Положение еще очень сильно осложнялось различного рода личными вопросами, спорами отдельных иерархов между собой и прочим. Арианствующий император Констанций в первый период своего правления вел себя вполне умеренно. Ему приходилось считаться с тем, что правивший на западе его брат Констант был православным. Но когда Констанцию после смерти остальных двух братьев удалось установить свое господство над всей империей, положение изменилось. С одной стороны, триумф Констанция мог рассматриваться как триумф христианства. Торжественно войдя в Рим, император вынес из здания сената статую и жертвенник Победы и этим положил конец официальному положению язычества в старой столице империи. Он провел против язычников столь широкие меры, на какие его отец никак не решался. Констанций много сделал для обращения в христианство варваров, — в царствование этого императора были, например, крещены готы (этим и объясняется, почему готы приняли христианство в арианской форме и сохранили верность ему до середины VI века, пока их государства не были сокрушены святым Юстинианом). Но, с другой стороны, Констанций, будучи убежденным арианином, решил доставить победу арианству в церковном споре. Констанций созвал несколько соборов, и отношение к ним Церкви двойственно. Конечно, догматическая сторона их деятельности неприемлема, потому что они стремились, постоянно модифицируя изложение веры, уйти от Никейского вероопределения. Но с другой стороны, канонические деяния некоторых из этих соборов утверждены Церковью и по ныне находятся в православной Книге правил. Там, среди правил поместных соборов, вы можете найти и принятые соборами Констанция. В конце концов, императору удалось склонить на свою сторону римского папу Ливерия, который до сих пор мужественно сопротивлялся нажиму его стороны. В итоге папа Ливерий к концу своей деятельности пошел на компромисс с арианами и отказался от исповедания единосущия Отца и Сына.

Этот эпизод важно отметить по разным причинам. С одной стороны он показывает, что папы не являются непогрешимыми в католическом смысле этого слова, т. е. что он иногда впадают в догматические ошибки. С другой стороны, он интересен в свете того, что Ливерий, несмотря на малодушие, проявленное, правда, в очень трудных условиях, причислен был Церковью к лику святых. Его имя вы можете найти в нашем церковном календаре.

Но, несмотря на самые суровые меры, Констанцию не удалось склонить к арианству других мужественных защитников православия. После его смерти ситуация изменилась в иную сторону — началось краткое правление последнего представителя династии св. Константина — Юлиана, известного в истории как Юлиан-отступник.

Этот молодой император вырос в очень трудных условиях, условиях, порой кровавой распри среди родственников Констанция. Хотя Юлиан, в отличие от Константина и Констанция, был крещен в очень раннем возрасте воспитан по церковному и даже посвящен в степень чтеца, он с юности возымел огромную симпатию к язычеству. Это, конечно, печальный симптом, ибо таков был в ту пору не один Юлиан. Некоторые и, может быть, не столь уж малочисленные свидетели событий IV в. в той или иной степени оказались разочарованы их развитием, в частности, внутрицерковной распрей, которая наступила очень скоро вслед за тем, как св. Константин даровал Церкви так называемый «Константиновский мир», т. е. положил конец гонениям на Церковь со стороны язычников. И вот при Юлиане начинается языческая реакция. Этот император правил около полутора лет. Очень скоро он пал в битве с персами, опаснейшими врагам империи, но его правление оставило заметный след. Ему не удалось развернуть крупных гонений. Он, впрочем, и не ставил себе такой цели. Злорадствуя по поводу распрей сред христиан, Юлиан думал, что надо лишь не мешать естественному ходу вещей, и тогда христианская Церковь самоуничтожится в своих внутренних войнах. Христиане преследовались только в случае возбуждения ими каких-либо беспорядков — в случае разорения языческих капищ и т. д. Правда, на местах представители администрации позволяли себе гораздо более жестокие репрессии, чем планировал сам Юлиан. Впрочем, и сам Юлиан к концу своего недолгого правления, видя, что его меры борьбы с христианством не достигают успеха, стал делаться все более жестоким.

Его царствование интересно тем, что оно со всей остротой поставило перед Церковью проблему отношения к языческой культуре или культуре вообще. Нельзя сказать, что эта проблема не возникала раньше. По ее поводу высказывались уже апологеты II и III веков. Какой же ответ они давали? За исключением немногих, например, сирийца Татиана, крайне негативистки относившегося к языческой культуре, большинство апологетов оценивало ее вполне положительно. Философия греческих язычников, говорили они, это такой же детоводитель ко Христу (выражение св. ап. Павла), как для евреев — ветхозаветный Закон. Такая положительная оценка сохранилась и у отцов IV в. Например, у св. Василия Великого есть специальное сочинение о пользе, какую может извлечь юношество из чтения языческих книг, причем пользу эту святитель, как это ни покажется нам странным, усматривает прежде всего в нравственных уроках, которые в них содержатся.

Можно сказать, что новая христианская культура, которая только при св. Константине получила возможность для всестороннего развития, возрастала на базе языческой культуры, используя все, что в ней было пригодного — подобно тому, как улицы христианского Константинополя украшались статуями языческих скульпторов, а для его соборов использовались колонны и другие архитектурные элементы языческих храмов.

Юлиан-отступник понимал, что связь с культурой жизненно необходима для Церкви, и он решил расторгнуть эту связь, воспретив христианам обучаться в языческих школах. Он знал, что его соученики по афинской академии Василий Кесарийский (Василий Великий), Григорий Назианзин (Григорий Богослов), Григорий Нисский, брат Василия Великого — все эти виднейшие борцы за православие в своей богословской работе используют также методы философской диалектики, и, по-видимому, хотел лишить Церковь такого оружия. Несмотря на то, что действие указа Юлиана, отделявшего школу от Церкви, продолжалось очень недолго, христиане успели выразить свое отношение к делу довольно оригинальным образом. В разных местах составляются книги, призванные заменить христианскому юношеству необходимый для образования классический круг чтения. Если у нас на Руси дети начинали учение с Псалтири, то в христианской Греции той поры не меньшее значение имели «Илиада» и «Одиссея». И вот появляется переложение Евангелия языком этих гомеровских поэм, а вскоре, под пером святителя Григория Богослова — изложение событий Страстей Господних и Воскресения в форме античной трагедии под названием «Христос страждущий». Тем самым Церковь засвидетельствовала свое творческое отношение к античному наследию и показала, что созидаемая ею новая христианская культура не порывает с ним целиком.

Попытка Юлиана ниспровергнуть христианство была обречена на провал. Сами его намерения таили в себе внутреннее противоречие. С одной стороны, он выступал убежденным сторонником язычества в самых архаических, эпатирующих даже самих язычников, формах, с другой — прекрасно сознавал бессилие современного ему язычества. Он пытался реформировать язычество по образцу христианской Церкви. Юлиан даже не стеснялся в некоторых случаях ставить Церковь в образец язычникам, указывая, к примеру, на благотворительные учреждения христиан, совершенно отсутствующие в языческой среде. После смерти императора-отступника, оказавшегося последним язычником на римском троне, язычество очень быстро пришло в полный упадок. В угасании язычества не было ничего внешне драматического. И, хотя последние представители старого языческого мира принимали это событие как катастрофу, никаких внешних потрясений при этом не было, не было и никаких особенных насилий, гонений. Разумеется, издавались строгие императорские указы, но язычники не обладали героизмом христианских мучеников и предпочитали стушеваться пред лицом государства, которое окончательно и воинствующим образом стало на сторону христианства.