«Галь говорил мне, что таким слюнтяям, как я, не место среди дубонов, что ему стыдно, что я его брат, ещё и наша фиолетовая родня… И избил меня… Он мой командир — я не мог защищаться! Потом… наверно, чтобы сломать… меня бросили в тот подвал, где тот парень уже… отдавал концы… Страшно было… и почему-то жалко стало его… и Ширли… За это меня избили… Галь сказал, что надо оттуда срочно смываться, потому как ихние мультишофары начали раскручивать витки, и скоро до нас доберутся… Парня бросили — мол, без нас подохнет… Со мной эти…
Навзи… тоже немного развлеклись, но не так круто, как с фиолетовым — я быстро очухался… Это была идея Тимми: они как бы должны «сбежать», а мы как бы «провалиться» на их поимке, и я как бы пострадавший. Зато потом!.. Это Тимми с Офелией меня выходили и увезли на Юг. Там я и обретался, на рынке работал — грузчиком, уборщиком… Тим мне сразу сказал, что он в нас с братом слишком много вложил за все эти годы, а мы не оправдали… А теперь пришла пора мне самому за себя — и на него не рассчитывать… Галь к этому времени уже отбыл за своими… Ад-Малеком и… Я надеялся, что Куку его там к делу пристроит, и тогда они меня вызовут.
Зря надеялся!.. Сейчас я просто хочу узнать у маманьки, как к дяде в Америку перебраться, может, поможет мне… Мне дали отпуск, Тимми с Офелией слиняли куда-то, меня не трогают…» Арье слушал бессвязный рассказ племянника, который от бессвязности становился ещё страшнее. Он почувствовал, как откуда-то, от живота, поднимается ужас и отвращение — и жалость к этому опустившемуся молодому парню, который натворил таких дел, так запутался. Да есть ли для него выход?..
«Хорошо, кое-что я понял, кое-что мы и раньше знали; твой рассказ всего лишь подтверждение… Но я хочу получить конкретный ответ на конкретный вопрос: знали ли вы с братом, что отца собираются выкрасть из больницы, или оказались там случайно?» — последние слова Арье произнёс резким тоном, приблизив лицо к лицу Гая, почти нависая над ним и сверкая глазами, которые словно превратились в две льдинки; лицо снова покрылось яростным румянцем, в котором растворились веснушки.
Гай попытался отодвинуться, словно став меньше ростом и съёжившись на стуле. Ему померещилось: это Галь разговаривает с ним и вот сейчас начнёт его бить. «Тимми сказал, что Кошель по его просьбе дал нам несколько часов отпуска, чтобы мы навестили больного отца, даже подбросил к больнице, дал, во что переодеться… какое-то непотребное тряпьё… Он говорил — так dad скорее нас простит… Научил, что мы должны отцу сказать, сунул нам несколько сигарет и сказал, когда мы должны их закурить, где и как стоять… А потом… когда мы вернулись, велел переодеться в форму дубонов и послал туда, маму забрать… Но там откуда-то уже набежали антистримеры, и нас… обкрутили… Мерзкий санитар в странной каскетке…» — «Ясно, племянничек! Главное ты сказал: предположения превратились в уверенность. Тумбеля можешь не бояться: он попросту побоится после всего, что стало известно о его делишках, вернуться в Арцену…» — «Я сам не хочу тут оставаться! Я же сказал: я прошу маманьку помочь мне уехать к дяде… Если честно, я боюсь Галя. Я не знаю, что он там… но я с этими делами завязал! Мне хватило видеть, как тот парнишка умирал…» — «А к сестре на шева брахот пойти не хочешь?» — «Так она на самом деле вышла замуж? — впервые с начала разговора в голосе Гая зазвучала живая интонация, свидетельствующая о проблеске интереса. — Ведь её дружок умер!» — Гай удивлённо поднял свои светлые кустистые, как у Арье и Амихая, брови. — «Она вышла замуж за его младшего брата, одного из близнецов… который её давно любил…» — «Это который на мультишофаре… нашего рош-ирия ухайдокал?» — «Сейчас, после всего, что раскрылось, ты мог бы и не повторять этих глупостей! Или до сих пор силонокулл на тебя действует? — презрительно бросил Арье, скривив губы. — Ладно, я поговорю с мамой, она, вроде, ещё общается с этим… э-э-э… Джо Мегедом… братцем нашим… Он ей действительно помог, вот она и благодарна ему… Может, сможем тебе на билет собрать… Хотя Австралия была бы для тебя, в твоей ситуации, предпочтительней…» — «Почему?» — «Потому что она очень далеко, и родня там поприличней! А в Антарктиде у вас родни, к сожалению, нет…»
Ширли и Реувен сняли караван на Гиват-Ноам, где уже поселились Ирми с Ренаной и Хели с Максимом.
Таким образом, три семьи — Ренана и Ирмиягу Неэман, Ширли и Реувен Дорон и Хели и Максим Лев оказались вместе в крохотном, симпатичном караванном квартальчике на холме, возвышавшемся над посёлком Неве-Меирия, к которому вела извилистая, хорошо утоптанная дорога между молодыми деревцами и густым, низким кустарником.
Тут же в маленьком домике поселился Шмуэль, рядом в одном караване поселились друзья Максима, Зеэв, Бени и Эльяшив, и там же устроили малую студию компьютерных фильмов от фирмы «Ноам», где Ширли с Реувеном и Шмуэлем занимались эскизной отработкой вариантов. Основная студия, откуда выходили в свет уже готовые фильмы, находилась внизу, в Неве-Меирии на фирме Ирми Неэмана, которая тоже стала называться, как мы знаем, «Ноам».
Через год у Ширли с Реувеном родились двойняшки — мальчик и девочка, тогда же у Хели с Максимом родилась долгожданная дочка.
Это были самые длинные и напряжённые сутки дежурства Ренаны в больнице, с нею рядом были Мория и Нехама. Ширли позволила позвонить своей матери только под утро, когда роды благополучно завершились. Рути, которую разбудил звонок Нехамы, от сильного волнения трубку выронила, после чего долго молчала, всхлипывая, глотая слёзы и слушая взволнованное, радостное, сбивчивое щебетание то Ренаны, то рыдающей Нехамы, то, под конец, Мории: «Наша Ширли просто молодец! Она — беседер! Немедленно собирайся, приезжай к нам! Я сейчас позвоню Арье, чтобы подбросил тебя. Мы тебя ждём, сестричка-бабулька!» — «Нет, не надо будить брата, я сама доберусь», — почему-то пролепетала Рути.
Реувен в это время проходил службу в армии. В этот день ему выпало дежурство, поэтому во время родов он не смог быть в больнице. О рождении своих близнецов он узнал только в полдень, сменившись с дежурства. Он тут же взял увольнительную и примчался в больницу, даже не успев снять форму.
Ширли на всю жизнь запомнила счастливую, ошалелую улыбку Реувена, которую она увидела, открыв глаза после короткого сна, в который провалилась после долгих суток рождения двойняшек. Реувен медленно, странной скованной походкой, приближался к её постели. Подойдя, он присел на стуле рядом, и его щёки влажно лоснились от слёз. Потом с необычной даже для него робостью он наклонился над сдвоенной колыбелькой новорожденных. «Кто из них кто?..» — хрипло спросил он, бросив взгляд на неё. Она, устало и счастливо улыбаясь, отвечала: «Который справа — сынок… Ты уже знаешь, как мы его назовём?» — «Конечно! Догадываюсь…
А доченьку?» — «Ты тоже можешь догадаться: Наоми-Хана. Кстати, она родилась первая и немного крупнее…» — «Как скажешь, родная!» Он улыбался, глядя то на неё, то с ошалелым удивлением — на новорожденных; взять их на руки он боялся.
Неожиданно хрипло проговорил: «Мне дали отпуск на три дня — ведь наша часть расположена рядом с Неве-Меирией… Теперь буду с вами каждую неделю!» — «Ты бы знал, как мне помогли и Ренана, и твоя мама, и Мория! Родные люди, родные руки и лица… Как я им благодарна!»
К вечеру открылась дверь в палату, и показалась целая толпа — как и следовало ожидать, все Дороны. От шумных, бурных поздравлений и поцелуев у Ширли закружилась голова. Больше всего её поразила и тронула бурная нежность маленького, капризного, избалованного Бухи, неожиданно напомнившего ей Ноама.
Спустя пятнадцать минут появилась Рути, за её спиной маячила Мория, она подтолкнула сестру в палату, улыбаясь, помахала Ширли рукой и исчезла — её дежурство продолжалось.
«Мама! Мамочка!» — вскрикнула Ширли и радостно улыбнулась, протягивая к ней руки.
— «Поздравляю, дочка!» — впервые за много месяцев широко и искренне улыбнулась дочери Рути, подходя к ней и приложившись губами к худенькой, бледной щёчке, потом, словно бы после долгих раздумий, крепко обняв и поцеловав дочь. На Бенци с Нехамой она упорно не смотрела. Дороны (все, кроме Реувена) деликатно отошли в сторону, словно бы превратившись в невидимок. «Как ты себя чувствуешь? — и почти без паузы: — Можно посмотреть на внуков?» — «Ну, конечно, мамуль!» — улыбаясь сквозь слёзы, воскликнула Ширли. Рути склонилась над колыбелькой, внимательно вглядываясь в крохотные личики спящих младенцев. Реувен застыл в ногах колыбельки и робко, немножко ревниво поглядывал на Рути. Только сейчас Нехама догадалась поздравить сына, после чего и остальные принялись радостно и шумно поздравлять его, постепенно двигаясь в коридор. Остались только Нехама и Бенци, скромно стоя в стороне. Рути между тем, не замечая никого вокруг, не сводила глаз с личиков спящих младенцев.