Но свою викторию Алексей Иванович, как он сам считал, все же в жизни совершил.

Будучи в заграничной поездке по Европе в самом начале восьмидесятых годов восемнадцатого столетия нанес визит в Англию, где влюбился в очаровательную девушку Мэри, ставшую через год его законной супругой, получившей при крещении имя Мария, а отчество – Александровна, так как отцом ее был лондонский банкир по имени Алекс Брэдли.

В Москве молодые поселились на Воздвиженке, а через несколько лет у них родился чудесный младенец, нареченный Петром, или Питером, как на английский манер величала его мать.

И вот теперь, возмужавший Петр Алексеевич обходил лагерь, разбитый русскими войсками так далеко от России. Он перекидывался шутками с солдатами, не чураясь различий в званиях и происхождении, насвистывал популярный вальсок, услышанный накануне отъезда из Петербурга, и мечтал о скором возвращении к мирной жизни.

Сам не заметив того, неспешным шагом он дошел до места, отведенного для пребывания пленных. Петр Алексеевич остановился, не доходя до границы резервации десятка шагов, и обратился к часовому:

– Ну как, смирно себя ведут?

– Смирно, ваше высокоблагородие, – отозвался солдат.

– Это хорошо, – Вязенский довольно цокнул языком. – Мы их до самого Парижа погоним! Верно я говорю?

– Верно, ваша светлость! – весело ответил часовой.

Почему ему захотелось вдруг пройти через пост и пообщаться с пленными, князь не знал. Да и что тут такого – французским он владел свободно, а среди французов он издалека заметил несколько офицеров, разговор с которыми мог оказаться весьма занятным.

– Ну-ка, пропусти, – приказал он солдату.

Служивый отошел в сторону, и Вязенский шагнул на встречу испуганно смотрящим на него французам…

– Я в это верить отказываюсь. – Смолин ходил по комнате, то и дело поглядывая на фотографию, лежащую на столике, где еще недавно она занимала свое законное место в специально купленной для нее рамке.

– Успокойся и присядь.

Лена старалась говорить как можно спокойнее, хотя и сама терялась в догадках.

– Успокойся и сядь? – огрызнулся Юрий Андреевич. – Как же мне успокоиться и сесть, когда я нахожу свою фотографию, постаревшую на семьдесят лет и вставленную в фотоальбом собственного деда?

– Юр, – Лена старалась говорить как можно мягче, – мы найдем объяснение. Должно же оно быть.

Смолин вышел из комнаты, но почти тут же вернулся с книгой в руках.

– Что это? – Лена с интересом смотрела на внушительный том, который Юрий Андреевич держал обеими руками.

– Это сочинения одного автора, священнослужителя. – Ответил Смолин. – Его звали аббат Саминьон. На русский язык ее перевели только в конце девятнадцатого века.

Я вчера снова перерыл все дедовы книги, чтобы хоть что-то найти, и наткнулся на эту.

– А что в ней? – Ленка потянулась к книге. – Дай посмотреть.

Смолин открыл на нужной странице и протянул увесистый труд Ленке. Она несколько минут молча изучала содержание книги, а потом, прервавшись, подняла глаза на Смолина:

– Кто-то книжку эту внимательно читал до нас.

– С чего ты взяла? – Смолин подсел к ней поближе и нагнулся к открытому развороту.

– Смотри, – она провела пальцем по одной из строк. – Ничего не замечаешь?

– Нет, – признался Смолин.

– Внимательнее смотри, – настояла Лена.

Смолина приблизился к открытым страницам почти вплотную и напряг зрение, насколько это было возможно. И, наконец, заметил: под строками одного из абзацев явно прослеживались линии, нанесенные, скорее всего, карандашом, но затем почему-то стертые, а может, и просто выцветшие с годами.

– Вижу, – обозначил Юрий Андреевич свою находку и начал читать подчеркнутый отрывок: 'Согласно хроникам, 'Трехкружие' стремилось овладеть Книгой, чтобы с ее помощью установить свою духовную власть над людьми. Для этого нужно было пройти три фазы, три круга, обязательно имея на руках Книгу. Первая фаза призвана контролировать настоящее. Признаком ее наступления станет приход времен, когда Книга окажется в городе, сакральная цифра которого 'семь', в городе, который с приходом книге окажется в огне. Вторая фаза призвана контролировать будущее. Она наступит, когда Черное солнце погаснет, а Книга вернется к законным хозяевам. Третья фаза призвана контролировать прошлое. Она наступит, через семь десятилетий после второй и признаком ее станет появление книги о трех кругах, написанной заклятым врагом'.

Олег закончил читать и здесь кое-что заметил.

– Смотри-ка, здесь и пометки какие-то.

Следующие пятнадцать минут она всматривались в почти невидимые закорючки на полях, но как не пытались, прочесть ничего не могли.

– Лупа есть? – поинтересовалась Лена.

– Нет, откуда…

– Ладно, – она достала сигареты и закурила. – Тогда пойдем другим путем. Дай карандаш.

– Зачем? – не понял Смолин.

– Попробуем по сохранившимся элементам восстановить надпись – я как смогу точно, обведу то, что осталось.

– Да тут ничего толком и не обведешь-то… – усомнился в ее затее Юрий Андреевич.

– Попытка – не пытка, – резонно заметила в ответ Ленка, выпустив тонкую струйку дыма.

Смолин откапал в ящике стола простой карандаш, сходил на кухню подточить его и протянул Ленке:

– Ну, давай.

Ленка уже собиралась начать операцию по восстановлению текста, но тут Смолин остановил ее:

– Стой.

Ленка вздрогнула от неожиданности.

– Ты чего орешь?

– Подожди. Если сейчас начнем черкать прямо в книге, то если ничего не получится – вообще никогда не узнаем, что там написано.

– И что предлагаешь?

Смолин сходил к столу и вернулся с чистым листом бумаги.

– Надо перерисовать их сюда.

Попытка переноса еле заметных следов от карандаша бог знает какой давности почти ничего не дала. Из восьми слов, написанных на полях, перенести удалось лишь два, да и то настолько условно, что шансы на расшифровку сводились практически к нулю.

Спустя еще пол часа перед ними лежал лист, на котором был конечный вариант их совместной деятельности: посредине белого листа карандашом были нарисованы отдельные черточки, а где-то и просто точки, соединять которые, в принципе, можно было практически как угодно – никакой логики в пунктирной надписи не просматривалось.