Как-то коллеги заметили, что он ходит по клубу озабоченный.

- Вы не могли бы описать мне Сэма Бауера? - спрашивал он у всех.

- Зачем он вам?

- Видите ли, вчера я отложил против него партию, - объяснял Блэк. - Я хотел бы доиграть ее, но совершенно не знаю, как выглядит противник.

Хосе Рауль с теплотой смотрел на симпатичного шахматного энтузиаста, проигрывающего свою пятидесятую партию. Мистер Блэк заметно устал и делал совсем уж грубые ошибки. Он мог только что красиво пожертвовать ферзя. «Стар стал мистер Блэк, - подумал кубинец. - Видно, ему много лет, по его рассказам, он хорошо помнит и Морфи и Стейюща. Живая история Манхэттенского клуба хранит в уме все шахматные события последнего века. Талейран говорил: «Кто не играет в карты, готовит себе тоскливую старость». А вот мистер Блэк нашел утешение в шахматах!

Нужно так любить шахматы, как мистер Блэк, - подумал кубинец. - Безо всяких честолюбивых упований, без претензий на славу. Любопытно он всегда проигрывает, никто не помнит ни одного матча, который бы Блэк выиграл. В клубе его проигрыши уже стали чем-то нарицательным:

- Как сыграл?

- Как мистер Блэк.

- Это значит, в дым проигрался!

Но разве от этого он меньше любит шахматы? Не нужны ему успехи, победы, важны шахматы сами по себе. А вот мы все гонимся за славой, бьемся за шахматную корону». Капа вспомнил про свои последние переговоры с Алехиным, про дискуссии, развернувшиеся в печати вокруг вопроса о первенстве мира. Сам Хосе уже успокоился, старается теперь больше не думать об этом. А вот с Ольгой нет слада: спит и видит, что Хосе вернется на шахматный трон. Как обрадовалась, когда газеты сообщили: «Матч-реванш Алехин - Капабланка назначен на 14 апреля 1940 года». А потом опять все полетело прахом. Алехину, видите ли, нужно ехать в Европу, во французскую армию. Этот человек вечно что-нибудь придумает!

«Теперь этот Файн со своей статьей. Не нужно матчей, давайте играть турнир. Вышел первым в АВРО и надеется, что опять сумеет повторить успех. А еще этот развязный репортер. «Матч Алехин - Решевский для США будет более интересным, чем матч-реванш с вами». Наглые люди! Равняют Решевского и меня. Что поделаешь, все меньше считаются со стариками. Время против нас. Ага, мистер Блэк проиграл, матч кончился!» - изменил Капа ход мыслей, взглянув на доску.

Добродушный американец беспомощно развел руками. Мат, опять проиграл. Капабланка расставил позицию, которую мистер Блэк имел несколько ходов назад, и показал, как тот мог выиграть с помощью жертвы ферзя. Идея жертвы напомнила партнеру мистера Блэка какой-то этюд, и он восстановил его на доске, правда, с трудом вспомнив, где стоит черный король. Некоторое время вместе с другими подошедшими шахматистами разбирали любопытные позиции. Вдруг мистер Блэк воскликнул:

- Да, Хосе! Я забыл тебе показать. Смотри, какую я сегодня нашел фотографию!

Из бокового кармана пиджака он вынул пожелтевший снимок. На нем среди шахматистов Манхэттвнского клуба стоял юный Капабланка.

- Девятьсот третий год, - потыкал пальцем в фотографию мистер Блэк.

- Этого не может быть! - возразил Капабланка. - Девятьсот пятый.

- Что ты мне говоришь? - не соглашался Блэк. - Это девятьсот третий.

- Девятьсот пятый! - настаивал кубинец.

- Господи! Я же отлично помню, - начал горячиться американец. - Это было как раз после победы лысых.

- Каких лысых? - опешил Капабланка, невольно взглянув на гладкую, без единого волоска голову мистера Блэка.

- Разве я тебе не говорил? - удивился Блэк.

- Нет…

Как-то в этом клубе заспорили, кто лучше играет, и провели матч на двадцати досках: лысые против курчавых.

- И кто же победил? - засмеялся Капабланка.

Полный триумф лысых: они выиграли со счетом четырнадцать - шесть.

- Примите мои запоздалые поздравления, мистер Блэк, - слегка поклонился Капабланка. Слава богу, был хоть один матч, где Блэк оказался в числе победителей!

- Увы, Хосе, мне и здесь не повезло, - развел руками мистер Блэк. - Я тогда имел пышную шевелюру.

Дружный хохот раздался под сводами Манхэттенского клуба.

Ох, уж этот мистер Блэк, всегда что-нибудь придумает! Когда веселье несколько утихло, Блэк сказал:

- Я тебе сейчас не отдам эту фотографию, Хосе. Я еще не теряю надежды вручить тебе весь свой архив, когда ты опять будешь чемпионом мира.

- Боюсь, что в этом случае он навсегда останется у вас, - ответил Капабланка.

- Нет, я верю в тебя, Хосе. Такой гений!

Капабланка взял в руки фотографию. Интересно все-таки, какие далекие воспоминания доносят до нас эти кусочки картона. Вот мистер Эттлингер, это он считал, что открыл Капабланку. А вот и Хосе в курточке «Вудклиф-школы». Директор запретил в то время юному кубинцу ходить в Манхэттенский клуб, а мистер Эттлингер добился для него разрешения приходить сюда по воскресеньям. Поистине этот клуб родной Капабланке: здесь он заработал первую категорию, победил чемпиона Редмингтона. И как всегда манхэттенцы переживали успехи своего любимца!

Капабланка посмотрел на часы. Без четверти одиннадцать. Скоро приедет Ольга. Скорее бы, немножко не по себе. Брр! Вдруг будто что-то тяжелое, мягкое ударило по голове. Сразу стало душно, жарко. Капабланка поднялся со стула, непослушные руки никак не могли сдернуть плаща.

- Помогите мне! Помогите снять плащ…- обратился он к шахматистам и без сознания рухнул на пол. Мистер Блэк первым бросился к любимцу, поднял его слабыми руками и с помощью других положил на кушетку. Вызвали «Скорую помощь». Хосе Рауль не приходил в сознание. На следующее утро восьмого марта сорок второго года он скончался в госпитале. Смерть, которую, быть может, пожелал бы себе любой шахматист! Последние сознательные секунды жизни шахматный гений провел именно в той обстановке, которую всю жизнь так любил. Его глаза видели шахматы, принесшие ему славу и всемирное, признание, он слышал восторженные похвалы искренних почитателей: вместе с друзьями беззаботно смеялся шуткам. Он был любим, его окружали люди, всем сердцем преданные той игре, которой он отдал свой гений и артистичность.

Опечаленная Куба похоронила Хосе Рауля с почестями, обычно воздававшимися в этой стране полковникам, убитым в сражении. Поныне помнит она своего национального шахматного героя!

Даже по внешнему виду легко было определить, что Отто Шехтель был озабочен. Час назад позвонил по телефону Шпак. Голос его был строгим, Шехтелю нетрудно было понять, что оберштурмбаннфюрер не в духе. Слава богу, за шесть лет совместной работы привык уже определять настроение начальства. Задание было необычным: завтра к утру доставить все сведения о выступлениях Алехина за два последних года. Нет, речь не о какой-нибудь крамоле - гестапо точно знает: чемпион мира не прочел за это время ни одной лекции, да, пожалуй, и не сказал публично ни одного слова. Он лишь играл в турнирах да давал сеансы. Но именно об игре-то и идет речь. Шпака интересуют результаты Алехина в турнирах, счет сеансов. Зачем это нужно? Кто знает! Это дело начальства, низшие чнны не должны задавать вопросы. Шехтелю пришлось срочно мобилизовать всех своих подчиненных. Мигом притащили шахматные журналы, газеты со статьями о турнирах, вырезки. Вон сколько бумаги исписали эти сумасшедшие! Действительно, одержимые!

«Я так и знал, что с этим русским будут еще неприятности, - подумал Шехтель. - Предчувствовал еще два года назад. Недаром уже в первый день предлагал Шпаку разом с ним покончить. Нет, видите ли, нельзя: он - чемпион мира! Великая немецкая нация должна ценить гениев в любой области культуры. Вот и цени теперь! А впрочем, может быть, все пройдет хорошо, еще неизвестно, зачем нужны эти сведения. Ведет себя Алехин неплохо, играет в шахматы и больше ничего. Два года Шехтель даже ничего не слыхал о нем. Так чего же беспокоиться?»

И все же штурмбанпфюреру было не по себе. Больше всего волновал его грозный тон Шпака. Плохой признак! В таких случаях держи ухо востро, можно мигом потерять все, даже жизнь. Пошлет куда-нибудь на передовую. Нужно точно выполнить его задание, дать все нужные сведения. Не упустить ни одной мелочи, самой незначительной детали. То и дело Шехтель нажимал кнопку под столом, и секретарша приглашала в кабинет нужного сотрудника. Найдя в статье какой-нибудь интересный факт, Шехтель хотел разузнать о нем подробнее и приказывал отыскать новые материалы. Немецкая пунктуальность, она проявляется и в широких фронтовых операциях и в подготовке простейшего документа.