После того как совместно с польскими коллегами мы успешно осуществили операцию ТФП в западногерманскую дипломатическую почту, передо мной встал вопрос: чем еще можно было бы заняться в области разведывательной деятельности?

Коль скоро я был ограничен в этом отношении возможностью участвовать в оперативных разведывательных делах только совместно с польскими спецслужбами, мне оставалось лишь активно искать области применения такого взаимодействия. Естественно, при этом можно было рассчитывать на готовность. Польские коллеги готовы были совместно проводить только такие разведывательные операции, в которых они самостоятельно не могли решить оперативные и, особенно, технические задачи. Как это и было в операции с диппочтой.

Являясь профессионалом-разведчиком, имевшим к моменту прибытия в Польшу 35-летний оперативный опыт, я привык к действовавшей во внешней разведке системе, при которой стратегические цели моей деятельности формировались не мной, а вышестоящим руководством. Достижение же их, пути решения и тактику моих действий определял я сам, исходя из конкретных условий и имевшихся в моем распоряжении средств и возможностей. Таким образом, мне всегда предоставлялось обширное поле самостоятельных решений и действий.

Надо сказать, что когда недостаточно компетентный или даже неумный руководитель в Центре — а такие попадались и на моем пути — пытался навязать издалека пути и способы решения поставленных принципиальных задач, ничего путного не получалось. Да я просто и не принимал их в расчет, игнорируя такие указания сверху, особенно если они не соответствовали существовавшим конкретным условиям.

В данном же случае у меня не было выбора. Заниматься разведывательной деятельностью в ее классическом виде я не мог. Был не только категорический приказ лично председателя КГБ, но я и сам понимал, что Польская Народная Республика, наш союзник, не может быть объектом каких-либо оперативных действий внешней разведки, осуществляемых без ведома польских спецслужб. Это было бы грубейшим нарушением польского суверенитета и основ взаимодействия наших и польских органов государственной безопасности.

Но, как я уже подчеркивал, моя натура требовала приложения моего разведывательного опыта. Посему я активно изучал местную оперативную обстановку и, естественно, не мог не остановить свое внимание на большой заинтересованности моих польских коллег в операциях ТФП в иностранные представительства.

Внешнеполитическая обстановка вокруг Польши в первую половину 70-х годов была далеко не дружественной. Западные государства и прежде всего США и их специальные органы вели непрекращающуюся психологическую войну и осуществляли тайные операции по поддержке внутренней оппозиции в Польше и враждебных польскому руководству заграничных эмигрантских организаций.

Это требовало активизации противодействия им со стороны польских специальных служб. Поэтому наши предложения, открывавшие новые возможности получения разведывательной информации о планах и замыслах Запада в отношении Польши, встретили живой отклик у польских коллег.

В этом плане очень удачными были операции ТФП «Наемники» и «Бумеранг» и особенно «Загадочная шкатулка», давшие весьма ощутимый информационный результат для поляков.

Теперь внимательно анализируя вместе с руководством польской разведки конкретные возможности проведения операций ТФП, я тщательно отбирал те направления взаимной разведывательной заинтересованности, где я мог бы приложить свои опыт и знания, а Центр был бы готов оказать нам всемерное содействие и предоставить технические возможности и своих специалистов.

Изучая возможности ТФП получения иностранных шифров и других криптологических материалов, я руководствовался имевшейся у меня строго секретной и только лично для моего сведения ориентировкой Центра о тех государствах Запада, чьи шифрдокументы было бы желательно заполучить в текущем году.

Довольно быстро я обнаружил, что в Польше имелся целый ряд объектов, подходивших для осуществления в них ТФП. При этом для выполнения запроса Центра имелось несколько вариантов, обсуждением которых с польскими коллегами я и собирался заняться. Так в дело вступило мое alter ego.

Я не рассчитывал на легкую и быструю поддержку Центра, ибо там пока превалировала тенденция недоверия к польским спецслужбам в плане гарантии от утечки информации на Запад. Это мне предстояло преодолеть путем тщательной подготовки предложений и плана осуществления конкретной операции ТФП.

Я сам хорошо понимал настороженность Центра, зная о серьезном провале моих собственных дел по линии нелегальной разведки, когда из-за измены руководящего сотрудника польской спецслужбы М. Голеневского в 1961 году были арестованы и осуждены в Англии три наших разведчика-нелегала, о чем я рассказал в V главе, описывая операцию ТФП «Портлендское дело».

Но я знал также, что с тех пор польские коллеги основательно почистили свои кадры от ненадежных лиц и в 70-е годы добились ощутимых положительных разведывательных и контрразведывательных результатов.

Но, как говорили у нас, Центр — это монстр, он всегда прав и любит предупреждать, причем так, что если за операцией следует успех, то это является прежде всего его заслугой, а если неудача, то за нее несет ответственность инициатор операции, оправдывая поговорку: у успеха много родителей, а неудача — сирота.

Настало время сказать еще несколько слов об основе оперативного сотрудничества наших спецслужб с польскими. Тем более что измышлений в этой области высказано и написано на Западе много.

Это сотрудничество никогда, начиная с хорошо мне известного периода 60-х и в последующие годы, не действовало в противоречии с официальной линией руководства сотрудничавших стран.

Лживы измышления Д. Баррона о том, что бывшие союзники СССР по Варшавскому Договору якобы работали на нужды Советского Союза, их спецслужбы подчинялись приказам советских спецслужб. Внешняя разведка якобы расширяла в огромной степени свои оперативные возможности, Запад же «не учитывал, что разведывательные службы других социалистических стран являлись интегральной частью внешней разведки» (Баррон Д. КГБ. Нью-Йорк, 1974).