– Украли, стало быть.
– Заимствовали у всех понемногу. Создавали и своё собственное, только в периоды, когда жили оседло.
– Я соглашусь в одном,- Гунько почесал за ухом.- Мне логика подсказывает, что народ, столько на исторической арене, судя из Библии, сделавший, не смог бы добраться до современного мира. Стёрли бы в порошок.
– Так и я вам о том же,- Левко подал Гунько хлеб.- Это не их история. Чужая и, ко всему прочему, собирательная. Они её под себя переписали, тем и прославились.
– Подкован он у вас,- обратился Гунько к Сашке.- Уговорил.
– Это ещё не всё,- усмехаясь ответил Сашка.- Он вам многого поведать не может в силу незнания вами языков. Древнеарамейского и других. Если начнёт сравнивать и описывать события на них, уши повянут.
– Для чего вы им столько даёте?- поинтересовался Гунько.
– Много даём, это точно. Особенно исторического. Только не по школьной программе: "Пришёл, увидел, победил". Александр Македонский, кстати, выиграл своё первое сражение, когда ему было семнадцать лет. Наставники же у него были великие: Аристотель и Антипатр. Аристотель учился у самого Платона в Афинах, а Платон, в своё время, у Сократа. Цепочку чувствуете? Антипатр помогал отцу Александра объединять народы в империю. Интересно другое: Аристотель умер годом позже Македонского, а Антипатр ещё три спустя после смерти Аристотеля, но ни тот, ни другой не оставили никаких сообщений, как умер или погиб сам Александр Македонский. Антипатр в последнем походе участия не принимал, старые раны вынудили его возвратиться на родину; это говорит о том, что к здоровью и в те далёкие времена относились серьёзно.
– А вы знаете, как погиб Македонский?- спросил Гунько.
– Когда-то вопрос мне этот покоя не давал. Я всё собрал о нём и его времени, где только мог. Версии две, между ними ставлю знак равенства. Первая – наркотики. Вторая – отравили.
– Наркотики почему?- удивлению Гунько не было предела.
– Издревле в краях, где он воевал, пользовались опиумом и коноплёй не только в лечебных целях. Согласно оставшихся записей, после персидской эпопеи у него случались припадки буйства, но описаны они разными людьми и в разное время по-разному. Отсутствует сходство. В том, что он покуривал, у меня, лично, сомнений нет. На обратном пути, видимо, скрутило и испустил дух. Соратники и придумали его отплытие и гибель на корабле. Сделали так, чтобы не ставить клеймо позора на своём царе. Умереть в бою было почётно, погибнуть в тяжёлом переходе – тоже, а представиться вне войны – позор.
– Левко, а вы как считаете?- Гунько хотелось проверить версию хлопчика и сравнить с Сашкиной.
– Никак. Мне это было неинтересно. Умер и умер. Мало ли. С победой возвращались, упились вдрызг, передрались и случайно зарезали. Всем объявили, что отплыл куда-то на судне, и концы в воду. Нам до того времени далеко, поэтому его жизнь и походы – историческая героика, а с ним-то равные были, все в одних боях и в не меньшей славе, все герои. Вот в том, что он и его люди умны были, с Сашкой соглашусь, а в версиях – нет,- Левко смолк.
– Обязательности у вас, стало быть, нет. В видении фактов исторического прошлого,- определил Гунько.
– Такого и не должно быть. К чему? Верно только одно: историю делали люди и писали тоже люди в виде неких произведений, обобщая и добавляя порой то, чего и в помине не было. Вот "Повесть о Евпатии Коловрате" дошла до нас в устном виде, а "Слово о полку Игореве" почему-то нет. Вопрос? Вопрос,- Сашка обернулся, по берегу в их направлении шёл До.- Всё, мужики, закрываем дискуссионный клуб. Пора на косу. Пешков там уже, наверное, солит.
– А эту?- Евстефеев показал на яму с рыбой.
– Мик лодкой перетащит. Левко, лагерь отсюда снимешь,- сказал Сашка,- а мы вдоль берега потопаем.
Евстефеев присоединился к Сашке, они медленно двинулись по берегу, закидывая на ходу. Гунько пошёл с До через лесок, срезая изгиб реки. Часам к восьми, Сашка и Евстефеев вышли к косе. Танкетка стояла в тени сосен, а рыбаки в дальнем конце протоки таскали невод. В воде стояли бочки и рядом два солдатика на столах, привезенных Пешковым, разделывали рыбу. Сам Пешков в резиновом фартуке солил и паковал. Мик и Гунько, раздевшись до плавок, бродили в воде с сетью, а До, сидя в лодке, бил веслом, загоняя рыбу. Пойманную Левко таскал вёдрами к разделочным столам.
– Я в воду не полезу,- сказал Евстефеев.- Старый радикулит ещё не хватало застудить.
– Зря ты, Павлович. Вода, как парное молоко, сласть,- крикнул ему Гунько.- Искупайся.
– Да пошёл ты,- огрызнулся Евстефеев.
Сашка быстро разделся и шурнул в воду, пронырнув метров тридцать, – было хорошо видно как он идёт под водой – тихо всплыл и занял место в середине сети. Затягивали около получаса, набралось огромное количество рыбы. Евстефеев и До стали подтягивать концы, образовав в воде своеобразный загон, из которого можно было таскать, черпая ведром. Купальщики стояли на песке у костра, грелись и вытирались.
– Тут можно устраивать мини-Ялту,- произнёс Гунько. Он был доволен, купание ему понравилось.- Вода – прелесть, песок отличный. Зачем люди на море едут? Понять не могу. Здесь месячишко пожить на природе – и здоровье прибавишь, и пользу ещё иметь будешь от сбора лесных даров. Что-то у нас и в самом деле наперекосяк.
– Загар шоколадный в моде,- сказал Левко.- Он гонит людей, как стадо с весны и до осени. Переселение народов. Нашествие кочевников в Причерноморье, как и две тысячи лет назад.
– Понятно, когда из-за полярного круга, там действительно негде; но из таких мест, как у вас – это ведь половина страны – не ясно,- Гунько стал прыгать, чтобы вышла вода из уха.
– А что, мужики,- предложил Евстефеев,- может артельку организуем по ловле рыбы. Маленький заводик консервный, чтоб в банки катать. Товар ведь дефицитный, авось не прогорим.
– В купцы захотел, Павлович?- стал подначивать его Гунько.- Надоело в погонах ходить?
– Раньше купцам, которые пользу государству приносили ремеслом своим, ордена вручали наравне с военными, и сёмга во всех кабаках Руси была, а теперь – сосиски да чай,- не принял шутки Евстефеев.- Совсем обнищали оборотистым людом.
– Владимирович,- крикнул Сашка Пешкову.- Как у вас с ножами? Есть?
– Прихватил. Всем хватит,- не отрываясь от работы, ответил тот.
– Что ж,- одевая штаны и рубаху, буркнул Сашка.- Пошли кишки пускать. Левко, организуй обед на всю артель. Владимирович картошки молоденькой привёз, кухари.
Все стали к разделочным столам и под шутки и анекдоты упаковали шестнадцать привезенных Пешковым десятиведерных бочек. Всё не поместилось.
– Остальное куда?- спросил Гунько.
– Всё заберу, до последнего хвоста,- заверил Пешков, добросовестность не позволяла ему хоть что-то оставить.- Сергей,- сказал он одному из солдат,- иди гони вездеход. По песку не рули, бери ближе к галечнику, но и на него далеко не лезь.
– Есть, товарищ генерал-майор,- солдат обмыл руки и стал надевать хэбэ.
– Левко,- окликнул Сашка молодого,- сходи с ним вместе, а то наш друг там по косогору тёрся, как бы не напал со злобы, после ночной припарки у него всякое может быть на уме. Беды нам ещё не хватало.
Солдат и Левко исчезли в кустарнике. Внутренности от рыбы свалили в большой целлофановый мешок, Мик и До подхватили его и утащили метров на двести, где высыпали содержимое на берег. Мешок промыли и стали укладывать в него остатки рыбы. Подъехал вездеход.
– Сейчас грузим или после обеда?- спросил Левко, выпрыгивая из танкетки.
– Сам после обеда грузи,- ответил ему Мик.- Сейчас надо. Всё же не войдёт. Хлопцы пообедают и повезут, за остальным – вернутся.
– Бочки, вообще-то, все влезут,- стал подсчитывать Пешков.- Однако, лучше двенадцать бочек и три мешка. Четыре бочки на вторую ходку. Нам ведь тоже сидеть где-то надо. Сергей, я тебе записку напишу для начпрода,- он достал из планшета блокнот, стал сочинять послание.
Действительно, не вошли четыре бочки, и их оставили на косе, накрыв мокрым брезентом. После этого уселись обедать. Солдаты, перекусив, отъехали на базу, остальные разлеглись на песке загорать.