– А нам не надо долго! – снова встрял я, доставая шприцтюбик с пентоналом натрия[31] . – Голова-то цела. Постарайся, Петя! Помнишь иуду Федорова, пораженного «отравленной рукой»? Ты ведь даже его ухитрился временно привести в чувство![32]

– Ладно, попробую. – Логачев вынул из кармана маленькое шило и принялся поочередно колоть в некоторые точки на туловище. Спустя несколько секунд пленник задышал ровнее. Закаченные под лоб глаза вернулись на место, обрели осмысленное выражение.

– Чудненько – мурлыкнул я, делая ему укол в вену, но… вопреки ожиданиям, пентонал не подействовал. И в ответ на первый вопрос – «имя, фамилия, звание, место службы!» – «язык» презрительно промолчал, окинув нас злобным взглядом.

– Совсем забыл! «Х-18-БИ» нейтрализует психотропку! – хлопнув себя по лбу, шепнул Васильич. – Допросить, как Канюковского, не успеем. В нашем распоряжении – максимум пять минут!.. Эх, елки зеленые!!! Шкуру спустить с болвана Химика!!! – последние две фразы он произнес достаточно громко. Проштрафившийся боец затрепетал как осиновый лист и съежился еще больше. Лицо из красного стало смертельно бледным. Мускулистые плечи обреченно обвисли.

– Погоди, не кипятись. Попробуем по-иному, – придержал я за руку разгневанного полковника и вкрадчиво обратился к пленному: – Перед началом операции тебе ввели особый препарат, повышающий реакцию, увеличивающий силы, нейтрализующий «сыворотку правды» и так далее. Правильно?

– Догадливый, падла! – окровавленные губы скривились в надменной усмешке.

– Но тебе не сообщили главного, – игнорируя оскорбление, продолжал я. – Сей чудодейственный эликсир называется «Х-18-БИ» и обладает скверными побочными эффектами, а именно: спустя сутки уколотые им люди сперва превращаются в полных шизиков (на два часа), потом в «растения» (на пять дней) и, наконец, умирают в страшных судорогах. Твоим хозяевам не нужны свидетели. А на исполнителей им плевать… И после этого ты хранишь им верность? Изображаешь из себя Зою Космодемьянскую? Опомнись, мужик! Тебя изначально записали в «одноразовые». Как презерватив! Используют, да на помойку. На даче генерала Нелюбина мы видели таких, как ты. Жалкое, доложу я тебе, зрелище!!!

Мои слова произвели должное впечатление. Во взгляде пленника последовательно промелькнули: удивление, ужас, ненависть…

– Курдяев… Андрей… Кирилл… лыч, – натужно простонал «одноразовый». – Обма-нули… с-с-суки! Будь они… прокляты!!!

– Не отвлекайся, – мягко произнес я. – Давай-ка звание, место службы…

– Курсант… спец… подраз… деления… К…Кр-х-кх-х-х-х, – его голос сменился свистящим хрипом, глаза покрылись мутной пленкой, ступни мелко задергались.

В отчаянной попытке опередить Смерть, Логачев принялся вновь орудовать шилом, неустанно вопрошая:

– Кто твой непосредственный начальник?.. Кто руководил операцией?!! Говори же, говори!!! Ему «Х-18-БИ» не вкалывали… Отомсти козлу!!! Кто он… КТО?!

– По…ну…жаев, – выдавил умирающий и испустил дух.

– Итак, Курдяев Андрей Кириллович, курсант некоего спецподразделения… (Странное сочетание. – Д.К.)…Командир оного, возможно, носит фамилию Понужаев, – резюмировал я.

– Почему «возможно»?! – вскинулся Петр Васильевич. – Он же ясно сказал!!!

– Нет, не ясно, – возразил я. – Ты в спешке задал сразу два вопроса: о непосредственном начальнике и о руководителе операции. На какой-то из них наш «друг» ответил. Но на какой?!

– Действительно, – поскучнел Логачев. – Облажался я конкретно! Вижу – до смерти секунда остается, вот и…

– Не оправдывайся, дружище! – хлопнул я по плечу расстроенного богатыря. – Ты сделал все от тебя зависящее. Фамилия Понужаев – тоже результат. А большего из него было не вытянуть… Не беда! Как говорится: «С паршивой овцы хоть шерсти клок»…

* * *

Опасаясь очередной утечки из Конторы, мы до появления Рябова не стали вызывать ни труповозки, ни экспертов и ни с кем из коллег не связывались. Только по шифрованной частоте передали Нелюбину два слова – «Ольха… цветет». Первое на кодовом языке означало – «Зачистка полностью завершена», второе – «С нашей стороны потерь нет»… Получив от Логачева соответствующие указания, головорезы развили бурную деятельность. Химик, Миша (он же Енот) и Филин – старательно наводили порядок в доме. Остальные обыскивали трупы врагов и складывали их штабелем во дворе. (Три туловища, уцелевшую голову и давешнего типа в гражданке положили немного на особицу.)

Мы с Васильичем, на правах старших по званию, в грязных работах участия не принимали. А расположились в пластиковых креслах возле крыльца и попивали кофе из термоса. В кармане у меня торчала рация старшего охраны, изъятая у ликвидированного «подменыша»…

Время постепенно клонилось к позднему вечеру. Солнце спустилось за горизонт. В потемневшем небе сгустились тучи. Подул прохладный ветерок. Особняки на противоположном краю пустыря весело засияли разноцветными огнями. Откуда-то оттуда потянуло шашлычным дымком. Не дожидаясь команды шефа, Енот включил прожектора, залившие двор ярким светом…

– А ведь не исключено, организаторы где-то там, – Петр Васильевич указал в сторону огней.

– Ежу понятно! – фыркнул я. – Они всегда где-то там. В смысле – непосредственные. А основные заказчики – «за бугром».

– Аж руки чешутся! – сквозь зубы процедил Логачев.

– Спалить Гривенку напалмом? – усмехнулся я.

Седой богатырь угрюмо кивнул.

– Технически это возможно. Но тогда, «выдергивая сорняки, повыдергиваешь пшеницу», – слегка перефразировал я известную цитату из Священного Писания и добавил: – Не забывай, дружище, бок о бок с врагами и предателями живут наши союзники, единомышленники. В современной России все так сложно, запутанно, непонятно. Как будто…

Мою речь прервала ожившая рация.

– Дом, ответь Первому, – донесся из нее голос Рябова.

– Дом на приеме. Добро пожаловать, – отозвался я.

– Дмитрий?!. Ты?!. А где мои… – генерал осекся на полуслове.

– Ваши телохранители убиты. Все четверо, – вздохнул я. – Мы не успели их спасти. Они… Впрочем, сами увидите!