- Гляди, повёз прицепы с вашего механического... - Светлана толкнула локтем Торбачёва. Но тот молчал. И Светлана опять заговорила:
- Юр, скажи, зачем ты в школу рабкоров ходишь? Ведь ещё ни одной заметки не написал, неужели не о чем? Ну, хоть бы о своей бригаде.
- А зачем голову ломать, - усмехнулся Торбачёв, - и другие напишут. - Ну не объяснять же ей, что ходит он в эту школу ради неё, Светки.
- А мне вот нравится журналистика... - Светлана мечтательно улыбнулась. - Я всем хочу рассказать, о чём знаю, что увижу...
- Да нужны кому-то твои рассказы, - хмыкнул Торбачёв. - Тоже мне, нашла интересное на станции – пути да вагоны.
- Да как же - неинтересное? - всплеснула руками Светлана. -Раньше станция была тупиковая, а сейчас железная дорога дальше на север пошла, разве это неинтересно?
- Ну и что такого в этом? В Союзе сотни таких дорог, вот БАМ, к примеру. Да там и без тебя напишут. А я тебе скажу, что не женское это дело - журналистика, командировки...
- А что женское? Дома сидеть?
- Ну, не совсем дома... Бухгалтер там, врач, продавец. Женщина должна быть дома с семьёй, а не по командировкам ездить.
- А вон, гляди, - Светлана махнула вниз рукой – там, у одного из вагонов пассажирского поезда, толпились студенты-стройотрядники. Брякала гитара, чей-то глуховатый голос негромко пел: «Люди идут по свету...» - Видишь, девчонки. Тоже ведь не девчачье это дело - по стройкам ездить, а едут! Они из Сургута, я знаю их комиссара!
- Мне до них дела нет, а ты про журналистику забудь, - набычился вдруг Торбачёв. - Поступай лучше в пединститут или на экономическое отделение. Товаровед - отличная специальность, между прочим...
- Что?! - Светлана крутнулась на каблуках, как только не сломала их. - Тоже мне, какой указчик нашелся! И без тебя знаю, что мне делать! Ты к нам больше не ходи, всё равно Вовки дома нет! А мной нечего командовать, я тебе никто, - она вновь резко развернулась на каблуках и пошла прочь.
Торбачёв крикнул вслед:
- Погоди, я провожу!
Но Светлана даже не оглянулась.
Торбачёв стоял обескураженный и думал, что девчонки - несносный народ. Казалось, нравится он Светлане, она с удовольствием ходила с ним в кино, а тут даже появляться у них запретила. Хотя верно, чего он там не видел?.. Дружок Вовка в армии, а Светка еще зелёная, до невесты не доросла. Пигалица... И все-таки Торбачёву было грустно: Светка ему нравилась больше, чем разбитные заводские девчата.
Луговой, редактор городской газеты, дал Светлане задание написать об одной из стенгазет. Он и тему подсказал, и куда идти посоветовал. И день самовольного отдыха она решила использовать для выполнения того задания.
Светлана доехала на автобусе до набережной, где останавливался небольшой катерок с громким названием «речной трамвай», а попросту - паром. Он курсировал между городом и совершенно изолированным от него посёлком со странным названием - Моторный. Почему Моторный, Светлана не знала. На том берегу был причал буксирных катеров, может, поэтому и - Моторный?
Паром причалил к деревянным мосткам, на которых ожидали переезда несколько человек.
Светлана сошла на берег вместе со всеми. По асфальтовой дорожке пошла, поднимаясь на дамбу: левый берег реки был пологий, и посёлок в половодье от прибрежных домиков до дальних, смотревших окнами на картофельное поле, затоплялся, пока не построили эту дамбу. И дома в посёлке необычные - с высокими фундаментами, чтобы вода не проникала внутрь, а если такое случалось, то жители Моторного перебирались на чердаки, но из поселка не уезжали, а по улицам плавали на лодках, потому у каждого дома на козлах дожидались своего часа - июньского разлива реки - лодки: килевые шлюпки, плоскодонки. Чаще последние: строить их легко, да и пройдут они всюду - на тихой воде плоскодонки прочны и устойчивы. Но вот уже несколько лет лодки стояли на приколе, разве что самые заядлые рыбаки по весне спускали на воду самодельные свои «корабли», но многие из них давно уже обзавелись отличными металлическими катерами типа «казанки». Сновали по реке и быстроходные «Прогрессы». Впрочем, других марок Светлана не знала, а вон сколько катеров болтается у пирса лодочной станции.
Светлана постояла немного на дамбе. Отсюда далеко видно, ведь дамба, пожалуй, повыше противоположного берега. Вся река и посёлок видны, как на блюдечке. По реке то и дело пробегали моторные лодки. Басовито гудела «Ракета», пришедшая с верховьев, причаливая к речному вокзалу, откуда только что отвалила «Москва», и, утюжа воду, неуклюже, неторопливо пошла вниз по реке. «Москва» пронзительно засвистела перед ширмой из узких плотов-бонов, перегораживающих реку, требуя пропустить её.
Сплавщики в ярко-оранжевых спасательных жилетах выскочили из двух домиков, срубленных на плотах, быстро заработали лебедками, и ширма, сначала нехотя, а потом стремительнее, подгоняемая быстрым течением реки, двумя крыльями отпрянула к берегам. Будто радушный великан раскинул руки: путь свободен...
Светлана знала, что эта перегородка из плотов со странным названием - ширма, служила для брёвен-одиночек, плывущих откуда-то сверху, ловушкой. Сплавщики ловили брёвна и баграми сталкивали в огороженный бонами от всей реки закуток. А когда брёвен набиралось достаточно, их сплавляли молем-самосплавом вниз по реке до фанерного комбината, если много было березы, или связывали в плоты и буксировали вверх по реке, на лесокомбинат. Глядишь, брёвнышки шли в дело. Но если честно, то много, выброшенного в половодье, леса остается на берегу, всё это гниёт годами, а то брёвна, переполненные влагой, уходят на дно или плавают торчащими из воды «топляками».
Светлана понаблюдала, как сводили ширму сплавщики, посочувствовала им молча, глядя, с каким напряжением они крутят ручки лебёдок, и отправилась в посёлок. Ей надо было попасть на улицу Гагарина к редактору стенгазеты, о которой она собиралась написать. Она шла и удивлялась: надо же, здесь и улицы сплошь речные да сплавные - Речная, Катерная, Якорная, Сосновая, Канатная... Но и космонавтов сплавщики, видно, тоже уважают: рядом с улицей Гагарина была улица Титова.
Светлана поёжилась: холодно. Весь день солнце боролось с тучами и ветром. Ветер зло и порывисто рвал с деревьев последние листья, швырял их на землю целыми пригоршнями. Или, хвастаясь силой, поднимал с земли целые горы сухого осеннего золота, и вот уже завертелись листья в бешеном танце, и всё терялось в рыжей метели. Ветер свистел, улюлюкал, рычал и бросал в небо, в лицо прохожих сухие листья, бессовестно оголял деревья. Злорадно хохоча, он винтом вворачивался в стаи туч, как волк, выискивая среди стада самую пушистую, кудрявую, и вгрызался в её тело. Тучи, суетясь, стремглав бросались туда, куда, играя, направлял их злой ветер, и в образовавшуюся брешь прорывались лучи солнца.
Под напором ветра тучи разомкнули свой суровый, хмурый строй. Одинокий солнечный лучик проскользнул вниз... О, чудо! Поникшая замерзшая осинка около одного из домов заполыхала, как костер. Всеми своими листочками деревце затрепетало под лучами солнца, веточки, казалось, потянулись вверх, к живительному теплу. Это была невероятная картина: хмурая улица, неприветливые серые дома - и единственное яркое пятно на сумрачном фоне, горящее, манившее к себе взгляд...
Светлана вошла в крайний, первый на улице Гагарина дом, построенный из бруса, покрашенного в голубой цвет. Краска почти всюду потрескалась, и дом выглядел, как многоглазая диковинная рыба с голубой чешуей.
Светлана поднялась на второй этаж на темноватую площадку, придавила кнопку звонка. Дверь открыла женщина с загорелым морщинистым лицом. На ней было синее строгое платье, на плечах - пуховая шаль, на ногах валенки. Светлана вгляделась и внутренне ахнула: да ведь это Валентина Юрьевна, бывший директор их школы.
- Что вы хотели? Вы к кому?
- Валентина Юрьевна, а вы меня узнаете? Я - Светлана Рябинина из восьмого «Б», из третьей школы.
- Ну-ка, ну-ка... - Валентина Юрьевна провела Светлану за руку в прихожую, где было очень светло от лампы дневного света на потолке. Она ещё раз внимательно посмотрела на Светлану: