Мы взбирались все выше и наконец очутились под крышей одной из башен, помещение было таким огромным, что там без труда разместился бы целый полк, оно и строилось явно с этой целью, перекрытия были проложены соломой, в большие окна лился яркий свет, здесь тоже в камине гудел огонь, и все вместе создавало ощущение приятного покоя; то было место отдыха, полная противоположность бурлящему замку, несколько человек ожидали нас, и среди них седой старец, что отобрал меня у мужичья, увидев его, я отпрянул, но он сказал: вот и хорошо, кризис позади, теперь ты можешь расслабиться, остальные приветствовали меня: добро пожаловать в клуб, добро пожаловать к нам, они по очереди целовали меня и прижимали к сердцу.

Я был маг.

Или колдун.

Который после вековых странствий попал наконец к своим, к друзьям.

Все накопившиеся тучи, все безнадежные узлы вдруг растворились в облаке тепла и поддержки.

Рад снова с тобой встретиться.

Счастлив тебя видеть.

Я уселся в одно из кресел, расставленных полукругом возле окна, в уме у меня мелькали причудливые образы, я был маг или колдун, я воображал себя в остроконечной шляпе и с метлой в руках, я стоял у кипящих котлов и затевал чудовищные шабаши, но не прошло и минуты, как один из новых моих товарищей вывел меня из заблуждения, сказав: погоди, все немножко сложнее, мы здесь не затем, чтобы столы вертеть.

Меня снедало сильнейшее возбуждение, старец опять повторил мне: успокойся, теперь все будет хорошо, но нужно обязательно успокоиться; вид у всех, кто сидел на этом средневековом чердаке, обставленном словно кабинет интеллектуала в просторной квартире где-нибудь в Шестом округе Парижа, был тот еще, совершенно нелепый, может, они и колдуны, но ни колдовской внешности, ни ауры у них не было; я заставил себя дышать ровно, хотя тело мое сотрясалось от мощных толчков, словно готовая взорваться скороварка; это довольно сложно, добавил после паузы тот, что в очках, это довольно сложно, и ты должен нам верить, я встал, потом снова сел, а старец тихим голосом начал объяснять.

Мир непонятен, и во Вселенной есть изъяны.

Катаклизмы, обрушившиеся на Землю, были лишь небольшим фрагментом, очередной сценой в том гармоничном театре, чья единственная цель заключалась в раскрепощении и освобождении его актеров.

Каждый должен следовать своим, особым путем в рамках более общего Целого, каждый несет ответственность перед самим собой, но включается также в единую структуру управления, между членами которой существовали самые разнообразные связи.

Многое происходит без нашего ведома, однако по большей части в происходящем можно было отыскать смысл, конечно, если иметь хотя бы минимальный доступ к свету.

Пока он шепотом излагал все это, я рассматривал вены на его багровом лице, они проступали под кожей, слегка прозрачной, такой рисуют кожу мясников, нос у него был весь в прожилках, наверняка он пил горькую или по крайней мере выпивал, волосы с проседью и густые кустистые брови, из ушей тоже торчали волосы, и эта деталь придавала его речам комический или, во всяком случае, трогательный оттенок. Картина была четкой и абсолютно плоской, банальной, объективная реальность, наблюдаемая без всяких искажений, что примешиваются обычно к нашему взгляду, бесконечно дробясь, словно те поэмы в прозе, где реальность, предстающая со множества точек зрения, разобранная и исчерпанная до конца в каждом своем аспекте, приобретает тем более тревожный и пугающий вид, что вначале она кажется простой и очевидной и в ней нет никаких тайн.

Небо и земля связаны между собою не только через дождь, тучи или ветер, существует еще странная материя, некая неясная, незримая субстанция, подобная пыли, она есть повсюду, но ее нельзя увидеть невооруженным глазом, и колдуны отчасти заключают в себе этот прозрачный песок.

Один из моих новых товарищей громко откашлялся, старец продолжал свои нудные объяснения, и я ощутил физическую потребность стать частью этой неощутимой вибрации, этой соли, приправы, дававшей жизнь и силу большинству стихий.

Я выжил там, где не смог бы выжить никто.

И этот крестный путь подчинялся определенной потребности и был организован по строгим правилам.

Мое самосознание то внезапно расплывалось, то становилось невероятно сложным, то, наоборот, совершенно однообразным, почти как у камня.

Больше я ничего не слышал, в тех частях моего разума, какие еще не отключились, плавали разноцветные облака.

– Не спи, – говорил старик, – не спи, слушай!

И он сильно шлепнул меня ладонью между лопатками.

Мой внутренний взор снова обрел какую-то особенную зоркость; деревянные перекрытия, четкие контуры балок, текстура стен с торчащей из щелей соломой и камни, покрытые надписями, некоторые насчитывали много веков – Франциск Бонифаций, 1680, Марк-Анж, 1961, - все это рисовалось в удивительном блистающем ореоле, словно чья-то гигантская рука драила их, пока не устала. Смотри, не засыпай, смотри. Старик взял меня за подбородок и запрокинул мне голову, – похоже, один из участников нашего собрания незаметно для меня взобрался на сходящиеся балки конька, – смотри, смотри хорошенько; я увидел свисавшую веревку со скользящей петлей, – смотри, смотри хорошенько, – человек прыгнул вниз, в пустоту, с поразительной ловкостью сумел подцепить головой петлю, от веса его падающего тела удавка внезапно натянулась, на редкость грациозно придушив его, позвонки от удара страшно хрустнули, отчетливо и безвозвратно, будто рассохшееся бревно, я почувствовал, как к горлу подкатил ледяной комок, жидкая цепенящая струя, выпученные глаза повешенного уставились на меня, словно два улыбающихся и светящихся бильярдных щара; какое-то время – мне оно показалось бесконечным – стояла полная тишина, потом старик сказал: ладно, на сегодня хватит, скользящий узел развязался легко, как веревка у фокусника, и повешенный упал на землю, прямо на ноги, скроив восхищенной публике гримасу и слегка поклонившись в благодарность за внимание.

Затем, я помню, меня отвели в большую комнату с огромной царской кроватью под балдахином, кругом было множество картин, охотничьих трофеев и прочего, целая свалка, от пластинок рэпа до телевизора и видеокассет, посередине восседал Обсул, явно под кайфом, к тому же у кровати лежали шприцы; старец сказал, да, это именно тот, кого мы ждали, он не солгал, скоро он тебе это докажет, теперь у тебя есть художник. Колосс встал и заключил меня в объятия, я думал, он меня придушит, он бормотал, я рад, что ты здесь, ты был последним недостающим элементом, но тут мне удалось высвободиться, и мы со стариком, миновав лабиринт этажей, лестниц, комнат и коридорчиков, добрались до помещения, где я наконец смог рухнуть на кровать и проспать до утра.

В последующие дни я узнал много нового о Шамборе, как сложилось теперешнее здешнее общество, кто были люди, оказавшиеся в замке, и почему Обсул захватил власть; колдуны пришли позже, кроме одного, Жан-Жиля, он уже обитал здесь, служил до катастрофы экскурсоводом. Обсул явился из Орлеана, или Туниса, или еще какой восточной страны, а может, был выходцем из цыган, своего происхождения он никому не раскрывал. Он укрылся в Шамборе после того, как большинство местных жителей погибло при взрыве атомной станции, в два счета занял весь замок, обложил поборами окрестности и, в сговоре с местными охотниками (восстановив их полувоенные прерогативы, разрешив охотиться на кабана и оленя по всему домену) и с шайками, явившимися из крупных городов, теми, кто сумел сюда дотащиться, ввел свои законы. Он провозгласил себя королем, и люди признали его таковым, радуясь, несмотря на варварство его правления, что обрели хотя бы пародию на общественное устройство.

В границах домена сложилась необычайно строгая иерархия, на подступах, там, где располагался лагерь, кучковались пришлые шайки – те, кто не состоял с Обсулом в близком родстве или в особой дружбе; несколько сохранившихся домов деревни были распределены между охотниками и ее прежними обитателями, в первой ограде замка, там, где прежде, наверно, продавали открытки и путеводители для туристов, находилось помещение для слуг и личной гвардии, наконец, в самом замке, в святая святых, обитал двор, сливки соратников, друзей, доверенных лиц и важных новичков, включенных в королевскую структуру управления; я, как новый художник королевства, естественно, имел право на обхождение по высшему разряду, на резиденцию, и не маленькую, в непосредственной близости к королю.