– И сильно вы там мешаете?

– Эх, дед!!- прыгая на диван рядом, молвил Левко.- Ты, мы, панфиловцы, пара-тройка спецы в засаде и есть костью в горле.

– Они желают нейтралитет?

– Ох, как сильно они его хотят, что б ты знал. Над ними те, кто нас загонял, но всё мимо село. Теперь они боятся, что мы им за это в пику, пойди они на переворот, сделаем противоход, который приводит к провалу. Они готовы дать отступные. Большие это деньги, дед. И не вонючие доллары это. Секёшь?

– А вы против?

– Да мы-то не против, но есть условия определённые. Грачёв о нашем существовании ни слухом, ни духом. И возможно, сам уже к ним по этому вопросу обращался. А они к нам привязаны по своей инициативе и ему дать ответа вразумительного не могут, пока с нами всё не столкуют. Да не дрейфь, дед! Я с тобой.

– Не боязливый я, но страшно,- признался Скоблев, сгребая Левко в объятия.- А ты того! Малый не промах. Я валидол посасывал, слушая ваш разговор. Во внуки тебя беру, коль ты не против,- предложил Скоблев.- Эту фирму тебе завещаю. Она, кстати, в центре столицы великого государства.

– Согласен!- ответил Левко, не делая попытки вырваться. Ему было приятно.

– Вот когда пожалеешь, что родной внук – чужой, а ты свой, но не родной. Ну почему так происходит в нашей дерьмовой жизни?- Давыдович вздохнул глубоко и с внутренней болью в душе.

– Я над такими вещами не думал,- Левко поднял на него свои карие глаза.- Нет у меня ни детей, ни внуков.

– Давай что-то куснем. Ты этому не всё скормил?

– Он срубал половину холодильника, но всё на баночки налегал. Привык в Америке к консервам и полуфабрикатам. К салу не прикоснулся.

– Я сало ух как уважаю.

– Кто ж сало не любит!?

– Тогда я ещё двести грамм выпью, и мы споем. Как?

– А почему бы и не спеть?! Самое время. Утро на дворе, настроение на душе.

Они уселись завтракать.

Глава 6

Столько в своей жизни Вильям не ходил никогда. И красот, что довелось увидеть, было неисчислимое количество. Такой слаженной организации дела ему встречать не приходилось. Три часа назад они с Александром вернулись с побережья, где участвовали в разгрузке транспортного корабля. Объём грузов, что Вильям там узрел, потряс его до глубины души. Столько невозможно было принять без механизмов за месяц, но люди всё перетаскали в пять приливов. Это были, по мнению Вильяма, не люди, а муравьи в человеческом обличье. Сейчас он сидел в домике на нарах и с сожалением смотрел на свои припухшие ступни. В домике было прохладно и чисто. Александр задержался в бане, перекинуться парой слов с бородатым мужиком по имени Проня. Вскоре он пришёл и, застав Вильяма в грустной позе, сказал:

– За свои лаптёжки не переживай. Подлечим.

– Ты мне говорил, что сапоги – лучше некуда. Вот смотрю и вижу, точно – некуда. Завтра ноги совсем опухнут,- произнёс Вильям с натянутой улыбкой.

– Ты, друг мой, тупарь. Спешка необходима при ловле блох. Я ж тебе показывал, как надо портянку наматывать. Пока за тобой присматривал, всё было в норме. Вон сколько отмахали по тайге и нормально ведь. Решил я, что тебе уже не надо потакать, а ты оказывается лентяй. Один раз вовремя не перемотал и результат налицо. Стёрлись твои ходульки,- проворчал Сашка. Вильям не обиделся. Он уже привык ко всяким нравоучениям.

– Выходит плохая обувь, если от одного раза так происходит,- упрямился Вильям, хоть внутри чувствовал, что не прав.

– Масло в двигатель единожды не подлить – клинит. Это пойми. Портянка, носок ли – это смазка в виде прослойки. Да ну тебя!- отмахнулся Сашка.- Сейчас дед мазь притащит, смажем, но два дня придётся походить в войлочных тапках. Они от того у тебя опухли, что натерлись до ранок, через которые попала инфекция. Портянки надо сушить и споласкивать.

– Лучше нашей, английской обуви, в мире нет,- гордо произнёс Вильям.

– Козёл ты!!!- простонал Сашка с усмешкой.- Ты в ней тут и десяти километров бы не прошагал. Рекламные хитрости английских обувщиков выбрось из головы. Они на обывателя ушастого рассчитаны, чтобы чаще покупал. Качество вашей обуви, лучшее в Европе, потому что после дождя не скрючиваются и в носке отменны. В ваших штиблетах я сам хожу, но там. Долго бегают. Подошва, правда, дрянь, быстро стирается об асфальт, раньше, чем верх начинает трещать по швам. Вот тебе пример. Я сейчас в сапогах, которым без малого сорок лет. Отец шил у мастера великого на заказ.

– Только не говори, что у них вечная подошва. Я видел, они латанные.

– Вечного в мире ничего нет, кроме безумия. Ясное дело латаные, как же иначе. А ты проходи сорок лет так, чтобы верх уцелел?! Слабо?

– Проще новые покупать, чем старьё латать.

– Упрямый ты ослик,- Сашка подсел к Вильяму на нары.- Это ты, лондонский аристократ, имеешь в своём обувном шкафу три дюжины ботинок на все случаи жизни и меняешь их почти каждый год, чтобы не отстать от моды. Здешний народ богат-беден. Ну, не хочет он позволить себе такое благо как ты. Наш мужик не скуп, но и не транжира. У него одни штиблеты на все случаи жизни. Хоть свадьба, хоть похороны. В них его и закопают, кстати. Не принято босым, но и в сапогах в гроб не положишь. Сапоги надо беречь. Просто ведь всё. Ходить надо аккуратно, осмотрительно и всего-то. И смазывать регулярно. А ты как думал? И не кремом от химического концерна, а специально топленым внутренним жиром. Я тебе потом покажу, как его делать.

– Мне собаки и коты потом прохода не дадут в Лондоне,- смеясь, отказался Вильям.

– Горе ты луковое,- Сашка тоже расхохотался.

– Чё ржёте, что тебе кони?- в дверях появился Панфутий.- Санька, я мазь принёс. Ещё дохтур укол послал, но говорил, чтобы ты сначала сделал что-то, узнать, нет ли у него этого…, как её, вот нелёгкая, шёл талдычил и всё одно запамятовал. Не наше слово. Иностранное.

– Аллергии?- спросил Сашка.

– Во-во. Её сучьки. Он сказал, что ты в курсе как,- Панфутий вручил Сашке футляр.- Ох, мил человек, ты не нашенский,- осматривая ноги и открыв баночку, из которой потянуло приторным зловонным запахом, произнёс старик.- Так и до могилы запросто дойти можно. Санька, леший тебя съешь, чего ты человеку не объяснил как и что, не проинструктировал? Правила техники безопасности нарушашь. Штраф от меня старика имеешь.

– Я те, Панфутий, налью. Так хлебнешь, что потом до смерти с печки не слезешь,- наехал на старика Сашка. Они сильно зашибали, хоть норму в шахте делали исправно, но ходили все в подпитии приличном.

– Никак мне домой ноне нельзя,- ответил Панфутий вздыхая и принялся мазать Вильяму ноги, предупредив:- Будет больно малость печь, но потом слегчает.

– Почему нельзя?- глядя, как Вильям стиснул от боли челюсти, осведомился Сашка.

– А то ты не знашь!?- Панфутий втирал вонючую мазь под тихий стон Вильяма, который не смог молчать.

– Дед!! В темниловку со мной не играй. Мы из посёлка вышли ещё до ледохода. Говори?- Сашка подмигнул Вильяму, но тот не отреагировал.

– Ты Снегиря девке моей подпихнул, шайтан-байтан, а ешо спрашивашь чего,- сокрушенно произнёс Панфутий.

– Сладилось, значит!- на лице у Сашки заиграла улыбка.

– Нет, ты на него посмотри!- всплеснул руками Панфутий.- Он ещё лыбится и очи таращит! Срань ты, Санька, вот ты кто. Ставь коньяк. Ящик. Не то не дам девке благословения. Любаша отца не ослушается. Вчера получил письмо. Слёзно просит, чтоб позволил. Ставишь?- Панфутий строго глянул на Сашку.

– Десять!- решил торговаться Сашка.

– Да я за мою деваху, бог свидетель, цистерну припрут, а ты ящик жилишь! Не думал я, что ты зажмешь,- Панфутий перекрестился.

– Ладно, Панфутий, прав ты. Грех за такую девку торговаться. Раз сладилось, ставлю. У меня на сватовство рука лёгкая. Пусть детишек наделают поболе. Дети – счастье. Хоть порой и недоумки, но свои ведь. Скликай бичей,- последние слова Сашка крикнул, потому что Панфутия в домике уже не было. Он умчался приглашать, забыв баночку с мазью, оставив её открытой. Сашка закрутил крышку и бросил, точно попав на нары Панфутия.- Как ты?- спросил он Вильяма.