— У меня они не голубые, — возразила Полли.

— Тут, как я погляжу, времени даром не теряют, — сказал вдруг чей-то женский голос.

— Разрешите познакомить, — сказала Полли. — Адвокат Странд. Фру Вийк.

Адвокат Странд вскочил со стула, воззрившись на седовласую даму.

— Фру… фру Вийк? — запинаясь, спросил он. — Значит, вы… вы и есть мать знаменитого Кристера Вийка?

А когда Елена Вийк утвердительно кивнула, он засиял как медный грош:

— Вот не думал, что мне так повезет. Я представитель фирмы «Странд, Странд и Странд» из Эребру. Привез завещание Альберты Фабиан.

— Завещание? Уже? — удивилась фру Вийк. — К чему такая спешка? — И повернулась к Полли: — Похороны состоятся самое раннее в четверг в два часа пополудни. В церкви святого Улофа, в Лубергсхюттане. По крайней мере так сказал пастор. Я иду домой. Будь здорова, не падай духом.

И фру Вийк ушла вместе с Эрком Берггреном. Полли охватило смутное чувство подавленности и тревоги.

Чтобы заглушить его, она занялась хозяйством. Проводив Сванте Странда с его портфелем в гостиную, девушка воспользовалась случаем и забрала оттуда поднос с грязной посудой. На кухне она вымыла и перетерла дорогой датский сервиз, обследовала содержимое морозилки и холодильника, гадая, сколько человек останется к обеду. Затем собрала в пакет мусор и вынесла его в сад.

Когда она вернулась, в прихожей звонил телефон. Это была Мирьям; верная себе, она без лишних слов выведала все новости и дала точные указания.

Полли знала по опыту, что спорить с Мирьям бесполезно. Повесив трубку, она открыла дверь в гостиную, и все взгляды устремились на нее. Полли коротко сообщила:

— Это Мирьям. Позвонит снова через час. Ее интересует завещание.

Светлые глаза Еспера Экерюда блеснули синевой.

— Узнаю Мирьям, — сказал он. — Ее интересует. Она позвонит. Откуда ей вообще известно, что существует какое-то завещание?

— Я проболталась, — сдержанно ответила Полли. Глазки-бусинки Лиселотт Люнден вспыхнули любопытством.

— Но ведь это превосходная мысль, — вмешалась она. — Завещание здесь, адвокат тоже — чего мы ждем?

Ее муж устало провел рукой по седеющим волосам, снял очки и закрыл глаза.

— Так не принято, — с неодобрением сказал он. — После похорон — другое дело. Тогда каждый наследник незамедлительно получит копию завещания. Но на другой день после трагической гибели Альберты! Мне кажется… по-моему, это неприлично… Нет, нет, Полли, не уходи, останься.

— Ну пожалуйста, Рудольф, — уговаривала мужа Лиселотт. — Никто ведь не требует бумаг сию же минуту, и в детали можно не вникать. Пусть господин Странд ознакомит нас с завещанием только в общих чертах.

— А то, дядя, будешь сам объясняться с Мирьям, когда она позвонит через час, — пригрозил Еспер. — Как твое мнение, Сванте?

— Я не против, — отозвался адвокат. — Наоборот, дед настаивал, чтобы по крайней мере пастор ознакомился с документом немедленно.

— Ну если так, я повинуюсь, — сдался Рудольф Люнден и снова надел очки. — Слушаем вас, господин адвокат. Только, пожалуйста, опустите все ваши юридические закорючки и изложите нам самую суть.

Сванде Странд Младший поправил галстук, открыл портфель и откашлялся.

— Завещание составлено в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, — начал он. — Через год после смерти управляющего Франса Эрика Фабиана.

Он помедлил, подбирая слова; в гостиной царила мертвая тишина.

— Две крупные суммы завещаны на общественные нужды. Одна — приходу святого Улофа, на попечительство о детях, а также на воспитание и образование молодежи. Проценты от другой суммы составят музыкальную стипендию в местной гимназии.

Он заметил, что пастор одобрительно кивнул, а Полли радостно заулыбалась.

— Остальное делится на три части. Одна из них завещана брату фру Фабиан, пастору Рудольфу Люндену.

Пасторша с облегчением вздохнула.

— Другая — сестре покойной, Ёте Экерюд, урожденной Люнден. — Сванте Странд оторвал взгляд от бумаг и уточнил: — В шестьдесят седьмом году фру Экерюд скончалась. Поэтому долю фру Экерюд получат ее дети и разделят поровну. Таким образом, Еспер Экерюд и Мирьям Экерюд получат по одной шестой части наследства.

— Незабвенная тетя Альберта! — воскликнул Еспер. — Да будет ей земля пухом. Простите бестактный вопрос, но на какую примерно сумму я могу рассчитывать?

— Пока неизвестно, — ответил Сванте Странд. — Налог на наследство очень высок. Но после продажи виллы и уплаты налога, думаю, каждому из вас останется пятьдесят или шестьдесят тысяч крон, не считая движимого имущества.

— Боже, — прошептала Лиселотт Люнден, — значит, мы получим вдвое больше!

— Остается еще одна треть, — напомнил пастор.

— Эту часть, согласно воле Альберты Фабиан, — тут голос Сванте Странда потеплел, — получит ее любимая воспитанница Полли Томссон. Положение Полли в смысле налога самое выгодное, ибо воспитанник, который до шестнадцати лет постоянно жил под одной крышей с воспитателем, имеет те же налоговые льготы, что и родные дети.

Тишина в комнате сразу как бы сгустилась.

Нарушил ее Рудольф Люнден.

— Мудрое и справедливое решение, — заключил он. Полли, прямая как свечка, замерла на краешке старинного гобеленового кресла.

— Но я не хочу… — начала было она.

— Чего не хочешь? — изумленно спросил пастор.

— Я не хочу участвовать в дележе виллы, — взволнованно заговорила Полли. — Я пожертвую свою долю тому из вас, у кого хватит средств сохранить дом.

— Ты шутишь?

— В денежных делах не шутят, — многозначительно произнесла Полли. — Я только что узнала это от нашего адвоката.

7. СКОЛЬКО ПАМЯТЬ ХРАНИТ ПУСТЯКОВ

Следующие дни Полли жила будто во сне или в тумане.

Часть времени она находилась в Стокгольме, но мысленно всегда была в Скуге. В редакции от нее не было никакого толку.

Она без конца ездила в Скугу. Началось это с самой пасхи. Поезд. Автобус. Автомобиль.

Автомобили случались разные, как и обстоятельства, которые призывали ее в Скугу.

Дребезжащий «вольво» Еспера — на другой день после известия о смерти Альберты. Серое утро, серый автомобиль.

Новенький «пассат» Мирьям — кремация Альберты. Красный автомобиль, набитый людьми в трауре.

— В таком автомобиле к церкви подъезжать неудобно, — сказал Рудольф Люнден. — Из пасторской усадьбы мы пойдем в церковь пешком.

Мирьям фыркнула, но покорилась. К счастью, погода в Лубергсхюттане была сносной, правда, в лесу еще лежал глубокий снег.

Во всем Бергслагене не помнили такой снежной зимы. Не помнили здесь и паводка, который принес бы столько разрушений.

В субботу, седьмого мая, Полли Томссон вновь ехала в Скугу. Неожиданно место в машине ей предложил комиссар Вийк, муж Камиллы, который, как и она, был обеспокоен весенним разливом озера в Скуге, а главное, опасностью, грозившей прибрежным домам.

Полли с благодарностью, но не без страха приняла его предложение. Она едва знала комиссара и боялась, что, как собеседница разочарует его гораздо раньше, чем они доберутся до Скуги. Однако весьма скоро обнаружила, что с ним одинаково легко и разговаривать, и молчать.

— Вот это машина! — восхитилась Полли, когда огромный черный лимузин, вырвавшись из сутолоки большого города на шоссе Е-18, наконец пустил в ход все свои лошадиные силы.

— Это что, двести пятидесятый?

— Да, — отозвался он. — Двести пятидесятый. Чуть ли не каждый год я меняю машины, а на этой вот решил остановиться. «Мерседес-двести пятьдесят» как раз то, что надо при моей работе. Надежный, быстрый и в глаза не бросается. В нем просторно даже высокому человеку с длинными ногами.

Полли украдкой изучала его строгий профиль, гладкие черные волосы, руки, лежащие на руле.

— А какой у тебя рост? — робко спросила она.

— Метр девяносто девять.

Полли ахнула, но казалось, что думает она о другом.

До самого моста Стекет они не разговаривали. Даже при виде озера Меларен Полли не выразила восторга, только спросила, указав на трубку, лежавшую на приборной доске: