Галь вдруг напустил на себя озабоченный вид и принялся с важным видом вещать о необходимости воспитывать младшую сестру в духе понимания и безоговорочного принятия силонокулла. Преувеличенно громким голосом он упрекал родителей, не занимающихся должным образом воспитанием своей неразвитой в культурном отношении дочери. Гай ему вторил, то и дело поддакивал. При этом они постоянно косились на ближайших соседей: слышат их умные речи или нет?.. Те изредка кидали в их сторону недоумённые, а потом и насмешливые взоры: они-то понимали, для кого представление разыгрывается. Рути снова неловко потупилась, затем снизу вверх бросила взгляд на своих близнецов: она отметила, что сейчас они очень похожи на её сурового отца, — и отвернулась, ни слова не говоря. Моти всё так же безмятежно улыбался, уткнувшись в ноут-бук и что-то мурлыча себе под нос.
«Ширли, ты славная девочка и наша любимая сестра, — подчеркнул Гай ласково с покровительственной улыбкой, — И нам очень жаль, что ты оказалась неспособна понять и принять космическую мощь силонокулла! Мы твои старшие братья, и мы тебя любим! Поэтому мы на страже! Наша цель — научить тебя пониманию запредельной красоты и космической мощи современной над-мелодической и над-ритмической музыки!
Вот поступишь ты в гимназию Галили — что там будешь делать среди современных элитариев, если к этому времени не успеешь постигнуть величие и мощь современных направлений в культуре?» — «А почему вы решили, что я пойду в Галили?» — «А куда ты пойдёшь?» — «Ну, если там требуется сдать экзамен на понимание и принятие вашего… как-там-его… силуфо-куля… то… Обойдусь!..» — «Вот-вот! Daddy!
Куда ты смотришь?» — воскликнул Галь, повернувшись всем корпусом в сторону отца, всё так же уткнувшегося в экран ноут-бука. Гай тут же подхватил: «В свой комп он смотрит!.. А упрямая девчонка тем временем отбивается от рук!» Ширли старалась не реагировать на упражнения братьев в красноречии, но вскоре почувствовала, что кусок в горло не лезет. Она вскинула глаза на Галя, перевела взгляд на Гая и воскликнула: «Да что это такое! Я хочу отдохнуть на природе, вкусно покушать. А если у вас языки чешутся, и хочется поговорить… Вон там, смотрите — ваш лучший друг Тумбель! С ним и общайтесь! А меня оставьте в покое!
Меня ваш силуфокуль не интересует! Понятно? — и обернувшись к маме: — Мамуль, ты какие записи взяла? А наушники? Две пары, конечно?» — «Ой, доченька, одну… — виновато проговорила Рути, разведя руками. — Ну, включим так и послушаем. У меня всё то, что мы с тобой любим!» Но тут опять взвился резкий фальцет Галя: «Во-первых, что это значит?! Как ты посмела обозвать нашего друга Тимми? Немедленно извинись! Мама, скажи ей! А во-вторых, мы не для того сейчас такую тяжёлую аппаратуру на горбу таскали и налаживали её, чтобы на Дне Кайфа царил такой разнобой! Вы что, не поняли, что босс нашего daddy сказал? Семейно-коллективный праздник силонокулла! Вот и будете слушать то, чего все желают!» Моти поднял голову и спросил: «А откуда ты-то знаешь, сын мой, чего все хотят? Ты что, опрос проводил? Ты что, не знаешь, что не могут все хотеть одного и того же?! Да и не говорил Миней о семейно-коллективном празднике силонокулла!» — «А это не он сказал. Ты, наверно, не врубился в речи вашего нового босса, ну, у которого глаз белый и косой так забавно стреляет!.. И главное — метко!» — «А он у нас никакой не босс… Пока что… слава Б-гу… — чуть слышно прибавил Моти и продолжил нормальным голосом: — Он куратор важных проектов, но босс у нас всё-таки Мезимотес. Так что успокойтесь! — отпарировал Моти и тут же обратился к дочери, изо всех сил пытаясь изобразить строгость: — А ты, Ширли, больше так не называй Тима. Он взрослый солидный человек, мой коллега.
В общем, хватит, ребята… Мы отдыхать сюда приехали — или спорить и ссориться?» — «Мы с братом и нашими друзьями сюда приехали с благородной целью приобщить лулианичей к элитарной культуре, к силонокуллу! Все-все-все у нас в Эрании должны быть элитариями! А иначе… кому он нужен этот общий мангал, этот пошлый День Кайфа!.. Мы бы могли и гораздо интересней день провести!» — махнул рукой Галь и, налив себе ещё пива, принялся со смаком поглощать содержимое своей тарелки. Гай, который вначале кивал головой и поддакивал, глядя на брата снизу вверх и тут же переводя взгляд на родителей и сестру с претензией на многозначительность, тоже занялся пивом и мясом.
Ширли задумчиво проговорила, не глядя на братьев: «Интересно!.. Говорят, что силуфо-куль — это космическая музыка, но не объясняют, кто и когда запустил в космос такое количество битого стекла и покорёженного металла, наполненных помоями бутылок и прочего хлама? А для кого? Для лунатиков?» Заметив, как изменились лица не только у братьев, но и у матери, девочка оборвала фразу на полуслове. «Грубиянка!!! Кто тебя воспитывал? Чтоб не смела больше такие слова произносить!.. И даже думать! Яс-с-с-но?!» — рявкнул Галь, его глаза сузились и яростно сверкнули, на скулах заходили желваки и на смуглые щёки хлынул жгучий румянец, скрыв лёгкую россыпь симпатичных веснушек. Рути смотрела на сына во все глаза и снова вспомнила лицо своего сурового отца, когда в нём поднимался гнев при малейшем намёке на непослушание детей, особенно неугомонных погодок Арье и Амихая. Её охватил знакомый трепет, как в детстве и юности.
Хрупкая, маленькая Ширли проигнорировала сигнал опасности, о котором сигнализировали лица братьев. «Грохот бутылок, металлический скрежет, завывание — это теперь называется музыка?! Силуфо-куль ваш любимый? — промолвила Ширли, вздёрнув брови и выпрямившись на низеньком складном стульчике, на лице появилась упрямая гримаска, один глаз иронически прищурен: — Ну, другого и ожидать-то не приходится: выше мелодии и ритма, выше смысла и даже бессмыслицы!..» — «Полегче на поворотах!» — угрожающе прошипел Галь и приблизил своё налитое яростью крупное лицо к тонкому личику сестры. Ширли, задрожав всем телом, отстранилась.
«Ну, ладно, пожалуйста, дайте мне поесть…» — сердито покраснев, пробурчала она, опустила голову и уткнулась в свою тарелку. Ей больше не хотелось спорить и дразнить братьев, она поняла, что это становится небезопасным. Близнецы, не забывая уделять внимание содержимому своих тарелок и стаканов, закусили удила и не намерены были отступать.
Ширли старалась не слушать. До неё доносились только обрывки фраз, на голову, казалось, низвергался поток бессмысленных словосочетаний и нудных сентенций, выдаваемых братьями с самоуверенными интонациями и жестами. Мутными сгустками в сознании оседало: «…Босс daddy говорил!»… «Хочешь быть принятой в приличном кругу?»… «Время музыки, которой тебя маманька учила, прошло — и не вернётся»…
«Нельзя же всю жизнь жить этим старьём!»… «средневековые сопли, примитив!»…
«Музыку надо слушать современную, тогда будешь в правильной струе!»… «Самые известные художники и не слушают эти сопли!»… «А что говорит о силонокулле известный скульптор Арцены Дов Бар-Зеэвув!»…
Ширли не отвечала, и только, опустив голову, думала: «Дадут ли они мне сегодня спокойно поесть? Напрасно я с ними завелась…» Рути поморщилась и подумала с горечью: «Так они договорятся и до того, что наши музыкальные школы не нужны…» Но она промолчала, не без содрогания вспомнила вспышку ярости Галя, хмуро уставилась в тарелку и с преувеличенной сосредоточенностью занялась жареным цыплёнком. Обе они, мать и дочь, даже не заметили, как мимо столиков вразвалочку фланирует Коба Арпадофель. Услышав громкие голоса близнецов Блох, он прошил их одного за другим желтовато-зелёным пронзительным лучом из левого глаза. Ширли только зажмурилась и помотала головой, не понимая, откуда жуткая вспышка засветила ей в глаза. А Рути даже этого не заметила.
Галь, её самоуверенный сын-подросток, продолжал вещать с глубокомысленным и многозначительным выражением лица: «Офелия пишет! Понимаешь, что это значит?» — «А что об этом говорит знаменитый музыковед Клим Мазикин! Вот то-то и оно!..» — подмигнув и покровительственно улыбнувшись сестре, поставил точку на поучительной беседе Гай. Близнецы даже не обратили внимания на потрясение мамы, у которой дрожат руки, которые она безуспешно пытается спрятать.