Ломоносов отвел в сторону ее клинок и сам сделал выпад. Но клинок Креси недолго оставался в стороне, описав круг, он снова был готов нанести удар. Ломоносов, наступая, сам налетел на ее выставленный вперед клинок. И когда тот коснулся его груди чуть выше сердца, он остановился и до ушей залился краской.

– Запомни, мой клинок всегда будет быстрее твоего, – сказала Креси. – Всегда.

– Запомню. – Он снова встал в позицию en garde.

Они делали выпады и отступали, и на этот раз это был еще более изысканный танец, чем предыдущий.

– Елизавета, пока Креси раздает уроки фехтования, почему бы тебе не воспользоваться ее щедростью? – спросила Адриана.

– Я думаю, отцу не понравилось бы, если бы он увидел меня со шпагой.

– Согласна. Вы с ним любите потешить себя горячими спорами.

– Это верно. Фехтованием можно было бы заняться только ради того, чтобы его позлить. – Ее лицо сделалось печальным. – Но кто знает, может быть, мне уже никогда не суждено его увидеть. Ты думаешь, он правда мертв?

– Я говорила с Меншиковым. Он подтвердил, что, после того как царь покинул Пекин, от него не было никаких известий, но опроверг заявления Голицына, будто он утаивает сведения о смерти царя. Он умолчал лишь о его исчезновении.

– Можно ли верить его словам? – выразила сомнение Елизавета. – Меншикову нравится единовластно править Россией. Не мог ли он затеять какую-нибудь интригу против моего отца?

– Я не испытываю особых симпатий к Меншикову, – призналась Адриана, – но вот что я могу сказать о нем наверняка: он любит твоего отца всем сердцем. И я не думаю, чтобы он устроил против него заговор. На это в большей степени способны Голицын и митрополит.

– Я рада, что наши мнения совпадают, – сказала Елизавета. – Хотя я знаю, принято считать, что я очень наивна в вопросах политики. – Она поплотнее завернулась в накидку. – А как Меншиков себя чувствует?

– Он набирается сил, скоро будет на ногах и снова начнет доставлять нам беспокойство. Я уверена, что в конце концов пожалею, что спасла его.

– Ты правда так думаешь?

Адриана улыбнулась и покачала головой. Но отчасти она действительно так думала. Меншиков по-прежнему считал себя правой рукой царя. И он, возможно, попытается встать во главе экспедиции. Она, конечно, этого не допустит, но затевать борьбу за власть ей совершенно не хотелось.

Креси и Ломоносов завершили свои упражнения и салютовали друг другу.

– С меня на сегодня достаточно, – сказал юноша. – Мадемуазель, я у вас в долгу за тот урок, что вы мне сегодня преподали. У человека моего звания нет никакой возможности освоить искусство фехтования, особенно под руководством истинного мастера, такой искусной… – Он не мог подобрать слова и замолчал. И снова залился краской. – Ну, достаточно, я и так уже не раз сегодня побывал в дураках, – произнес он. – Мне пора пожелать вам доброй ночи.

– Минуту, – остановила его Адриана. – Хорошо, что вы все здесь присутствуете. Я хочу сказать, что это путешествие будет долгим, а временами скучным и утомительным. И я решила, что по утрам у нас будет кофейный час, во время которого мы займемся обсуждением различных научных вопросов. Это послужит дополнением к вашим основным занятиям.

– Мадемуазель, это просто замечательно! – воскликнул Ломоносов. – Я с нетерпением буду ждать завтрашнего утра.

– Хорошо, в таком случае я попрошу вас первым подготовить небольшой доклад на любую из интересующих вас тем. А теперь – доброй ночи.

Если Адриана рассчитывала этим заданием испугать Ломоносова, то у нее ничего не вышло. Его лицо озарилось радостной улыбкой, и он возбужденно закивал.

– Очень хорошо, тогда я пойду готовиться, если, конечно, дамы не будут возражать. – Он подхватил свою шляпу, поклонился и поспешно удалился.

– Ах, какая вы искусная мастерица! – воскликнула Елизавета. – Похоже, вы учили этого юношу не только тонкостям фехтования. Мастерица Креси!

– Молчи, дерзкая девчонка! – весело ответила Креси. – Иди и найди себе какой-нибудь другой предмет для колкостей, мне нужно кое о чем побеседовать с Адрианой – наедине.

– А, понимаю. – Елизавета нехотя поднялась. – Какая скука! Молодая девушка в самом расцвете лет оказалась на борту корабля, где столько солдат… Думаете, здесь так легко найти какое-нибудь развлечение? Что ж, пойду посмотрю, вдруг мне повезет…

– Никаких развлечений, ты сейчас пойдешь в свою каюту и займешься повторением пройденного, – сказала Адриана. – Завтра рано утром, перед кофе, у тебя будет урок. А теперь, Елизавета, позволь пожелать тебе спокойной ночи.

– Это ты так считаешь, но это не значит, что я думаю так же.

С этими словами Елизавета удалилась. Куда-то незаметно исчезли Линней и Бретой. Адриана и Креси остались одни.

– Креси, ты правильно делаешь, что даешь уроки.

– Я не могу бездействовать, мне нужно оттачивать свое искусство. Вчера я не смогла защитить тебя, Адриана. Прости.

– Не говори глупостей, Вероника. Ты вновь спасла мою жизнь. Ты об этом хотела поговорить со мной?

– Только отчасти. Ты не расспрашиваешь меня об Оливере.

– Не расспрашиваю. За годы, что мы провели бок о бок, я изучила тебя и знаю: лучший способ выведать твои секреты – не спрашивать о них. И мне кажется, я не ошибаюсь.

– Если бы я знала, что вновь его встречу, я бы тебе уже давно о нем рассказала. Я познакомилась с ним еще девочкой, мне было четырнадцать лет, и рассталась задолго до встречи с тобой. Я считала, его нет в живых.

– Он был твоим любовником?

– Самым первым. Обычно такие, как я, никогда в жизни не встречаются друг с другом, но он нашел меня и стал моим учителем. Он учил меня военному искусству, шпионажу, открыл мне радость плотских наслаждений. Он был хорошим учителем. – Она рассмеялась. – А я такой юной и такой глупой, я даже думала, что он любит меня. Какая чушь! Мы… вместе убили человека, он был математиком и музыкантом. Оливер повернул все так, что я нанесла смертельный удар, мое лицо было последним, что видели глаза умирающего. После этого Оливер исчез. И никогда больше не появлялся в моей жизни.

– Он принадлежит к той же группировке, к какой принадлежала и ты, – к malfaiteurs?

– Вероятно. По крайней мере, раньше я именно так и считала.

– Хм, я думаю, политика malakim не так проста, как нам казалось.

– Я в этом даже и не сомневаюсь, – согласилась Креси. – Они живут в невидимом мире. Мы ничего о них не знаем, нам остается только верить им на слово. Я, пожалуй, лучше многих это понимаю. И очень скептически отношусь ко всему, что они говорят. Это все может оказаться ложью.

Адриана улыбнулась:

– Когда-то я тоже все, что бы ты ни говорила, считала ложью.

Креси не ответила на ее улыбку.

– Тогда я была орудием в их руках, я мыслила так же, как и они. Надеюсь, я изменилась в лучшую сторону. Надеюсь, я стала твоим другом.

– Самым близким, – заверила ее Адриана. – Может быть, я даже не заслуживаю такой дружбы.

– Эркюль тоже твой друг, – с легкой иронией заметила Креси.

– Знаю и вынуждена признать, что не очень хорошо с ним обращалась. Я хочу в самое ближайшее время поговорить с ним. Думаю, мы больше не можем оставаться любовниками, но мы можем быть друзьями. – Она почувствовала, как грудь стеснило, а на глаза навернулись слезы. – Надеюсь, я не слишком далеко зашла в нашем разрыве. Я не хочу навсегда потерять его.

Адриана подошла к борту. Внизу ничего не было видно – только море кромешной тьмы. Казалось, тьма зовет ее, обольщает в своем желании поглотить.

– Я сплю будто и вижу сон, – произнесла она, – и в этом сне я не чувствую ни боли, ни радости, и потеря Нико не мучит мою душу, но… – Она замолчала. – Мне не стоит об этом говорить.

– Может быть, как раз наоборот, – сказала Креси, подойдя и встав рядом.

– Нет, не стоит, но я буду делать то, что в моих силах. А что я не смогу… – Она пожала плечами. – Самое главное, что мой сын жив. Мне кажется, до этого я блуждала по какому-то темному лесу, а теперь между деревьями забрезжил свет. – Адриана сжала руку Креси. – Но правильно ли я поступила, что в поиски своего сына вовлекла тебя и Эркюля?