Шатёр заседаний знатнейших графов и герцогов, управляющих войском был намного больше всех шатров в лагере, конечно же, превосходя их также в роскоши. За обширным дубовым столом круглой формы, уставленным всевозможными изысками еды собралось более двадцати человек на чьих ярких, пёстрых одеждах кроме солнц были нашиты родовые гербы. Один Снегиан ограничился тёмно-синей походной накидкой с огромным чёрным солнцем во всю грудь. Из духовенства присутствовал лишь Барез, который после последней ссоры предпочитал сидеть подальше от сенийского магистра, рядом с герцогами. И каждый раз, встречаясь со Снегианом взглядом, аббат отворачивался с таким видом, будто узрел стаю опарышей в конском навозе. Туча слуг ухаживала за пирующими, играли музыканты, пожалуй, не хватало лишь танцующих женщин для полного удовольствия рыцарей. Внимание всех привлёк главный магистр андийских светоносцев Ридик зе Вересс по прозвищу Неустрашимый. Отвагой этот человек действительно блистал, сея панику в рядах врагов. Сейчас он встал из-за стола с явным желанием сказать тост.

– Друзья мои, я хочу поднять этот кубок во славу воинства Света и наших великих побед! – произнёс герцог левой рукой, оправив своё белое сюрко с красным солнцем и мордой медведя на золотом гербе. Предложение было с восторгом принято всеми, полководцы с радостью выпили за высказанный тост. Закусывая терпкое вино предводители армий увлеклись беседой, обсуждая друг с другом своих солдат и стараясь доказать каждому, что воины из их лагеря гораздо доблестнее и отчаяннее сражаются чем рыцари из соседних лагерей. Спорили они горячо, но безобидно, по-дружески.

Вновь поднялся Зе Вересс с полным кубком, вновь все посмотрели на статного, величавого герцога.

– Поднимаю тост за моего хорошего друга и собрата по вере, Снегиана Шустского.

Пью за тебя дружище!!! – провозгласил Ридик залпом осушив глубокую серебряную кружку. Гермийцы с полководцами арейской священной империи выпили за предводителя сенийцев без особой радости и совсем уж отказался пить ненавидевший Снегиана Барез. От цепкого взгляда магистра это не ускользнуло.

– Что это вы святой отец даже глотка не сделали? Не хотите пить за моё здоровье? – сухо поинтересовался он.

– У меня пропало настроение, на сегодня с меня достаточно вина, сын мой, – язвительно отозвался священник.

– Ах вот как? Ну возможно ради меня вы всё же сделаете исключение? – настаивающее предположил глава сенийцев, сверля главного монаха глазами. Худое лицо аббата посерело от злости, Барез уже был готов высказать всё, что думает о Снегиане, как вдруг улыбчивый андиец вмешался в выяснение отношений. Ридик приблизился к союзнику и хлопнув того по могучему плечу, сказал:

– Полно тебе брат наседать на святого отца, не к чему обременять его. Давай лучше я ещё раз выпью за тебя с превеликим удовольствием!!!

Это остудило запал Снегиана и, стукнувшись кубками, они осушили их до дна. Затем Ридик вернулся за своё место. Застолье потекло бесконечной рекой, все прекрасно веселились, кроме насупившегося Бареза у которого ненависть кипела внутри, словно раскалённое масло. А пирующая знать принялась распевать песни о героических походах и сражениях.

– Смерть нечестивцам!!! – проорал вскочивший с кресла гермийский магистр Заград, выхватив меч из-за пояса и подняв его вверх. Потом он запихнул его обратно, схватив кубок с вином. – Смерть проклятым нечестивцам, им, их отцам, их жёнам, их детям!!! Гореть им всем в аду! – послей этой тирады, гермиец выпил вино, остальные светоносцы тоже и только Снегиан демонстративно не поднял кубка, чем привлёк излишнее внимание к себе.

– За такой тост нельзя не выпить! – воскликнул Заград, уставившись на сенийца.

– За смерть женщин и детей не пью!!! – отрезал магистр.

– Как это? – удивился гермийский полководец. – Они же все иноверцы, а значит слуги сатаны. Их надо убивать и пить за их гибель, дабы очистить землю! Ты должен выпить!

– Приятель, выпей, ну что тебе стоит? – обратился к Снегиану Ридик зе Вересс, тот отмахнулся от него.

– Пить не стану! Кровь беззащитных мне не нужна, – прозвучавшие слова поразили всех, а кого-то и разозлили.

– Он потакает неверным! Это немыслимое святотатство!!! – вскричал Барез.

– Брат мой, если ты сейчас не сделаешь хотя бы пару глотков за смерть всех неверных, то я буду считать тебя еретиком, предателем веры и трусом! – заявил гневно Заград.

В ответ герцог Шустский взял и выплеснул содержимое своего кубка в лицо гермийца.

Малость промахнулся и крепкое вино угодило в физиономию аббата, затрясшегося от злости.

– Ах ты подлый еретик! Предатель! Мерзкий отступник!!! – проорал гермийский граф, а дальше на глазах ошарашенной публики Снегиан выскочил из-за стола, подбежал к графу и нанёс ему такой страшный удар по лицу, что Заград отлетел на два метра в сторону, свалившись на пол устланный коврами, где потерял сознание, а также три коронных зуба, вылетевших изо рта с кровью. Все остолбенели от увиденного, даже музыканты перестали играть по открыв рты.

– Может ещё кто-то считает меня еретиком и предателем святой веры? – задал вопрос Снегиан, нарушив тишину.

Никто не ответил ему, все изумлённо молчали.

– Полагаю никто. Превосходно. Тогда пируем дальше! Эй, вы там, играйте! – велел магистр, те не заставили себя долго ждать, возобновив музыку, под которую герцог вернулся к своему месту. Подбежавшие вассалы подхватили бессознательного гермийца под руки и вынесли из шатра. Весь оставшийся вечер, даже Барез не смел заикнуться об отступничестве Снегиана, держа язык за зубами.

Человек способен пировать и веселиться когда у него всё хорошо, когда же смерть стоит у него на пороге его уже мало что беспокоит. Смерть успокаивает и убаюкивает каждого не хуже родной матери…

Арамон лежал на кровати неподвижно, бесшумно, практически бездыханно. От неминуемой смерти его отделяла тоненькая черта, подобная волосу или паутинки шелкопряда и забота доброго молодого человека по имени Равуль. Этот двадцатипятилетний светоносец, неустанно сидел возле умирающего, ухаживая за ним.