счастливый, парень, и у тебя всё будет в порядке.

— Почему? — изумился я.

— Да хотя бы потому, что ты войны не видел, — Он быстро поднёс ко рту руку, и моему изумлению предстала искусно сделанная вставная челюсть, — Думаешь, так зубы кулаком выбивают?

Я промолчал, а он убрал челюсть обратно в рот и, как ни в чём не бывало, закурил. Протянул пачку, но я отказался.

— Будет хорошо и в порядке. У таких, как ты, должно быть хорошо. Хотя бы у таких, как ты.

Это он проговорил куда-то в сторону и скорее для себя, чем для меня, нечаянного собеседника.

Остаток пути до паромной суеты прошёл без приключений. Попутчики не обращали на меня внимания, да и я, признаться, был этому только рад.

Настал день, когда вагоны медленно втянулись на гигантский паром-катамаран. Пассажиров попросили покинуть свои места и перейти на верхнюю палубу. Впереди морсокой путь на много часов, и на радость путешественникам администрация снабдила судно всем необходимым. Тут нашлись и кафе, и комнаты отдыха, и даже массажные салоны. Но меня интересовало другое.

Цифровая кофейня тут тоже была, только выход в сеть через спутник стоил запредельных денег. Может, оно и к лучшему. Мне очень хотелось написать Маше и прочесть её письма, но меня продолжали терзать страх и сомнения. Возникло слишком много вопросов, осталось много недосказанного и неопределённого. Кажется, настало время плюнуть на все взаимные опасения и встретиться. Главное непонимание образовалось в области рассказа, написанного для Лёхи. По сравнению с ним все остальные странности, даже контакт в осознанном сновидении, выглядели простыми вещами, которым конечно найдётся объяснение, стоит только немного подумать.

И я усиленно думал, пока стоял на палубе под порывами нескромного морского ветра. Он швырял на людей брызги, терзал одежду и мешал чайкам кружить над морем, заниматься привычными морскими заботами. Птицы недовольно кричали и искали приюта на человеческом судне.