Ребенген замолчал, но Нантрек явно ждал продолжения.
– Он стал другим, – коротко закончил чародей. – Даже голос изменился.
– Это я должен был с ним пойти, – неожиданно выдохнул председатель. – А мне было стыдно, я слишком хорошо понимал, что именно с ним сделал. Я решил, что, когда он успокоится, то лучше меня поймет… Только оказалось, что он вообще не способен меня слушать. Задним числом мне кажется, что с его отцом тоже могло произойти что-то такое.
Ребенген вспомнил, какую панику испытал, впервые встретив взгляд нового повелителя Шоканги, и его передернуло. Этот вечер воспоминаний пора было заканчивать.
– Найдите убийцу, – посоветовал он Нантреку. – Или, на худой конец, назначьте.
Бастиан не переживет смерти сына, физически не переживет. Но, если справедливость восторжествует, он не потянет за собой все королевство.
– Это все равно будет поражением, в метафизическом плане, – Нантрек сжал в кулаке нефритовую печатку и с неожиданной злостью зашвырнул ее в камин. – У нас нет времени начинать все заново!
От продолжения тяжелого разговора их избавило появление Олефа. Мэтр был именно таким, каким должен быть с раннего утра образцовый магик – бодрым, жизнерадостным и оптимистичным. Почувствовав гнетущую атмосферу кабинета, он принялся удивленно крутить головой.
– Э-э, коллеги?
– Как хорошо, что вы пришли, мэтр Олеф! – привычно зажурчал Нантрек. – Не могли бы вы уделить нам минутку вашего драгоценного времени?
Ребенген вспомнил свой опыт общения с библиотекарем и встрепенулся.
– Я расследую странное дело, – бесцеремонно перебил он председателя, благодаря чему полностью завладел вниманием Олефа. – И столкнулся с рядом необъяснимых с классической точки зрения феноменов. Мне кажется, что ваши глубокие познания в области редких и необычных явлений помогут нам разгадать загадку.
Мэтр Олеф был польщен.
– Я, конечно, всегда рад помочь коллегам. А что, собственно, вас интересует?
Ребенген подался вперед, он очень тщательно продумывал эту фразу и надеялся, что председатель не станет лезть к нему с уточнениями.
– Мне нужно знать метафизические аспекты воздействия стресса и угрозы смерти на одаренного мага. И, если это возможно, весь спектр возможных проявлений такого воздействия.
Мэтр Олеф нахмурил лоб и прокашлялся.
– Теория звучит так: страх, сильное волнение перераспределяют магические энергии между душей и телом, нарушая естественные пропорции. Это приводит к трем типам феноменов. Самый простой и известный из них – безумие – выглядит так, если бы жизненные силы полностью сосредоточились в теле. Этот тип нарушения именуется "магическим сокращением".
Ребенген понимающе кивнул, мэтр Олеф заметил интерес собеседника и оживился.
– Более редко наблюдается явление, когда жизненная сила полностью перетекает в дух. Это так называемое "магическое бегство". Душа, более подвижная, чем тело, вырывается за его пределы, унося с собой самою жизнь.
– И как это выглядит на практике?
– Описан случай, произошедший прямо в стенах Академии. Один студент так волновался перед экзаменом, что отправился на него, забыв свое тело дома. К счастью, распорядитель заметил неладное и успел принять меры прежде, чем труп остыл. Обычно несчастным везет гораздо меньше. Дух может просуществовать довольно долго прежде, чем не развеется, иногда тело успевают найти и похоронить до того, как призрак развоплотится. Этот феномен более опасен, так как граничит с проявлениями самотрворящегося заклятья: если призрак научится поглощать энергию извне, то полностью уподобится твари.
– А тело может само выжить?
– Нет. Даже если дух жертвы полностью осознает происшедшее, исправить что-то без постороннего вмешательства оказывается невозможно, – мэтр Олеф задумчиво почесал нос, Ребенген ждал продолжения. – Феномены параллельного существования тела и духа очень редки, а свидетельства о них ненадежны, – наконец сознался Олеф. – Они относятся к так называемому "магическому удвоению". В архивах Академии хранятся записи о лосальтийских шаманах, способных отправлять свою душу за пределы тела и возвращаться назад. В пределах Арконата подобный феномен ни разу не регистрировался, что понятно – его действие очень близко по принципу к запретным областям искусства, в Академии такому не учат и Орден подобных навыков не поощряет.
– А что происходит с телом адепта в случае "удвоения"? – гнул свое Ребенген.
Олеф снова почесал нос.
– Согласно записям, оно дышит, функционирует и способно немного питаться. Но – никаких ощущений, никакой реакции на внешние раздражители.
Ответом Олефу было сосредоточенное молчание – его собеседники осмысляли сказанное и пытались применить его к известной им теме. Нантрек встал и отдернул со стены парчовую занавеску, под ней находилась большая ученическая доска, покрытая мелкой координатной сеткой. Вооружившись цветными мелками, он начал выводить на доске сложную пиктограмму, в которой Ребенген вскоре узнал отображение внутренних сил человеческого организма. Рука у Нантрека была твердая, а память – верная, сам Ребенген не взялся бы воспроизвести эту схему без справочной литературы.
– Где-то так, – удовлетворенно вздохнул председатель. Он осторожно стер и подправил несколько линий, задумчиво осмотрел полученный результат и покачал головой. – Все равно не получается. Человек не способен поглощать и испускать духов, когда ему заблагорассудится.
– А если иначе, – не удержался Ребенген, отобрал у Нантрека мелки и исправил схему на свой лад. – Я как-то сталкивался с типом, страдающим раздвоением личности. Одна его половина не имела понятия о том, что делала другая.
– Структура нестабильна! – встрепенулся Олеф. – Разделенные части будут стремиться обособиться, что приведет к полному разрушению личности.
– Несомненно, – подтвердил Нантрек. – Но еще несколько лет он бы протянул.
– Вы полагаете, этому принципу соответствует реальный человек? – поразился Олеф.
– По крайней мере, соответствовал, – Нантрек постучал мелом по доске. – А потом ты его напугал.