Звезды только те же в отдаленье,

Знанья лишь о них передают.

Войны – это чье-то повеленье,

И в морях есть смена у кают.

Все идет, меняется в движенье:

И стихи, и музыка, и клип;

Транспорта любое продвиженье;

И деревья, и цветенье лип.

Даже муж ушел по эстафете,

И вот друг нашел друзей других,

Снова песни новые в кассете,

И удар судьбы, как львиный рык.

Блестит цирконий бриллиантом,

Скорее нет, ни тот размах.

Не скажешь ты: пельмени – манты,

Хотя похожий в чем-то смак.

Быть незаметным…, дипломантом?

Наверно кто-то больший маг.

Когда живешь в далеком граде,

Не зная стольной суеты,

Для счастья нет в душе преграды.

Везде похожие цветы,

Везде тебе немного рады,

Везде немного нужен ты.

Но, окунувшись в атмосферу

Цивилизации иной,

Невольно сравниваешь веру,

Невольно встанешь за спиной,

Того, кто даст сегодня фору,

Но обойдет все стороной.

И вскоре Моцарт и Сальери,

Возникнут в образе любом,

Пусть то не в музыке, так в лире,

В стихах, записанных в альбом.

А бриллиант в подлунном мире -

Един. Цирконий… был потом.

2002.

сонет

Раскрылись губы в поцелуе,

Вдохнули воздуха глоток,

Сознанье пело: 'Я ликую!'

Рот для зубов похож на док.

И вновь виденье пред глазами:

Приятный образ, сильный лик,

Его вниманье с чудесами,

Он так могуч… Чудесный миг.

Его весь стан в немом поклоне,

Ревнивый взгляд: а с кем же Вы?

С полуулыбкою салонной.

И вот, когда я засыпала,

Все это всплыло в голове,

А рот, вздохнул, а я пропала…

Соломенное солнце лежало на столе,

Соломенное сердце спокойно в феврале.

Соломенные мысли нашли в душе уют,

Соломенная дама мужчине не приют.

Она весьма капризна в теченье жизни, дня.

Прокручивает годы судьба все для меня.

Мой разговор с мужчиной и краток,

и жесток,

И два, четыре слова прервали слов поток.

Рычаг попал под палец и прерван разговор.

Спокойствие, печали все отразит лишь Word.

Задвинута меж нами соломенная дверь.

Соломенная крыша не едет к нам теперь.

Соломы стог когда-то был первым

страшным сном:

Набросился мужчина, но девушка не гном.

Дрались они прекрасно, все ноги в синяках,

Синяк ему под глазом и был любви финал.

Однажды, как-то с группой, мы забрались

в стога,

В соломе не торчали ни руки, ни нога.

Под утро все проснулись: смотрели кто

и где,

Солома разбежалась, кололась так везде.

Теперь летит спокойно соломенная жизнь,

От шалости и горя шепчет: воздержись.

Белеет на природе прохладный солнца луч,

Чем дальше от восхода, тем больше

жизни круч.

Тенистые клены с листками березы,

Внизу, под окном говорят,

А к нам беззаботное солнце, как грезы,

В окно заглянуло, ребят

Оно своим светом едва ли разбудит,

Они отвернулись и спят.

Лет двадцать назад все, наверно, так было,

Лучи, словно памяти яд.

Что есть и что будет, что было когда-то?

Был сильным и умным мой муж.

Над мамой теперь небеса: синь и проседь,

И стены на кладбище. Треск…

Портрет так светился на солнце и в дождик,

Теперь наклонился. Гора.

Она на портрете, как я иль похожа,

А крест над плитою, как бра.

Ребята цветочки уже посадили,

Она помогла их растить,

И словно бы память мою разбудили,

Цветочкам так хочется пить.

Вот, память, какая корявая штука,

Как корни деревьев любых,

Осталось одна я без мамы, как друга,

Но мам – то и нет ведь других…

Над черным квадратом остывшей земли,

Летают, порхают, кружатся снежинки.

Земля отбелила свой собственный лик,

Вновь белыми стеклами стянута жидкость.

Зима возвратилась в мерцанье снегов.

Слова мудрецов, словно снегом февральским,

Ложатся на мысли, как бремя Богов,

Как соль от земли, где-то в море Аральском.

Очнусь я от колких, проблемных вериг.

Снежинки летят, разлетаясь попарно,

Им день Валентина, как сказочный Бриг,

В душе потеплело, как будто от пара,

Ведь ты меня ждешь за стеклом с пеленой,

Немного прозрачным, немного белесым,

Меж нами пространство зависло стеной,

Вороны летят, будто чайки над плесом.

Любимый, родной, как приглушен твой взор,

Он весь заморожен февральским каноном.

Я знаю, что снег не падет в твой обзор,

Но в сердце твоем, снова галстук и горны.

И дальних миров позабытый мотив,

Приветом лежит в запоздалом поклоне.

Иду я, иду, ты заброшен и тих,

Меня не забудешь на каменном склоне.

2002

На пальмах снег, а город Сочи,

Я не была там никогда,

Но в городе знакомый, очень,

Там друг из юности всегда.

Мой первый бал. Он – "Пьер Безухов"

И теплый город солнца – дар.

Я в белом платье. Он без звука

Со мною рядом. Кто был стар?

Нам по семнадцать. Ночь и город.

Два класса движется к реке.

Плыл теплоход весь белый, гордый.

Я с "Пьером" шла, так налегке.

Все одобряли нашу пару.

Готов женится он на мне,

Но не хватило сердцу пару,

И вот на пальмах в Сочи снег.

А я? Я там, где холод лютый,

Его я помню много лет.

Последний взгляд. Автобус. Люди.

Остался в памяти, как след.

Подземные дороги, тайных чувств,

Найдете Вы в нехоженых глубинах,

И в них прогон, возможно, тих и пуст,

И весь заполнен, если Вы любимы.

Наземная дорога, как печаль,

Уводит Вас по грусти, как по рельсам,

Где будет остановка, там причал.

А что грустить? В слезах подобных ели.

Морские волны укачают Вас,

И ветер освежит воспоминанья,

В бассейне Вы проверите свой брасс.

Мечты, мечты о чуде заклинанья.

И взлет мечты не избежать вовек