Сисадмин на посту под плакатами эксцентричного содержания удивлённо повёл бровью. Идея отправки письма глубокой ночью сама по себе не очень оригинальна, но я успел тут примелькаться. Чудак чудаком, благо безобидный.
— Хочешь, подскажу провайдера? — с искренней заботой в голосе сказал сисадмин. Под рукой у стража цифрового царства уместилась полупустая бутылка пива, и выпитое заметно подняло ему настроение. А то и вовсе дотянуло обычных юзеров до статуса человеков, с которыми есть о чём поговорить.
— Да есть у меня сетка, просто ай-пишник не хочу светить, — тоном профессионала отозвался я на сочувствие.
— А, — он добродушно отмахнулся рукой. Про себя, должно быть решил, что раз я не знаком с программой для смены адресов, то мне положено быть в категории ламеров, а значит, и разговор со мной надо вести как обычно, с высоты статуса, — Сто рублей.
Ничего обидного в том, если кто-то считает тебя не тем, кто ты есть. Лучше быть, чем казаться, говорил герой романа Пикуля «Честь имею», и эта точка зрения мне по душе.
Ночная прогулка по бодрой прохладе городской весны вытянула последние силы. И я с наслаждением забылся сном, едва добрёл до кровати.
Утро встретило массой забот, приправленных обычной офисной суматохой. Всего один раз я вырвался в почту. Времени написать ответ не хватило, а вот прочитать Машино послание я успел:
1bibaby : Ничего себе, ты по истории подкован! А я уж думала, одна я такая вездезнайка. Спасибо, разъяснил мне разницу между Тамплиером и храмовником, а то теперь как-то и стыдно. Я тебя назвала храмовником, да? Извини, Сталкер, была неправа. А ты, правда, похож на Тамплиера. Вроде как берёшь друзей за руку и ведёшь прямой да светлой дорожкой. Взять вот твоего Лёху и то, что ты о нём писал. Наверное, он благодарен тебе за рассказ о Персевале. Я то уж точно благодарна за «Конструктора». А ещё мне понравилась идея о пятом крестовом походе. Вообще все твои рассуждения чем-то напоминают «Гластонберийский роман» Повиса. Я читала в сети отрывки этого произведения. Хорошая фантастика, но у него это всё же фантастика. Он стремиться объединить в концепции Грааля всё, что было и есть божественного, духовного и светлого. Был такой рассказ у какого-то писателя, «Интегральное скерцо», так там мастера-цифроделы создали синтетическую мелодию, где сплетались все звуки мира. От крика новорождённой крохи, до рёва лавины. Слепили хитрую дифференциальную матрицу, а в ней расставили эти звуки в соответствии с законами звуковой гармонии. А потом включили. Как думаешь, что выдали динамики? Бетховена. Ту самую волшебную симфонию, которая звучала в блокадном Ленинграде, и от которой плакал клирик в фильме «Эквилибриум». Вот как, представляешь? Так этот Повис собрал своё собственное скерцо, умничка он эдакий. А ты нет. Ты не собираешь, а как будто наоборот. Дробишь Грааль на кусочки. Слушай, а может, я не права? И вовсе не про Грааль те снежинки, или горсть солнца у гостя де Труа? Я не знаю, проще сказать, запуталась. Только ты идёшь по дорожке, а я следом. Или наоборот? Кто теперь разберёт, Сталкер ты мой горемычный? Не знаю, найдёшь ли ты чего в окрестностях древней Японской столицы, но что бы ты там не нашёл, в одном я уверена. Тебе хватит мудрости и совести не утверждать, будто теперь-то ты нашёл Вселенскую истину. Не кричать, что все, кто претендовал на это до тебя, шли не тем путём или забрели не туда. Так ведь, милый мой Тамплиер? Ты не теософ, никогда им не был, да и вряд ли будешь. То, что ты ходишь по святым местам и ведёшь за собой людей, хотя бы и так как меня, письмами, это и есть твоё. Прошу тебя, заклинаю, не будь таким, как все они. И это станет главным доказательством, что ты это ты, и найденный крест действительно твой. Не знаю, понимаешь ты меня или нет? Попробуй, хорошо? Ты на верном пути, и теперь только не оступайся. Знаешь, а я почти уже знаю, что это ты, а не кто иной. И убрала бы слово почти, да тогда придётся поставить другое слово. Вроде и могу сказать, а не просто. Это как перчатки-сеточки. Если закрыты ладошки и локти, значит в другом месте что-то открыто. На подсознании, так и работает тонкий эротизм. Вот, представляешь, какие мысли бродят? А вроде скромная девушка. Я увидела твои перчатки, Тамплиер. Это честное признание, что ты не знаешь содержания пергамента, которое Персеваль отдал монаху. В этом и эротизм, и твои комплексы, но ты приоткрыл главное. Истину. А там пусть каждый смотрит и пытается увидеть, Я увижу тебя во сне. Через какое-то время. Жду и волнуюсь. Твоя Маша.
Да, до такого наши откровения ещё не доходили. Такое впечатление, что в руки мне дали великолепную, тончайшую вазу, сотканную из одной только нити, и эта нить связала двух людей. Меня и Машу. Сквозь пространство и время. Силами мыслей, чувств и чего-то ещё. Чаша эта будто Грааль…
Что за чушь, рассмеялся я своим мыслям. При чём тут Грааль?
Если уместно вставить слово, то меня штормило. Это адреналин, а то и другие друзья гормоны. Я-то прекрасно понял, что за слово подразумевала Маша. Сам уже давно готов его сказать. Но слово не написано, и даже не произнесено. Оно прозвучит, когда придёт время, в тот миг, когда мы встретимся. А пока… А может, и не прозвучит. Будет тайной, тонкой и светлой, будто эта воображаемая чаша. Каждым мгновением жизни, каждой чёрточкой переживаний мы станем усложнять и совершенствовать таинственный образ. Отражение узора пути, начертанного для двоих.
Ну, как-то так, если придавать образу словесную форму. Бледно, плоско, но по сути своей верно.
Должно быть, выглядел я глупо. Совершенно не помню, как закончились часы до отъезда. Помню вокзальную суету, ночной пыльный сумрак готового к отправке поезда. Битыми всполохами светили стеклянные бра-полупиллюли, а в зашторенное окно тихо скреблось многоголосое пассажирское эхо. Искажённые стеклом фонари, глаза погружённого в ночь города, робко искрились вдалеке. Раздался гортанный голос диспетчера, и над перроном полетело предупреждение об отправке. Фонари дрогнули, и мир вокруг загудел-застучал послушным железом.
Жёсткая верхняя полка заполосила отблесками ночных фонарей, словно город чутко смотрел мне вслед конусами прожекторов. Под его бесшумным взглядом, в размеренном стуке колёс и лёгкой пыли старого вагона меня настиг сон. Последней мыслью был образ Маши. Странно, в нём проступил какой-то второй силуэт. Нет, наверное, мне просто хотелось оживить в воображении плоскую статику маленькой картинки на цифровой страничке. А может, это было чем-то другим. Смутное сомнение и неоформленное беспокойство подступили к сердцу, и встали так близко к пониманию какой-то головоломки, что дух захватило. Но разум никак не желал даже понять головоломку, не то, что вытащить на свет её разгадку. Меня никак не оставляло это странное чувство. Вокруг происходило какое-то неощутимое движение, и меня затягивало течением, вокруг которого, словно щепки в весеннем ручье, скапливались совпадения, недомолвки и закономерности, суть и логика которых лежали за пределами моего понимания. Сон не принёс отгадки, как я не пытался обострить сознание сосредоточением, расслаблением или чередованием этих фаз. Даже музыка не помогала. Минутные просветления отзывались болезненной слепотой разума. В эти отрывочные фрагменты времени, запущенного мною немного вспять на пути к Маше, музыка создавала резонанс, и формировала прообраз ответа. Но стоил обострить пристальное внимание на зыбкие подобия разгадки, как они расплывались деталями несвязных образов. Час за часом я тщетно пытался понять, что именно меня беспокоит в последнем Машином письме. Или дело в том, что оно слишком прямолинейно хорошее, и от того мало похоже на правду? Вряд ли. Резюме простое и очевидное. Запутался. Одно знаю точно: образ Маши оживал по мере моего приближения. Я мог бы поклясться, что уже знаю, как выглядит её лицо в движении, вижу-чувствую мимику девушки, и слышу голос, который шепчет-диктует себе-мне письма, собранные электронным форматом. Стало чудиться, будто я слышу тепло её дыхания, а на губах остаётся мимолётная влага от поцелуя доверчивых губ.