— Не забудьте, — добавил директор, — что человеку, одетому в скафандр, довольно трудно прицелиться в сердце. Следовательно, Шмидт действовал сознательно. Первый раз он ранил себя в плечо и поэтому вынужден был повторить попытку.

Майор задумчиво покачал головой.

— Итак, несчастный случай исключается… Скажите, из какого положения были произведены выстрелы?

— Спереди, чуть-чуть справа и сверху вниз. — Гольберг отвечал так, будто его только что разбудили. — Видимо, он держал оружие в правой руке…

— И еще один вопрос: как скоро после первого выстрела Шмидт потерял сознание?

— Через две-три десятых секунды после того, как был пробит скафандр… — врач почти шептал, и директор был вынужден наклониться, чтобы услышать, что он говорит.

— Кое-что начинает проясняться… Дальше!

— Подождите… дальше… — директор ладонью потер лоб. Мне начинает казаться…

— Предчувствие вас не обманывает. Судя по всему, в Заливе Духов не могло произойти самоубийства или несчастного случая. Шмидт был застрелен, точнее, преднамеренно убит.

— Убит?!

— Да. Факты неопровержимо свидетельствуют об этом. Не так ли? — Майор взглянул на доктора.

— Выходит, что так, — согласился Гольберг. — Это же ясно. Одного не могу понять… как мы не догадались об этом сразу?…

— Убийство… — взгляд директора остановился на лунном глобусе. — Убийство на Луне! Преступление в Заливе Духов! Но ведь это парадоксально, бессмысленно! В наши дни! Кто мог решиться, кто только…

— Это покажет следствие, — майор Родин сухо прервал поток его восклицаний, — но я сомневаюсь, чтобы это удалось определить отсюда, с Земли.

— Сегодня же ночью вы отправитесь на Луну. Завтра после обеда вы будете в Заливе Духов, — директор щелкнул пальцем по глобусу, — я все устрою. Вы получите сопровождающего. Но кого же? — Он потянулся к телефону, но в последний момент раздумал и посмотрел на Гольберга. — А как вы бы к этому отнеслись, доктор?

— Я собирался завтра на рыбалку, — не очень уверенно начал Гольберг, — но, если майор считает, что я хоть чем-то могу быть ему полезен, я не возражаю.

Оставшуюся часть дня Родин провел в медицинских кабинетах, в баро- и термокамерах, на центрифуге. Когда перегрузки достигли восьми g, он решил, что убийца — сам директор института, который стремится любыми средствами заставить его отказаться от полета на Луну. Врачам не понравилось его слишком низкое кровяное давление, но протокол они все же подписали и около полуночи следователь начал собираться в дорогу.

Ракета специальной службы, оставив в небе оранжевый след, исчезла где-то над Морем Дождей. За окном была тихая, загадочная ночь. Тихая, как мысль, и загадочная, как сфинкс. Синус иридуум — Залив Духов.

— Меня чем-то влечет к себе этот пейзаж.

Молчание.

Родин оглянулся: он был одни. Ну, конечно, кого же интересуют впечатления новичка, впервые очутившегося на Луне и таращащего глаза на мир кратеров и равнин, покрытых валами крутых гор, окаймленных необозримыми лунными морями, над которыми навис низкий, темный небосвод!

Майор отошел от окна, пересек кабину и неслышно, словно следопыт из старинных детских книжек, зашагал назад, туда, где находился командный пост.

— Насмотрелись? — Улыбка покрыла морщинками лицо командира экспедиции Глаца. — Сначала вам все будет в новинку, потом пообвыкнете, но не берусь утверждать, что полностью.

Раздался негромкий стук в дверь, и вошла стройная брюнетка лет под тридцать.

Родин встал и неловко поклонился — он еще не привык к скафандру.

— Майор Родин, — представил его командир экипажа, — следователь. Он прилетел, чтобы выяснить причину, которая толкнула Шмидта на этот… неожиданный шаг. Врач базы Рея Сантос.

— Следователь на Луне… — Врач подала майору руку. Маленькую смуглую руку с тонкими пальцами хирурга. — Кто бы мог подумать! Вероятно, для вас самого это неожиданность!

— Признаться, такое даже не снилось.

Родин заметил, как Рея Сантос пригладила непослушную прядь и оправила белый халат. Женщины везде одинаковы — и на Земле, и на Луне. Так почему бы здесь не возникать таким же конфликтам, как на родной планете?

— Я вам мешаю? — вдруг спохватилась она.

— Ну что вы, — голос Глаца звучал не очень убедительно. Майор лишь хочет узнать кое-какие подробности об этом печальном происшествии. Ничего больше…

— Ну что ж, тогда до свидания. Увидимся за ужином.

Глац поднял на майора глаза.

— Пожалуй, можно приступать к делу.

— Вы правы. О том, что произошло в ту субботу, я ужо в общих чертах информирован. Если разрешите, несколько дополнительных вопросов.

— Пожалуйста.

— Не могли бы вы нам подробнее рассказать о членах вашего экипажа? Чем каждый из них занимается и тому подобное…

— Хорошо. По-видимому, скромнее было бы рассказать о себе в конце, но для вашего удобства я поступлю наоборот. Как вам уже известно, я командир экипажа.

Родин кивнул.

— В случае необходимости меня заменяет Уго Нейман. Ему около сорока. Это опытный пилот, человек очень выдержанный, даже флегматик.

— Скорее стоик, — заметил Гольберг.

— Стоик так стоик. Затем инженер Борис Мельхиад, тридцати четырех лет, самый молодой мужчина в Заливе Духов. По характеру — прямая противоположность Нейману. Несколько вспыльчив, все хочет иметь сразу, но превосходный специалист, феномен в своей области. Затем…

— Извините, что я вас перебиваю, — вмешался Гольберг, но вспыльчивость эта весьма относительна. Вы же понимаете, майор, настоящих холериков мы сюда не посылаем.

— Верно, — согласился Глац. — Затем радистка Ирма Дари. Недавно ей исполнилось двадцать девять лет. Ну, что сказать о ней? Интересная блондинка. Надежный работник… Перейдем к научным сотрудникам. У нас прямо филиал Академии наук, Глац слегка улыбнулся. — Врача Рею Сантос вы уже знаете. Она печется о нашем здоровье. Относится к этому серьезно и столь неукоснительно, что это иногда даже действует на нервы. Кроме того. Рея сотрудничает с биологом Кристианом Маккентом. Маккенту около сорока. Они занимаются гидропоникой, ставят опыты на крысах, морских свинках и так далее. Я в этом не очень-то разбираюсь, ведь по профессии я авиаконструктор.

— Итак, шестеро. Остаются еще двое.

— Один из них — астроном Феликс Ланге. Ему под пятьдесят, но на вид он гораздо моложе. Добрый человек, каждому греху найдет оправдание, не любит из мухи делать слона. Его невозможно вывести из себя. Лишь в том, что касается его науки, он немного… — Глац на минуту запнулся, — недотрога. Ланге придерживается довольно своеобразных взглядов, и его теория — табу для всех. Никто не имеет права ее касаться. Ну, а так как за завтраком не очень-то принято говорить о турбулентности звездной материи, то с ним все ладят.

— Кто же у нас остается?

— Океде Юрамото, пятидесяти шести лет от роду. Он старше всех, даже странно, что медицинская комиссия его пропустила. Известный селенолог, это вы знаете. Его родина — Полинезия. Это заметно и по его внешнему виду, и по акценту.

— Ну, а что вы можете сказать о Шмидте? Кстати, нет ли у вас его фотографии?

— Что-нибудь найдем, — Глац вынул пачку цветных фотографий. — Здесь масса снимков — Маккент без аппарата шагу не сделает.

Майор Родин внимательно всмотрелся в снимок.

— Красивый мужчина. Он знал об этом?

— Да, — командир искоса взглянул на фотографию, — что касается женщин, Шмидт не отличался особой скромностью. Я бы даже сказал, что он был весьма легкомысленным.

— И к тому же пользовался успехом.

— Вот именно! Тут-то мы и подошли к тому, что меня крайне удивляет. И в работе, и в личной жизни Шмидту очень везло. Уж если бы мне пришлось составлять список потенциальных самоубийц, поверьте, Шмидт был бы последним, о ком я подумал бы. И тем не менее он покончил с собой. Как странно. Именно Шмидт. Шмидт, — повторил Глац.

— Скажите, Глац, члены экипажа были знакомы друг с другом на Земле?