На следующий день Вильгельм громко ругался по поводу поведения обоих прокуроров и особенно Шульца. Казалось, он был на самом деле шокирован. Но это оказалось самой маленькой неприятностью. Федеральная прокуратура позаботилась о том, чтобы доставить куда больше хлопот – и не только отделу безопасности БНД. Ближе к полудню оба прокурора и Вильгельм вместе с Фёртчем вошли в бюро последнего. Я только недавно вошел на территорию "лагеря" БНД и теперь наблюдал за безумной ситуацией из кабинета Ульбауэра. Ульбауэр стоял в углу и курил, все время качая головой. Наша дама, ведущая дело, и Франк Оффенбах сидели за маленьким столиком и дискутировали с озабоченными лицами. Вокруг них топал невысокий неизвестный мне мужчина и что-то рычал в телефон. Ульбауэр знаком попросил меня выйти из его кабинета, потому я на какое-то время остался в приемной. Секретарша Ульбауэра сухо заметила: – Они рехнулись, эти "римляне"! Если бы я не видела это собственными глазами, ни за что бы не поверила.

Через дверь я мог видеть, как бушевал незнакомец. Ведущая дело женщина вышла и прокомментировала происходящее: – Ну и свинство то, что тут происходит. Этого и в кино не увидишь. Внезапно из комнаты вышел Франк. – Норберт, они идут. Давай, мы посмотрим это по телевизору. Мы тут же побежали в "технический кабинет". Федеральные прокуроры как раз заходили в бюро Фёртча. Секретарша встала. Она очень нервничала и дрожала.

В служебном кабинете проверялись шкафы и ящики в столах. Все выглядело вычищено и упорядочено. Шульц взял со стола блокнот и просмотрел его. Он вытащил ящик стола и снова закрыл его, даже не взглянув вовнутрь. Вильгельм покраснел от злости:- Господин федеральный прокурор, вы не хотите ли это осмотреть? Шульц его не слышал. Открыли сейф. Фёртч кратко рассказал об его содержимом и со скрещенными на груди руками отошел назад.

– Вы и это не хотите посмотреть? – с упреком снова спросил Вильгельм. Он взял стопку из пятнадцати – двадцати цветных папок из сейфа, чтобы побудить Шульца к внимательному осмотру. Тот подошел, развернулся и спросил Фёртча: – Это все папки, которые вы имеете право держать у себя? Тот кратко ответил: – Да. При этом он спокойно кивнул. До этого Франк и я смотрели это телешоу молча. Но тут он мне прошептал: – Чертовски интересно, что они с ними все-таки будут делать. Шульц взял папки и попросил – без всякого контроля – отнести их в его служебную машину.

На этом осмотр бюро Фёртча закончился. Когда все выходили. Фёртч, уже стоя в дверях, услышал вопрос своей секретарши: – Мы еще увидимся с вами в этой жизни? Он повернул голову в сторону и, не глядя ей в глаза, ответил:- Я думаю, что да! Потом он с маленьким сопровождением покинул бюро.

Через несколько минут, мы сидели в кабинете Ульбауэра, к нам зашел Вильгельм. Он был весь серый и кипел от ярости. Опустив вниз руки, обратив их ладонями к нам, он почти в отчаянии сказал: – И что, и что, как вы думаете, что они сейчас делают? Они едут на обед. Шульц вместе с Фёртчем отправились вместе обедать. Мне кажется, в ресторан при лесничестве Гроссхесселое или куда-то еще. Мне это в голову не вмещается.

Тут невысокий незнакомый человек подпрыгнул со стула в бюро Ульбауэра и прорычал: – С меня хватит. Он с силой хлопнул блокнотом по столу и исчез, кипя от злости.

А кто он собственно? – спросил я Ульбауэра. – Это начальник группы из Мекенхайма, – ответил Ульбауэр. Чуть позже я снова увидел этого чиновника из БКА – Федерального ведомства уголовной полиции.

По пути я встретил уже знакомое мне лицо. Этот человек был не из Службы, но он приветливо мне улыбнулся. Это был криминальхаупткомиссар – главный комиссар уголовной полиции – из отдела государственной защиты, которого я знал со времен одного из прошлых допросов свидетелей. Он дружески со мной поздоровался, и мы вместе прошли в его большое бюро, располагавшееся как раз рядом с нашим "техническим кабинетом".

При этом мы беседовали о ходе этого странного расследования. – Что здесь, собственно говоря, разыгрывается? – спросил я его, когда мы дошли до дверей кабинета. Он открыл дверь, впустил меня и дружелюбно хлопнул по плечу: – Ах, вы знаете, все это гигантская игра. А мы оба играем в ней очень маленькие, совсем маленькие роли статистов. Он вздохнул и предложил мне сесть.

Я не верил своим глазам. Вся комната была забита едва ли не дюжиной сотрудников уголовного розыска. Они пили кофе, курили и устало беседовали. При этом их настроение казалось каким-то взрывоопасным. Шеф команды, которого я видел в комнате Ульбауэра, как раз давал указания своим людям.

Когда он снова вышел из комнаты, я заметил, как все покачали головами. Мне запомнились слова одного из этих полицейских. – Это все фарс. Обман века. Как долго нам еще сидеть тут взаперти? Кто-то взял полный кофейник с электрокофеварки и всем разлил черный напиток по чашкам. Потом он поднял свою чашку: – Пью кофе за ваше здоровье, олухи!

Конфликт с федеральным прокурором

На следующий день предстоял допрос меня в качестве свидетеля федеральным прокурором Шульцем. Он выбрал себе для работы кабинет на первом этаже того же здания, где сидит наш президент. Присутствовали только он, его коллега Штройдель и машинистка Шульц сидел прямо передо мной. Он запахнул свой двубортный пиджак руками справа и слева, как будто он мерз. Язык тела, думал я, язык тела. И мои мысли были при этом совсем далеки от происходившего.

Перед моими глазами проносились картины моих последних лет службы. Снова вспомнились Дядюшка Бен, первая встреча с Олльхауэром, и вся лавка "Стэй-бихайнд", Федеральная канцелярия и Шмидбауэр, прогулки в лесу и Фёренвег, охрана для моей семьи, "Рюбецаль", Ульбауэр, ведущая дело Фёртча сотрудница и Фредди. Я буквально утонул в воспоминаниях. В голове возник отель "Бухенхайн", и поневоле я подумал о том, как вел себя вчера Шульц, тот самый. который сидел сейчас передо мной, разыгрывая из себя защитника государства. Я ухмыльнулся и снова вернулся в "здесь и сейчас".

Как бы походя я ответил на целую кучу вопросов. Когда он увидел, что я улыбаюсь, из него вырвалось: – Вы, кажется, не воспринимаете это все слишком серьезно, да? – О, нет, очень, очень серьезно, – ответил я наигранным тоном. – Вам нужен перерыв, – решил Шульц. – Пойдемте со мной, – приказал он и оглядел кабинет, будто желая отыскать в нем "жучков". Затем он вышел, а я последовал за ним.

Через несколько минут мы стояли перед зданием. Выложенная белым гравием площадь перед главным входом была пуста. Только в углу стояла синяя "Вектра". За рулем сидел Фредди и курил через открытое окно. – Верная душа, – подумал я. Шульц встал передо мной. С огромным неудовольствием он осознал, что я не назову ему ни настоящих имен моих источников, и не скажу ни слова, которое могло бы привести к их идентификации. Много раз он спрашивал, можно ли ждать еще новых компрометирующих начальника Пятого отдела сведений и нет ли у меня уже на руках материала, о существовании которого ему пока неизвестно.

Он застегнул пиджак и снова затянул старую песню: – Я еще раз вам скажу. Я из Федеральной прокуратуры. Вы поняли? Я свободен в принятии решений. До вас дошло? На меня нельзя надавить. Я не подчиняюсь указаниям со стороны политиков. Вы должны знать, у нас в Германии действует принцип разделения властей. Понимаете? Вы хоть раз слыхали об этом? Политика не имеет отношения к моей работе. Я надеюсь, теперь это вам понятно.

В душе я начал закипать. Чего, собственно, добивается от меня этот человек? Мне нужно подыграть ему в этом кукольном спектакле? Я ведь сам видел и слышал, как в Ведомстве Федерального канцлера разнюхивали все это дело. Я узнал, что Шульц до этого уже побывал в Бонне. Знал, что там он получил соответствующие указания, и после выполненной работы снова отправится туда. Я видел, как он проводил обыск в кабинете Фёртча, я говорил с полицейскими из федерального уголовного розыска. Я знал, что думали об этом процессе Вильгельм и Ольгауэр. Я даже знал, что одному редактору мюнхенской газеты "Зюддойче Цайтунг" удалось еще до начала официального прокурорского расследования выведать в Федеральной прокуратуре, что следственные действия против Фёртча будут прекращены.