Вот и дождь устал, лить перестал, вынесло пампушку в большую реку. Ходят по реке огромные волны, воротят воду водовороты, качается пампушка из стороны в сторону, аж голова у мастеров кругом идет, перед глазами круги плывут. Поднатужились они, подтянули листок, который по воде плавал, заткнули тем листком дыру в пампушке, чтоб волны внутрь не врывались.

Плывут мастера по реке, а где - не знают, не видно им. Даже Ван Сань, уж на что бывалый, и то не может толком сказать, сколько времени прошло - нечем время мерить.

И вот в один прекрасный день чуют мастера - не качает больше пампушку, прислушались - тишина вокруг. Куда ж это они приплыли? Обрадовались мастера так, что и не расскажешь, все разом за лист ухватились, потянули. И тогда скользнул в дырку теплый солнечный луч. Небо синее так и сверкает, по небу легкие белые облака плывут - слитки серебряные. Опять загрустили, закручинились мастера: не к берегу, не к твердой земле пампушка пристала - снова по морю плывет. А море - небо голубое, только шире, больше, глаже да чище.

Глядят мастера на море - и большое оно, и красивое, а все едино тяжело у них на душе - нельзя же вечно по морю плавать. Уж и не знаю, сколько прошло времени, вдруг налетел откуда ни возьмись сильный ветер, волны поднял высокие, не ровен час наскочит их пампушка на подводную скалу. Встревожился Ван Сань, а духом не пал, не повесил голову и говорит спокойно так, не быстро и не медленно:

- Что пользы печалиться? Море хоть и велико, а берег есть. Тут где-то ветка была, ее волною занесло в пампушку. Давайте сделаем из нее весла. Нас тысяча! Чего ж бояться? Неужто не догребем до берега?

Повеселели мастера, заулыбались. Пошли плотники ветку глядеть. Хороша! Самые тонкие веточки на ней толще обыкновенного ствола. Принялись плотники пилить да рубить. Вскорости весел смастерили - и не счесть.

Взяли мастера в руки весла, грести стали. Гребут - не передохнут.

И на заре гребут, когда небо алым цветом загорается, и ночью, когда звезды над морской водой блестят.

И вот однажды ночь пришла, луна взошла, море спокойное - ну прямо зеркало гладкое. Увидали тут мастера длинную черную тень - не то берег, не то остров. Обрадовались! Ведь столько дней их по морю носило! И хоть устали они, еще усердней грести принялись, а тень чем ближе становится, тем выше кажется. Подумали мастера, что это морской берег. Да, видать, шибко крутой. Как на него залезешь? А с самого верху блестит что-то! Уже самую малость плыть осталось, сейчас к берегу тому пристанут. Э-ва! Что за диво! Задвигался вдруг берег. Пригляделись мастера: и не берег это вовсе - рыбина большущая. Не успели мастера спастись: разинула рыба пасть, проглотила пампушку вместе с мастерами. Словно финик, проскочила пампушка в рыбье брюхо. Не насытилась рыбина, хвостом вильнула, целый пароход проглотила, доверху шерстью груженный, опять не наелась, два парохода с полотном проглотила - наполовину голод утолила.

Страшно у рыбы в брюхе, темно; глухой ночью, когда небо все в тучах, и то светлее. Сидят мастера лицом к лицу, а друг дружку не видят. Вздохнул тут Чжан Эр- Ни разу, как из дома ушел, не вздыхал так. Уж очень он растревожился. Встал, прошел несколько шагов, на Ван Саня наткнулся и говорит печально:

- Уж лучше десять лет по морю носиться, которое под луной блестит, чем день в рыбьем брюхе просидеть.

Рассмеялся тут Ван Сань и спрашивает:

- Что это вы, ребятки, головы повесили? Забыли, что в пампушку свиной жир положен? Сейчас зажжем его, и светло станет.

Чтоб в рыбьем брюхе огонь горел, такого отродясь никто не видал. А мастеровые зажгли свиной жир, и светло стало, будто белым днем. Обрадовались мастера: только что как слепые были, а сейчас опять зрячими сделались. Глядят друг на дружку, смеются, разговаривают. Немного времени прошло, еще радость им привалила. Увидели они возле пампушки два больших парохода с холстом. И впрямь радость!

И так одежонка у них у всех ветхая, а пока в пути были, совсем износилась. Каждому в новое обрядиться охота. Хоть никого промеж мастеров смекалистей Ван Саня не было, а и он не мог сказать, сколько платьев сшить можно из той материи, что на кораблях была. Коли и вспомнил кто из мастеров дом родной, чистую речушку, красные цветы, только запечалился: нечего было им в ту пору поесть, не во что одеться. И принялись они со спокойным сердцем за дело.

Пока мастеровые в рыбьем брюхе хлопотали, много всяких дел приключилось. Рыбину к морскому берегу волнами пригнало, тут ее коршун увидал, к самой воде спустился, клюв разинул, проглотил рыбину. Крыльями взмахнул, взмыл в небо, потом к какой-то крыше прилетел. Ну и красиво здесь! Захочешь рассказать, да не сумеешь. Солнышко ласково светит, в самые укромные уголки розовые лучи посылает. Отряхнул коршун перья и как закричит. А во дворе девица с вышиванием сидела. Подняла она голову, увидала коршуна, взяла узорчатую туфельку, в коршуна бросила. А коршун расправил крылья, как раз взлететь собрался. Попала ему туфелька носком прямехонько в крыло и застряла. Не может коршун взлететь.

Смотрит девица - жирный коршун, и думает: «Приготовлю-ка я его для отца, пусть полакомится». Собрала девица свои нитки да иголки, взяла птицу, в дом пошла.

А мастера к тому времени во все новое оделись, довольны, улыбаются. Как говорится, радость на все небо, веселье на всю землю. Бегают, прыгают, поют, словно в праздник. Вытащила девица из брюха коршуна рыбину, слышит - смеется кто-то внутри. Подивилась девица: откуда голоса человечьи? Ей-то рыбина маленькой рыбешкой кажется. Вспорола она осторожно рыбье брюхо, а там три парохода да пампушка, в пампушке тысяча человек. А мастера таких чудес за это время насмотрелись, что ни капельки девицы той не испугались. Ван Сань даже вежливо поблагодарил девицу, рассказал, зачем они родные места покинули, про беды, которые с ними в пути приключились, поведал. Пожалела их девушка, сказала, чтоб они навсегда здесь поселились.

Кинулись мастера все разом во двор, уж очень им хотелось поглядеть на голубое небо, на ясное солнышко. А пуще того хотелось послушать, как птицы поют да ветер в деревьях шумит. Бегают мастера, суетятся, полдня пробегали, а никак до дверей не дойдут. Вдруг смотрят - две горы друг к дружке прилепились, рядышком стоят. Ковырнули мастера разок гору, на вкус попробовали - сладкая, ну, прямо тесто из рисовой муки. Оказывается, это девушка два зернышка рисовых обронила.