Я оказался перед необходимостью делать путеводитель самому. Я говорил ему, что выдам ему кредит, потому что он сделал справедливое количество работы, но он не послал каких-либо заметок для Кампучийского путеводителя, так что кредит получит новый парень.

Я не знаю, чем является Таиланд, но он, кажется, уничтожает людей. Высасывает жизнь из них. Я не знаю, что это — климат или бары, но, кажется, там есть нечто, что увеличивает ошибки людей, которые попадают туда. Это случилось с Лоренсом, и это снова случилось с Питом.

Я не собираюсь рисковать с Чуком. Он останется в Tайване, и там будет редактировать книги о Тайланде. Я усвоил урок. Я только хочу, чтобы я смог сказать то же самое о Пите.

Мне не нравилась необходимость проверять Джой, но ее рассказы о происшедшем точно не вызывали доверия. Я отложил это на неделю, а потом, одним вечером, после того как мы пообедали в ресторане в 71-м переулке, я сказал ей, что мне надо пойти в бар Фацо повидать Брюса. Это было правдой, я договорился повидать его, но вскоре после полуночи я поймал мототакси и вернулся к дому Джой. В ее комнате горел свет, я отпер дверь в подьезд и некоторое время стоял около ее двери. Я смог расслышать работающий телевизор, но мне послышались еще какие-то звуки. Я внезапно почувствовал виноватым, подозревая ее. Я постучал в дверь. Ничего. Я снова постучал. Тишина. Это не имело смысла. Она не ушла бы, оставив включенным свет и телевизор. Я взял свой ключ и попробовал открыть замок. Он открылся, но дверь еще была закрыта на внутреннюю задвижку. Я заколотил в дверь. «Джой. Это я.»

Внутри слышался шепот, но я не смог разобрать слов. Я даже не мог убедиться, Джой ли это. Я сильно пнул дверь. «Джой. Открой дверь. Это я.»

— Подождите, подождите, — сказала она.

Я подумал, что возможно она не одета. Возможно к ней пришла подруга, возможно в комнате беспорядок, и она хочет немного навести порядок, прежде чем откроет мне. Я попробовал убедить себя, что все в порядке, но я понимал, что это не так. Я снова постучал в дверь. «Джой, я хочу войти сейчас».

Никакого ответа. Я уперся плечом в дверь и сильно толкнул ее. На двери стояла дешевая задвижка, и через пару толчков она сломалась. Джой стояла посередине комнаты. Она улыбалась, но выглядела испуганной. Она была одета в ту же самую одежду, в которой я оставил ее, маленький топик и облегающие джинсы. Сексуально. «Савади каа,» — сказала она, нахмурясь.

Я толкнул открытую дверь. Кто-то еще находился в комнате, стоя рядом с телевизором. Это был таец. Около двадцати лет, зачесанные назад волосы и мускулистая грудь, которую облегала черная чистая футболка, так, чтобы он мог похвастаться его телом. Он улыбался мне. «Савади кхап,» — сказал он.

Я с ненавистью посмотрел на Джой. По телевидению шла веселая передача, и аудитория хлопала и смеялась. Она не сказала ничего. Не было ничего, что она могла сказать. Я повернулся и ушел. Я шел, и во мне разгорался гнев. Это была моя комната, я платил за нее. Простыни на кровати, подушках. Телевизор. Это всё принадлежало мне, и она принимала там мужчину. Она, вероятно, даже трахалась с ним на кровати, когда я постучал в дверь.

Я вернулся. Она стояла в подъезде и смотрела на меня через дверное стекло с тревогой на лице. Я вставил магнитный ключ в замок, но дверь не открылась. Я пнул дверь. Таец нажал на дверь, как будто он хотел помочь мне открыть ее. Я ругнул его, сказал, чтобы он уёбывал подальше. Я пинал дверь, толкал ее плечом. Джой подалась назад. Она не кричала, она только выглядела потрясенной. Я предпочел бы слезы, какой-то признак раскаяния, признак, что ей жаль. Я снова попробовал магнитный ключ. Замок загудел, и я распахнул дверь.

«Пит, као май бен фан. Бен пуен.» Пит, он мне не дружок. Он друг.

Я ударил ее в подбородок. Не слишком сильно, но достаточно сильно. Она покачнулась назад, с удивлением на лице. Не было крови, я ударил ее в левую щеку, далеко от губ. Сумасшедствие. Я хотел избить ее, но я не хотел повредить ей.

Я обернулся, чтобы посмотреть на тайского парня. Он стоял там же, улыбаясь. Ебаная непостижимая улыбка тайцев. Она не значила, что он был доволен или что у него был хороший день, это была улыбка, которая говорила, что он не был угрозой, что он не хотел неприятностей. Он был меньше меня, как и большинство тайцев, и я искал любое оправдание, чтобы ударить и его. Любой признак агрессии, что-нибудь, и я бы ударил его. Он смотрел вниз, все еще улыбаясь. Я почувствовал только презрение.

Я схватил Джой за волосы и втолкнул в комнату. Я пнул дверь, что бы она закрылась. «Почему?» — спрашивал я ее. «Почему ты сделала это?»

«Май бен фен. Бен пуен.»

Я дал ей пощечину. Она не закричала. Она только продолжала смотреть на меня с тревогой на лице. Я обвел взглядом комнату. Глупый смех из телевизора. Джой снова предала меня, она привела мужчину в мою комнату, в комнату, за которую я заплатил. Я схватил телевизор и бросил его на плиточный пол. Он не разбился. Я не мог поверить в это. Смех продолжился. Я пнул экран, сильно, но я только отбил ногу.

«Пит, нет!» — закричала Джой.

Я проигнорировал ее. Я наклонился, поднял телефизор, и снова бросил вниз, сильнее чем в прошлый раз. Он ударился об пол, но опять не разбился.

Я услышал, что позади меня открылась и закрылась дверь. Джой ушла, но я не озаботился этим. Я был безумен, чертовски безумен, и все, что я хотел, это разгромить комнату, сломать и уничтожить все, что я сделал для нее. Я поднял телевизор и понес его в ванную, выдернув штепсель из розетки. Смех резко оборвался. Я поднял телевизор над головой и бросил его на пол ванной экраном вниз. Я ожидал взрыва, но экран не разбился. Бог знает из чего они делают экраны, но для меня он фактически неразрушим. Я снёс всё с её полки в ванной. На прикроватном столике стоял стакан с какой-то красной жидкостью, возможно с содой. Я бросил его на простыню. Я вытащил всю одежду из шкафа и бросил на пол. Я порвал книги, которые она писала, и запихал их в унитаз. Я увидел Микки Мауса, которого я подарил ей, и тоже бросил в унитаз, вместе с ее лазерным брелоком. Я опрокинул ее стол, пиная и разбивая все хрупкое. Я выдвинул ящики из шкафа и бросил их на пол. Там был ее бумажник. Она хранила его в верхнем ящике, и все время, пока она находилась в комнате, она никогда не доставала его, даже когда шла делать покупки. До меня дошло, что бумажник был тем, что она носила с собой, только когда она была в баре. Это была часть ее костюма, как облегающие футболки и тени для век. Тот факт, что она держала мою фотографию в бумажнике, не значил ничего.