Изменить стиль страницы

– Это… Это нескромно, – поморщившись, прошептала Инна. – Хвастаться своей удачей…

– Зато искренне, – пожала плечами Нани. Она повернулась к Мати. – Знаешь, если бы ты сказала что-то другое – я бы поняла, что ты лжешь. Потому что всем, читавшим легенды нового цикла, совершенно ясно: все хотели бы хоть на мгновение поменяться с тобой местами, но ты ни за какие дары не согласишься на подобный обмен.

– Ну да! – презрительно скривилась Инна.

– Да ну!

– Не ссорьтесь, пожалуйста, – едва слышно прошептала Мати, втянув голову в плечи так, словно кричали на нее, а не рядом с ней.

– Это еще не ссора. Так, легкий ветерок перед метелью! Вот когда мы действительно начинаем ругаться…

– Тогда в повозке все стоит вверх дном! – Инна, еще мгновение назад выглядевшая так, словно вот-вот заплачет, теперь, вспоминая забавные мгновения минувшего, была готова смеяться.

– Это… Это не правильно.

– Что? – обе девушки смотрели на нее с удивлением.

– Подруги не должны ссориться. Подруги должны…

– Соглашаться во всем? Сюсюкать? Облизывать друг друга словно влюбленная парочка?

– Фу!

– Фу!

– И, все же…

– Мати, ты, конечно, идешь дорогой бога солнца и потому очень правильная. Но мы-то простые смертные. Даже вот она, – толстушка кивнула на подругу, – какой бы хорошей ни хотела казаться, на самом деле – такая же, как я. Может быть, даже хуже. Потому что я ничего из себя не строю.

– Но! – протестующе вскрикнула та, выглядя вновь обиженной до глубины души. – Ты опять! Хочешь на этот раз действительно поссориться?

– Совершенно и окончательно? Даже если бы хотела, ничего б у нас не получилось.

Мы – единственные сверстницы и обречены быть подругами. Или ты решила, что, раз появилась Мати, можешь отделаться от меня и моих колкостей?

– Твоей жестокости!

– Увы, ничего не получится. Потому что наша гостья не собирается задерживаться здесь надолго. Ведь так?

Мати кивнула в ответ. Да. Ей хотелось вернуться в свой караван. И как можно скорее. Если о чем она сейчас и мечтала, то только об этом, ибо уже давно прошло то время, когда она стремилась к приключениям. Теперь она могла стремиться к ним лишь в фантазиях, где ничто не угрожало, где в любой миг можно было остановиться, вернуться, что-то переделать, пере придумывать…

– А тебя она с собой не возьмет. Что бы ты ни делала, какой бы хорошей ни казалась.

– Почему?

– Почему? – Нани рассмеялась. – Почему! Ты такая забавная! Дурачка…

– Ты…

– Дура, если не понимаешь, почему!

– Все, хватит! Мое терпение лопнуло! Я ухожу! – Инна бросилась к пологу.

– Ну и уходи!

– И уйду! Это ты… Ты – дура! И бессердечная тварь! – глотая слезы, она словно на крыльях ветра вылетела из повозки.

– Зачем ты так с ней? – тихо проговорила Мати. Она чувствовала себя мерзко, словно рядом пролилась грязь и ее брызги запачкали ее белоснежное платье. А самое противное было то, что она могла уйти вместе с Инной, попытаться успокоить ее, как-то поддержать… Но почему-то не сделала этого… Почему-то осталась…

– Ничего, ей полезно, – небрежно махнула рукой Нани. – А то такая неженка – просто жуть.

– И что же? Поэтому ты хочешь сделать ее жизнь еще более тяжелой, чем она есть?

– Да что ты понимаешь! Что ты знаешь о нас!

– Ничего.

– А раз так, не вмешивайся не в свое дело!

– Я и не собираюсь! И вообще… – в этот миг она думала о том, что лучше всего просто взять и уйти в снега. Прочь. От всех! Спрятаться, как маленькая девочка, в пустыне, на груди у матушки Метели.

– Обиделась, словно ребенок? Испугалась и хочешь броситься бежать? Как всегда?

– Как всегда… – Мати вздохнула, затем подняла на собеседницу измученный взгляд поблекших, посеревших вдруг глаз. – Ты очень хорошо разбираешься в людях. Знаешь, о чем они думают в тот или иной миг, что чувствуют, к чему стремятся. Почему же ты используешь эту способность не для того, чтобы помогать, а наоборот, вредя?

Потому что тебе так больше нравится…? Нет! Не отвечай! Не хочу слышать!

– Не хочешь слышать? Зачем тогда спрашиваешь? Просто так? Ты можешь лишь осуждать других, а сама способна помочь? Если так, почему ты здесь, со мной?

– Уже нет! – нервно дернувшись, она бросилась к пологу, но успела лишь коснуться его рукой.

– Что сидите, не выходите? – в повозку забрался Киш.

– А тебе какое дело? – сердито бросила ему Нани. – Слушай, тебе что, никто не говорил: прежде чем врываться, хорошо бы разрешение спросить!

– С каких это пор тебя заботят подобные мелочи?

– Мы могли быть не одеты…

– В холоде пустыни? Не смеши меня, подружка! Кстати, слышали последнюю новость?

Взрослые решили остановить караван и разбить шатер.

– Почему? – Нани насторожилась. – Метель? Разбойники? Или из-за нее? – она мотнула головой в сторону чужачки.

– Угадала.

– Что угадала, дурак? Когда сказала – что?

– Метель. Она еще далеко, но дозорные уже видели ее знаки на горизонте.

– Значит, из-за нее!

– Ты что, не слышала, что я сказал!

– Слышала! – процедила Нани сквозь стиснутые зубы. – С нами вечно что-то из-за нее происходит! В прошлый раз чуть не умерли…

– Не из-за меня! – вскрикнула Мати, душу которой пронзила обида и боль.

– Ну да, конечно!

– Мой отец спас вас! А вы в благодарность чуть всех не погубили! Если бы не Шамаш…

– Ты не смеешь называть бога солнца по имени, так, словно Он – простой смертный!

– Могу! Он дал мне это право!

– Ну и дура! Умная бы поняла: иметь право и пользоваться им – совсем не одно и то же!

– Это мое дело!

– До тех пор, пока ты в нашем караване – нет! Потому что здесь никто не хочет прогневать богов непростительной дерзостью!

– Сама ты…Дура! – выпалила Мати, глотая слезы, и, чувствуя, что не может больше оставаться в повозке ни на одно лишнее мгновение, вырвалась наружу.

– Постой! Подожди! – Киш догнал ее, пошел рядом. – Не сердись на Нани. Она вообще-то ничего. Только очень ревнивая, как…

– "Как все девчонки"? Ты это имел в виду?

– Ну… Вообще-то… Да. Не обижайся.

– Только последние идиотки обижаются на правду, – Мати вздохнула. Она брела, опустив голову на грудь, следя мельтешением снежинок у своих ног.

– Тебе, должно быть, очень одиноко. Я представляю – оказаться совсем одной в чужом караване.

– Мне страшно, Киш. Очень страшно, – вдруг, неожиданно для собой себя, и уж конечно собеседника, призналась девушка.

– Но почему! – тот не понял ее, решил даже, что ослышался или неправильно понял.

– Здесь все знают, кто ты, и… Мати, ведь ты для нас даже священнее, чем Хранитель для города! Ты… Мне трудно найти, с кем бы сравнить… Вот если бы у великого Гамеша была дочь. Ты была бы такой же священной, как она!

– Священна… Это все только слова. А страх – вот он, здесь, – она прижала руку к груди. – Он заставляет сердце бешено стучаться, рваться на волю, как ветер из повозки, стремясь вернуться назад, домой…

– Ты и вернешься. Скоро. Как только господин Шамаш обнаружит, что ты исчезла…

– Как только обнаружит… – она поджала дрогнувшие губы, на глаза набежали слезы.

– Что ты, что? – заметивший это юноша хотел было обнять ее, успокоить, но не осмелился даже коснуться руки. – Неужели ты сомневаешься…

– Все… Все не так просто… – ей было тяжело не то что говорить, думать об этом, когда каждая мысль была острее пера-льдышки в крыльях одичавших в миг метели ветров. -Я… Я рассказывала уже – Лаль сделал так, чтобы я покинула свой караван, оказалась совсем в другом месте, чтобы не помешала демонам исполнить мечты остальных…

– Помешала? Но почему? Зачем? Что может быть лучше исполнения мечты?!

– Не тогда, когда за этим стоят демоны, – качнула головой девушка, – тем более, находясь в сговоре с Лалем. Я… Я чувствую – это неправильно. Нехорошо.

– Повелитель небес не позволит, чтобы с Его спутниками что-нибудь случилось!