— а откуда-то из-за чуть колышущихся занавесей в задней части сцены чуть слышно ему подыгрывали невидимые скрипки. Вскинув руку и поднеся к губам свою флейту, Шмулик заиграл ту же мелодию, расцвечивая её затейливыми вариациями, Рувик тихо подпевал в унисон без слов. Вступил хор за их спинами. Ребята ритмично раскачивались, имитируя то ли морскую гладь с перекатывающимися волнами, то ли шелестящие деревья.

Ширли замерла, вслушиваясь в игру Шмулика и радостно дивясь тому, как здорово этот совсем юный паренёк поёт и играет на флейте. Она была уверена, что такие же чувства испытывают и все в «Цлилей Рина». И снова она поймала горящий взор Рувика, ответила ему недоуменным взором, смущённо, и в то же время кокетливо, повела плечами и успела увидеть, как печально сник бедный парнишка. Ширли вздохнула, бросила взгляд на Шмулика и уставилась на маленького рыженького студийца.

Шмулик и Рувик поклонились, как полагается заправским артистам, и удалились со сцены, разойдясь в разные стороны. Публика хлопала, не переставая. Хитро улыбаясь, близнецы вернулись и поклонились. Руки Шмулика были спрятаны за спиной. Гилад и Ронен, которые уже было направились к середине сцены, застыли на месте и с недоумёнными улыбками взирали то на близнецов, то на публику.

Вдруг оба близнеца вскинули одинаковым жестом правую руку. В «Цлилей Рина» воцарилась тишина. Ронен изумлённо поднял брови, Гилад покачал головой с улыбкой и что-то прошептал на ухо Ронену. Они уже поняли, что мальчишки собираются снова петь и играть.

Неожиданно Шмулик громко воскликнул: «Обещанный сюрприз!» — и с этими словами вытащил из-за спины нечто странное, похожее на огромную свирель. Это нечто было выполнено из искусно составленных вместе нескольких шофаров уменьшающихся размеров, и самый большой витой шофар красиво венчал все остальные. При этом горла всех шофаров располагались вдоль одной плавно закругляющейся линии, устья тоже образовывали плавную кривую, веером расходящуюся с направляющей горловых отверстий.

Гилад с Роненом незаметно выросли за спинами близнецов. Они с недоуменным интересом смотрели на Шмулика и на то, что он держал в руках, и переглядывались.

Отходить в сторону они явно не собирались.

Шмулик между тем, держа микрофон чуть подрагивающей рукой, объяснял: «Это новый инструмент, которому мы дали древнее название — угав. Он, по нашему мнению, несколько расширяет возможности шофара. Мы с братом — указав подбородком на Рувика, — эту идею держали в секрете от всех, даже домашние не знали, чем мы с ним занимаемся, даже наш старший брат… э-э-э… не заглядывал через плечо, когда мы собирали первую опытную модель. Прошу отнестись к нашему опыту со снисхождением, не судить нас строго: это наш первый опыт публичного выступления на новом инструменте. Итак…» — Шмулик помолчал, помедлил и плавным движением приложил диковинный инструмент к губам. Рувик легко тронул струны гитары.

Ренана успела шепнуть Ширли: «Так вот на какой сюрприз намекал Шмулон? Ну, братишки, ну, изобретатели! Мало я их била в детстве!» — эти слова Ренана произнесла хрипловатым от сдерживаемого смеха голосом с шутливым восторгом. — «Неужели?

Молодцы! И вы никто ничего не знали?» — «Как я догадываюсь, сама по себе идея Шмулона, ну, и Рувик кое-какие мысли подкинул. Но давай послушаем», — глухо проговорила девочка.

В прохладной ночи зазвучали могучие, и знакомые, и в то же время — необычные, звуки, которые парнишка старательно выводил на невиданном инструменте. Им вторил нежный и тихий, как эхо, перебор гитарных струн. Рувик склонился над гитарой, длинные пальцы нежно перебирали струны. Он тихо напевал без слов, украдкой кидая взгляды то на близнеца, то в зал, где сидели потрясённые до глубины души родители, потрясённый старший брат и удивлённые сёстры. На Ширли он слишком старательно не смотрел, попеременно то хмурясь, то улыбаясь.

Их сюрприз произвёл сильное впечатление. Публика слушала внимательно, поначалу с настороженным интересом, который перешёл в удивление, а потом и в восторг. Люди сидели, замерев, звуки необычного инструмента неслись в полной тишине, только и слышен был ветер, шелестящий в густой листве. Ширли подумала: «Очень интересный опыт. А и вправду, как на самом деле выглядели, как звучали древние угавы?» — и не сводила глаз со сцены, с обоих близнецов, глядя на них как бы новыми глазами.

Рувик, бросивший на неё мимолётный взгляд украдкой, не упустил этого выражения неподдельного восторженного интереса на лице девочки — и радостно улыбнулся.

Когда отзвучал последний звук, Шмулик обернулся к Гиладу и Ронену, явно пытаясь угадать их реакцию. Увидев протянутую руку Ронена и его пристальный направленный на него взгляд, строго сведённые брови, с чуть виноватым видом передал ему угав.

Раздались сначала робкие и нерешительные, потом всё более бурные аплодисменты. В основном, конечно, хлопала молодёжь, спустя некоторое время им уже вторили все.

Ронен смущённо произнёс: «Солисты и мы с Гиладом благодарим вас! За всё благодарим: за внимание, за терпение, которое вы проявили к первому исполнению на… на… ладно, пусть будет угав!.. Это и для нас — поверьте! — совершенный сюрприз. И, как наш Шмулик сказал — первый опыт, первый образец. Больше нигде в мире нет ничего подобного. Мальчики, конечно, молодцы, и их инициатива достойна… э-э-э… похвалы. Однако… Мы собираемся у нас на занятиях серьёзно разобрать сегодняшний номер близнецов… во всех отношениях…» — и он строго уставился на густо покрасневших, виновато потупившихся всё ещё стоящих посреди сцены близнецов. Гилад, напротив, подошёл к ним и приобнял за плечи, ласково улыбаясь, и озорно подмигнул публике.

Ронен заметил и смущение близнецов, и успокоительный жест Гилада, улыбнулся и продолжил: «Наверняка, предстоит серьёзная доработка конструкции угава. Только после этого… Ваши аплодисменты мы расцениваем как аванс на будущее!» Откуда-то из толпы мужчин и мальчиков, столпившихся неподалёку от сцены, раздался мальчишеский голос: «Какой аванс?! Это здорово, действительно здорово! Дерзайте!

Нам всем понравилось! Честно, понравилось!» Это явилось сигналом, и по всей Лужайке прокатился шквал аплодисментов.

Шмулик и Рувик, слушая строгую речь Ронена, украдкой поглядели на отца, сверлившего их сверкающими отнюдь не поощрительно глазами, на Ноама, который выглядел явно потрясённым. Но тут они увидели обе руки с поднятыми большими пальцами восторженно ухмыляющегося озорника Ирми и такой же жест Максима. Такие же жесты, так же сияя физиономиями, им показали друзья-студийцы. Ещё и молчаливая поддержка Гилада. Оба близнеца широко улыбнулись. Ронен заулыбался во весь рот и просто проговорил: «Спасибо… Правда, спасибо…» Снова на сцене появились студийцы в полном составе, окружили близнецов и своих руководителей.

Они принялись вслух, не скрываясь, приветствовать близнецов, с силой хлопать их по плечам, так что порой братья, улыбаясь, морщились от слишком уж азартных и дружеских выражений симпатии и одобрения. Ронен, приобняв Шмулика за плечи, пожимал руки своим ученикам, смущённо краснел и улыбался. В это время Гилад ловил кидаемые из зала букеты цветов, некоторые из них передавая близнецам.

Бенци нагнулся к Нехаме и тихо прошептал: «Мальчишки, конечно, молодцы, но — самовольные… Надо будет им сделать внушение…» — «Согласись: инициатива очень интересная, — возразила Нехама. — Что бы об этом мой папа сказал?» — «Вот и расскажем ему об этом… Не забудь и о том рассказать, что твои любимцы влезли с этим номером без объявления его в программе. Сюрпризом, так сказать, точнее — самовольно!..»

Концерт продолжался. Хор занял своё место, и Гилад взмахнул рукой. Мелодии сменяли одна другую, мальчики то громко пели хором, то тихо вторили солистам, среди которых выделялись, конечно же, близнецы Дорон и ещё тот самый рыженький мальчик, которого Ронен назвал Цви-Хаим Магидович. Ширли, услышав фамилию рыженького солиста, тихо ахнула: «Он… он… он… это мой двоюродный брат…